Я ничего тогда не ответила, но хрустальный флакон кирина начал все сильнее жечь мне грудь, и становилось понятно: нужно что-то решать.
Ту ночь мы закончили паршиво: прогулялись в императорскую темницу, куда я приказала поместить Рен. При виде меня тануки разразился лающим смехом.
– Что, пришла убить меня, чужестранка?
Я повернулась к пьяному в стельку Алиму.
– Ну-ка повтори, что в твоей степи делают с наглыми енотами.
Алим повторил, а мы с Рен внимательно выслушали.
– Ты не сможешь, – пролаял тануки.
– Верность нельзя купить, – повторила я его слова. – Но если уж продаешься, Рен, стоило выбирать хозяина умнее. Я бы тоже могла подарить тебе Шепчущих, и ты это знаешь.
Не буду описывать, что мы потом сделали. Что я потом сделала. Потому что вызывать драконов, уничтоживших целую армию, – это одно, а своими руками подталкивать енота в котел с кипящим маслом – совсем другое.
– Зря… – заплетающимся языком бормотал потом Алим. – Н-надо было… сначала… шкуру… с него… того.
Я кусала губы до крови, пытаясь заглушить вопли в ушах.
О Ли мне с тех пор считал нужным напомнить, наверное, каждый встречный. Об этом шептались слуги и мягко говорили новые министры, кстати выбранные Ли.
Он слишком много на себя берет. Именно он правит страной. Он слишком самостоятельный. Да как он смеет ставить себя наравне с генералами и наместниками, бывший раб! Да его в цепях нужно отправить на рудники Лянь, где ему самое место.
Спустя неделю после смерти Рен я приказала Ли явиться в императорские покои.
Он явился и рассказал, что изо всех сил готовит мне коронацию. Что столицу удалось призвать к порядку, что торговля с султанатом, а также степью восстановлена. Ах да, а еще именно он теперь глава Синих Пауков. Государь желает посмотреть на голову прошлого Паука? Он хранит ее для меня в спиртовом растворе. Послать за ней слугу?
Я отказалась. Не думаю, что чья-то голова, пусть и отлично сохранившаяся, благотворно сказалась бы на моем аппетите. Которого, впрочем, и так не было.
Я приказала подать нам еще вина, а потом велела слугам убраться подальше, потому что сейчас будет серьезный разговор, и я хочу остаться со своим новым канцлером одна.
– Государь? – Ли насторожился.
– Не называй меня так, – поморщилась я, когда все ушли. – Просила же.
– Госпожа. – Он нахмурился.
– Почему ты не предупредил меня о том, что подменишь зеркало и приведешь Пауков во дворец?
– Госпожа, умоляю, простите, но вы могли нас выдать.
Я посмотрела на него в упор.
– Ли, ты мне не доверяешь. Я тебе тоже. Однажды Мэйлин, или Ванъян, или кто-нибудь еще, для тебя важный, окажется под угрозой – и ты предашь меня снова. Ты ненадежен. Ты уже сейчас забираешь у меня власть. Слышал, о чем говорят во дворце? Вдобавок тебе единственному известно, кто я на самом деле. Ты для меня угроза. Я всегда буду думать о том, кому и что ты рассказал обо мне. Однажды это может стоить мне жизни.
Ли отвернулся от нашего низенького стола и неторопливо опустился ниц.
– Если госпожа так считает, мне следует умереть.
Я сняла хрустальный флакон со шнурка и открыла крышку. В наступившей тишине капли звонко утонули в вине. Положив пустой флакон на стол, я приказала:
– Поднимись и выпей.
Ли покорно сел и посмотрел на флакон – теперь и он его видел. Зажмурившись на мгновение, он взял кипарисовую коробочку, в которую здесь наливают рисовое вино, и прижал к губам.
– Постой.
Ли поднял на меня усталый взгляд. Мне показалось, что в его глазах мелькнула надежда.
– А как же тост? – улыбнулась я. – За нового императора!
– Да, госпожа, – кивнул Ли. – Пусть его правление будет счастливым.
Глаза в глаза, не отрываясь, мы оба выпили. Я поставила свою коробочку на стол и выдохнула. Все было кончено. Теперь можно было наконец сказать:
– Я люблю тебя, Ли. Прости меня.
Он улыбнулся, впервые широко и даже почти радостно.
– Я понимаю, госпожа. Вы все сделали как должно. Вы… – Он запнулся, будто хотел сказать мне что-то, но не мог.
Я подождала, но он молчал.
– Ли, мне кажется, тебе следует уйти. Я позову слуг.
– Госпожа… Я бы хотел остаться с вами, – прошептал Ли и посмотрел вдруг так отчаянно и беспомощно, что у меня зашлось сердце.
Я поскорее отвернулась.
– Нет. Я хочу остаться одна.
– Да, госпожа, – его голос звучал очень слабо, сломленно. – Я…
– Уходи.
Он повиновался.
Я слышала, как он вышел во внешнюю галерею и к нему бросились слуги, а потом и ко мне, чтобы убрать со стола и принести принадлежности для письма. Я приказала вынести столик на веранду – отсюда виден сад, а еще можно смотреть на луну и звезды.
Мэйлин, ты была права: звезды лучше людей.
