А счастливой она никогда не была.
Я лучше пойду. Я думаю, что Ларс мог бы выстрелить в меня, если я заставлю его ещё ждать. Я…
– Эй, знакомые туфли.
О, нет!
Суббота, 29 апреля, 16.00, лимузин домой.
О, да.
Лилли. Это была Лилли.
В киоске рядом со мной.
Она сразу узнала мои туфли от Мэри Джейнс. Мои новые Prada, не те старые, на которые она беспощадно нападала несколько лет назад на своем веб-сайте.
Она подошла и сказала:
– Миа? Это ты там? Мне показалось, что я видела Ларса в коридоре…
Что я могла сделать? Я не могла сказать, что это не я. Это же очевидно.
Я вышла, там стояла смущенная Лилли:
– Как, ты делаешь здесь??
Я же так долго сидела в аудитории, где я могла придумать легенду на этот случай.
Большая Ложь Миа Термополис Номер шесть.
– О, привет, Лилли, Гретхен Вайнбергер не могла придти сюда сегодня и попросила меня написать статью о Майкле, – я даже достала из моей сумки приглашение Гретхен, что бы доказать мою колоссальную ложь… – Я надеюсь, с тобой всё в порядке.
Лилли моментально уставилась на пригласительное для прессы. А потом она уставилась на меня, точнее попыталась (потому что я все ещё выше её на шесть дюймов, особенно в моих платформах, даже при том, что она носит каблуки).
Честно сказать, мне не понравилось то, как она посмотрела на меня. Она до сих пор не верила мне.
Слишком поздно, я помню способ, которым Лилли могла проверить вру я или нет (потому что мой нос вспыхивает).
Однако, я практиковалась перед зеркалом, а также перед бабушкой, чтобы этого не происходило.
И бабушка говорит, что получается намного лучше. (Джей Пи тоже так говорит. Иначе он бы все понял, когда я сказала, что я не принята ни в один из колледжей. Не говоря уж о других моих неправдах.)
Я готова убить Лилли за то, что она рассказала ему про ноздри.
Иногда интересно, есть ли еще что-то из того, что Лилли не рассказала Джею Пи про меня.
Я была довольна тем, что Лилли не могла понять, что я вру. И как только убедилась, я добавила:
– Я надеюсь, ты не возражаешь, что я здесь. Я старалась не встречаться с тобой и оставаться на заднем плане в максимально возможной степени. Я знаю, что это – особенный день для тебя и вашей семьи, и даже для меня… я думаю, что Майкл теперь знаменит.
Последние слова были правдой, и я не беспокоилась о моих ноздрях. Лилли сузила свои глаза. На этот раз она не накрасила их черными тенями для век.
Я знаю, она сделала это специально для миссис Московитц, которая считает черные тени для век вульгарными.
Я думала, что она собиралась наброситься на меня.
– Ты на самом деле здесь только потому что пишешь статью для "Атома"? – спросила она твердым голосом.
Я никогда не концентрировалась на своих ноздрях сильнее, чем сейчас.
– Да, – сказала я. И так или иначе, это не ложь, потому что я планирую придти домой и написать статью на четыреста слов об этом.
Пристальный взгляд Лилли с жадными глазами не изменялся.
– И ты действительно будешь писать о Майкле, Миа?
– Конечно, – ответила я.
Это тоже правда. Как я и думала, Лилли полностью уставилась на мой нос и, увидев что мои ноздри спокойны, немного расслабилась.
То, что она сказала потом, так потрясло меня, что я на мгновение потеряла дар речи.
– Действительно хорошо, что ты пришла, – сказала она, казавшись на сто процентов искренней. – И я знаю то, что ты приехала, очень много значит для Майкла. Поэтому я не могу отпустить тебя пока ты с ним не поздороваешься.
– Мм, – сказала я, чуть не толкнув пожилую леди выходящую из соседней кабинки. – Нет, спасибо. Я думаю, что у меня есть достаточно для "Атома". Этот день предназначен только для вашей семьи, я не хочу отнимать у вас время. Меня уже ждет Ларс.
– Не будь идиоткой, – сказала Лилли, схватив мое запястье, – ты идешь со мной, как представитель прессы. Я допускаю это.
Я была немного испугана.
– Ты – принцесса, помнишь? Ты можешь перенести свои личные дела, но как твой редактор, я говорю, тебе необходимо интервью с Майклом. И ему будет больно знать, что ты была здесь и даже не поздоровалась, – сказала она, всё сжимая мое запястье. – А причинишь ему боль ты только через мой труп."
Я причиню ему боль? Здрасьте! Я могла бы напомнить ей, что ее брат был тем, кто уничтожил меня. И пусть, я полная дура и полностью имела право быть уничтоженной. То, что происходит сейчас – это продолжение мести за то, что я сделала в прошлом году? Она тянула меня в ту комнату, чтобы оскорбить меня перед всеми, особенно пред ее братом?
Если так, это не месть, ведь у меня был любой выбор, я могла не позволять ей тянуть меня назад в переполненный павильон. Мое запястье походило на железо. Но… что, если это не месть? Что, если Лилли вела себя так, потому что в течение двух лет так обращалась со мной? Возможно, это стоило риска.
Поскольку несмотря на всё, даже на ihatemiathermopolis.com-я уважала Лилли. Если бы она не мстила мне все это время – я возможно простила бы ее. Я видела удивление на лице Ларса, когда мы вышли из дамской комнаты вместе, и его глаза быстро расширились – он отлично знает, что Лилли и я больше не подруги. И заметив с какой силой она сжимает мое запястье, он поня,л что я иду с ней за руку не по собственной воле.
Однако, я покачала головой, чтобы сообщить ему, что он не должен идти со мной. Это было моими проблемами, и я сама разберусь с ними. Чего бы это ни стоило. Я видела и Тину, которая смотрела на меня с ужасом. Лилли, слава богу, не заметила её.
Челюсть Тины отвисла, когда она увидела мое запястье, зажатое рукой Лилли: подругами мы точно не казались.
Тина поднесла свой сотовый к уху и показала губами: "Позвони мне!"
Я кивнула. Тина просит перезвонить.
Следующее, что я увидела это то, что Лилли тянула меня через Саймана и Луизу Темплман.
Мы приближались к месту, где Майкл, его родители, Кенни и другие работавшие над Хирургией Павловым все еще стояли и пили шампанское.
Мне казалось, что я сейчас умру.
Тогда я вспомнила кое-что, в чем бабушка когда-то убедила меня: Никто никогда не умирал от страха, ни разу в истории.
– Майкл! – заорала Лилли, когда мы подходили к ним. Она отпустила мое запястье и взяла мою руку – я почувствовала, что-то странное. Лилли и я привыкли держаться за руки все время, когда шли по улице и были детьми, наши мамы научили нас этому, гарантируя себе, что так нас не переедет автобус. В детстве рука Лилли всегда была потной и липкой от леденцов. Теперь она была гладкой и прохладной. Как рука взрослого человека. Это казалось странным.
Майкл разговаривал с целой группой людей на японском языке. Лилли позвала его еще дважды и только потом он, наконец, просмотрел и увидел нас.
Мне жаль, что я не могу сказать, что была спокойна когда его темные глаза посмотрели на меня, и что я легко смеялась и говорила все правильно. Мне жаль, что я не могла сказать как в действительности: я принесла демократию в страну, и написала роман на четыреста страниц, и принята в каждый колледж, к которому обращалась (даже если это только потому, что я – принцесса), но я не могу врать, что встретилась с Майклом впервые после того, как я сорвала с шеи мое ожерелье из снежинок на его глазах около двух лет назад.
Я чувствовала, что покраснела, когда его внимательный взгляд встретился с моим.
Кроме того, мои руки начали потеть сразу же. Я была уверена, что пол сейчас провалится, голова начала кружиться.
– Mиа, – сказал он глубоким голосом Майкла.
Он улыбнулся, и мое головокружение увеличилось примерно до десяти миллионов процентов. Я был уверена, что сейчас упаду в обморок.
– Гм – сказала я. Я думаю, улыбаясь. А если честно, я понятия не имею. – Привет.
– Миа здесь представляет "Атом" – объяснила Лилли Майклу, когда я поздоровалась. Я не могла сказать ничего большего. Это было все, что я могла сделать, только чтобы удержаться от падения, как дерево, которое грыз бобер.
– Она пишет статью о тебе, так ведь Миа?
Я кивнула. Статья? "Атом"? О чем она говорила?
Ой, точно для школьной газеты.
– Как твои дела? – спросил меня Майкл. Он говорил со мной. Он говорил со мной дружественным, неконфликтным голосом.
И все равно никакие слова не формулировались в моей голове, я молчала, точно так же, как Джуд Лоу в кино Стивена Кинга. Только я не была такой красивой.
– Почему ты не задаешь Майклу вопросы для своей статьи, Миа? – Лилли тыкала меня. В плечо. И это неприятно.
– Ой, – сказала я.
– Ничего себе! Слово!
– Где Ларс? – усмехаясь, спросил Майкл. – Ты лучше подожди, Лилли. Она вообще-то ходит только с Ларсом.
– Он где-то здесь, недалеко, – удалось мне сказать. Наконец! Предложение. Сопровождаемое шатким смехом .
– У меня все хорошо, а ты как, Майкл?
Неужели я говорю?!
– Я – отлично, – сказал Майкл.
И тут подошла его мама:
– Майкл, этот человек из Нью-Йорк Таймс. Он хочет поговорить с тобой, – вдруг она увидела меня и ее глаза стали огромными.
– О… Миа.
Ага. Прямо как: О. Это ты. Девочка, Которая Разрушила Жизни Обоих Моих Детей.
Я правда не думаю, что это было мое воображение. Я подразумеваю, если вспомнить воображение Тины то вышло бы:
О. Это ты. Девочка, По Которой Мой Сын Тайно Сходил С Ума Два Года Назад.
– Здравствуйте, доктор Московитц – сказала я худшим голосом в мире. – Как Вы?
– Все хорошо, дорогая, – сказала доктор Московитц, улыбаясь и наклоняясь , чтобы поцеловать мою щеку. – Я не видела тебя так долго. Это прекрасно, что ты смогла приехать.
– Я пишу о Майкле статью для "Атома", – объяснила я торопливо, зная, как глупо это звучало. Но я не хочу, чтобы она думала, что я приехала по любой из настоящих причин, – но я знаю, что он занят. Майкл, иди, поговори с Нью Йорк Таймс.
– Нет – сказал Майкл. – Есть много времени и для этого.