Потом я долго писала, ставила печати, отдавала распоряжения страже – бывшим Паукам. Ли просил меня не освобождать их, ведь нам были так нужны верные слуги. Я вспомнила Шики, но все равно согласилась. Теперь эти верные слуги мне пригодились. Они убедятся, что мои распоряжения выполнены так, как я хочу. За них я спокойна.
Да и за будущее империи тоже. Какой из меня правитель? Другое дело Ли – он уже отлично себя показал.
А у некоронованного императора Рюичи этой ночью остановится сердце. Никто и не подумает о яде, ведь я забрала тот флакон. У принца же такое слабое сердце! К тому же Пауки защитят Ли в случае чего.
Воспоминание о его улыбке до сих пор меня греет. Прости, настоящий принц, я не знаю, какое желание ты загадал умирая и почему оно призвало меня, но я тоже не справилась. Я всего лишь слабая женщина, и моя любовь меня погубила.
Кирины никогда не казнят невиновных. Я же виновата. Я погубила столько жизней, в том числе и своими руками. Всякий раз, когда у меня был выбор, я выбирала себя. Мне кажется, где-то между этими смертями я и себя убила, еще раньше, еще до этого яда. Если думать так, то получается, это справедливая плата. Я должна была отдать чью-то жизнь в обмен на заклинание, разбудившее драконов. Драгоценную, дорогую для меня жизнь. В этом мире для меня дороги только я сама и Ли. И лучше, если это буду я. С какой стороны ни посмотри – везде лучше.
Что ж, пора заканчивать. Как же красиво поет соловей…
(след от упавшей кисти)
Эпилог
Император Дзи́мму, прозванный в народе Воином Небес, некогда носивший имя Ли, возвращался на закате из Зала Совета в свои покои. За ним, шелестя полами одежд, следовали слуги, а впереди вышагивала стража, и алый свет заходящего солнца ярко сверкал на позолоченных пластинах их кольчуг.
Империя процветала, чего не скажешь о ее государе. Конечно, нашлись те, кто считал, что Ли занял трон незаконно, убив юного императора Рюичи. И слухов было бы больше, останься в живых Мэйлин. В тот же день, когда она разрешилась мертвым младенцем, Ли раскрыл заговор, призванный возвести принцессу и ее возможного сына на трон. Ее смерть при родах избавила империю от многих проблем, но подкосила государя окончательно. Работал он и так как проклятый, но одним чувством долга жив не будешь.
Это понимали и министры. Осознавали они и то, что долго на своих постах не удержатся, если император внезапно, как покойный Рюичи, заснет и не проснется, поэтому сегодняшний совет посвятили попытке убедить государя выбрать наконец императрицу.
Ли и слышать об этом не хотел, но у министров имелось свое мнение. Спорить с императором они, конечно, не могли, но при дворе привыкли добиваться своего исподволь. Так что Ли не особенно удивился, когда обнаружил в своей спальне госпожу Микки, дочь некогда канцлера, а ныне левого министра. Она восседала на роскошной императорской кровати и уныло смотрела на чашу с хурмой, которую ей предлагала служанка.
– Пойдите вон, – приказал Ли, вздохнув.
К госпоже немедленно кинулись слуги и очень почтительно попытались ее поднять. Сама Микки, еще сильнее раздобревшая за эти годы, давно уже ходить не могла – по крайней мере, так было еще на недавнем празднике Цветения. Но сейчас, когда госпожа хоть и грузно, но поднялась сама, Ли заметил, что она похудела.
Впрочем, уходить даже с помощью слуг Микки не торопилась. Наоборот, она прокосолапила к императору, встала так, чтобы он посмотрел только на нее, что при ее размерах было совсем не сложно, и очень знакомо прищурилась. Ровно так же щурилась с портрета на шелке беловолосая демоница, которую государь нарисовал, только-только взойдя на престол.
Один этот взгляд, а еще безумная надежда, снова всколыхнувшаяся – хотя вроде бы давно мертвая, – заставила его приказать:
– Уйдите все.
Ко всем Микки себя не относила. Она так и осталась стоять, и взгляд ее мрачнел с каждым мгновением.
Ли сделал знак не уводить госпожу… пока. И, когда двери за слугами закрылись, тоже посмотрел на девушку.
– Здесь все отлично слышно, – пробормотала она. – Пойдем на веранду.
– Там все слышно еще лучше, – тихо заметил император. – Что такое важное вы желаете сообщить мне, госпожа, раз забыли о манерах и оказались в моих личных покоях без приглашения?
Вместо ответа Микки протопала к двери, резко раздвинула створки – главный слуга свалился ей под ноги – и проорала:
– Во-о-он!
Ли даже не удивился, когда через мгновение услышал торопливые удаляющиеся шаги. Микки хлопнула дверьми и обернулась.
– Я жду, – устало напомнил он.
Надежду требовалось задавить, пока она не выросла, превратившись в уверенность. Кто-то рассказал левому министру, что император ищет подобное поведение у женщин, а он научил ему дочь. Это ложь, игра. Но игра отличная!
– Ты ждешь? – выдохнула Микки. – Ты?
Ли молчал.
– Да будь ты проклят! – завопила вдруг девушка. – Вот это, – она обвела себя руками, – по-твоему, нормально?! Ты что, не мог запихнуть меня в тело какой-нибудь красавицы?! Почему именно эта толстуха?! Ли! Ты же колдун, а не принц-неумеха, ты-то мог заклинание, или что у вас там, и нормально прочитать! Посмотри на меня!