– У тебя проблемы из-за Розы?
Адриан говорил очень сдержанным тоном.
Я кивнула.
– Угу. То, что я сделала, в их глазах равносильно предательству.
– Не знаю, что означает «равносильно», но, похоже, дело серьезное.
Я видела, как Адриан изучает меня краешком глаза.
– А оно того стоило?
– Пока – да.
Было легко так говорить, раз у Зои еще нет татуировки, а меня не отправили в центр переобучения. Если это изменится, я буду отвечать уже по-другому.
– Я действовала как должна была. Думаю, это оправдывает всякие неожиданные поступки.
– Я тоже нарушил много правил, чтобы ей помочь, – беспокойно сказал Адриан. – Я сделал это ради любви. Не знаю, благородны ли мои мотивы так же, как твои, тем более что она влюблена в другого. Большую часть «неожиданных поступков» я совершал по самым разным причинам, чаще всего – чтобы позлить родителей.
Я поняла, что слегка завидую этому. Я не могла даже представить себе, как нарочно пытаюсь раздразнить отца, хотя мне, конечно, хотелось так поступить.
– Думаю, любовь – благородный мотив, – сказала я.
Конечно, это было умозрительное суждение. Я ни разу не влюблялась, и мне не на что было опираться для столь громкого высказывания. Наблюдая за другими, я решила, что любовь – это прекрасно… Но в данный момент я была чересчур занята работой, чтобы переживать из-за отсутствия влюбленности. Интересно, должна ли я чувствовать разочарование по этому поводу.
– И думаю, у тебя есть масса времени, чтобы совершить другие благородные поступки.
Адриан захихикал.
– Никогда не думал, что самым рьяным членом моей команды поддержки станет девушка, считающая меня дурным и бессердечным.
Значит, мы с ним два сапога пара. Поколебавшись, я заставила себя задать вопрос, который не давал мне покоя:
– Ты все еще любишь ее? Розу?
Поскольку я не знала, каково это – быть влюбленным, то не знала и сколько времени должно пройти, чтобы избавиться от любви.
Улыбка Адриана погасла. Взгляд стал отсутствующим.
– Да. Нет. Трудно покончить с чем-то вроде этого. Она так сильно на меня повлияла, и в хорошую, и в плохую сторону. Такое трудно оставить в прошлом. Я стараюсь не очень думать о любви или ненависти к ней. Просто пытаюсь жить, как жил до нашей встречи. К несчастью, с переменным успехом.
Вскоре мы добрались до колледжа. Уиз Реган оказался крупным мужчиной с бородой, в которой виднелась проседь. Однажды летом миссис Тервиллигер бесплатно учила его племянницу, и Уиз чувствовал себя обязанным ей.
– Вот в чем дело… – начал он, как только мы уселись напротив.
Адриан был в брюках цвета хаки и рубашке шалфейного цвета; такой наряд отлично подошел бы для собеседования с работодателем… Поздновато он так оделся.
– Я не могу просто взять и внести вас в список. Чтобы принять заявление о зачислении в колледж, требуется много времени и проверок, и мы никоим образом не можем успеть все за два дня. Что я в силах сделать – так это зачислить вас в качестве вольнослушателя.
– Это что еще такое? – спросил Адриан.
– Быть вольнослушателем – значит присутствовать на занятиях и выполнять задания, но не получать за это отметок.
Адриан открыл рот, чтобы заговорить, и я могла лишь вообразить, какой комментарий он собирается отпустить насчет такой добровольной работы. Я быстро вмешалась:
– А что потом?
– Потом, если вы сможете собрать документы, через… скажем, через неделю или две – если эти документы примут, – я смогу задним числом изменить статус вольнослушателя на статус студента.
– А как насчет стипендии? – спросил Адриан, подавшись вперед. – Я смогу получить деньги?
– Если вы имеете на это право, – сказал Уиз. – Но, честно говоря, вы не можете подать заявление на стипендию, пока вас не примут в колледж.
Адриан снова откинулся назад, и я догадалась, о чем он думает. Если на зачисление в колледж уйдет пара недель, тогда и стипендию, без сомнения, оформят не сразу. Адриану предстоял по крайней мере еще один месяц проживания у Кларенса – в лучшем случае. Я приготовилась к тому, что Адриан откажется от всего, но вместо этого увидела на его лице выражение решимости. Он кивнул.
– Хорошо. Давайте для начала зачислите меня вольнослушателем.
Это меня порадовало.
Мне удалось внушить себе, что я довольна занятиями в Амбервуде, но, взглянув на расписание настоящего колледжа, я увидела, какая пропасть разделяет эти два учебных заведения. История здесь изучалась куда более глубоко, чем я могла себе вообразить. Однако Адриана история не интересовала. Он немедленно сосредоточился на факультете искусства.
В конце концов он записался на два вводных курса по живописи и рисунку. Занятия шли три раза в неделю и – что удобно – друг за другом.
– Поменьше придется ездить на автобусе туда-сюда, – объяснил Адриан, когда мы уходили.
Я изумленно взглянула на него.
– Ты собираешься ездить на автобусе?
Похоже, его позабавило мое удивление.
– А как же иначе? Занятия идут днем. Ты не сможешь меня возить.
Я подумала о находящемся бог знает на каком отшибе доме Кларенса.
– Да где ты вообще найдешь там автобус?
– Примерно в полумиле от дома есть остановка. Тот автобус подбросит меня до другого, который идет до Карлтона. На всю поездку уйдет примерно час.
Признаюсь, я утратила дар речи. Надо же, Адриан все это разузнал, не говоря уж о том, что готов был пойти на такие неудобства. Однако на обратном пути он ни словом не обмолвился о будущих трудностях или о том, что ему еще не скоро удастся выехать от Кларенса.
По возвращении в Амбервуд мне не терпелось рассказать Джил об успехе нашего дела. Не то чтобы она нуждалась в моем рассказе. Благодаря связи с Адрианом Джил, наверное, знала об этом больше меня. И все равно она всегда о нем беспокоилась и, без сомнения, была бы довольна, выяснив, что дела у него налаживаются.
Когда я вернулась, Джил в нашей комнате не оказалось, но в записке говорилось, что она занимается где-то в общежитии. Единственной положительной стороной ее наказания являлось то, что ей не дозволялось находиться где угодно и когда угодно.
Я решила воспользоваться возможностью и заняться этим несчастным амулетом для миссис Тервиллигер. В течение последних двух дней я собирала ингредиенты, и, с согласия преподавательницы биологии, миссис Тервиллигер обеспечила мне доступ в одну из химических лабораторий. В тот вечерний час там никого не было, потому я могла смешать варево в тишине и покое.
Как я уже говорила, указания были крайне подробными и – с моей точки зрения – чрезмерными. Недостаточно было просто отмерить листья крапивы. В указаниях говорилось, что их надо «оставить в покое на час», и в течение этого времени мне полагалось каждые десять минут говорить: «Да вдыхаю я в тебя пламя». А еще я должна была прокипятить агат, чтобы «пробудить в нем жар». Остальные инструкции были того же рода, и я знала, что миссис Тервиллигер никоим образом не сможет узнать, в самом ли деле я в точности им следовала – особенно что касается всяких фраз. И все равно я проделывала все прописанное, чтобы доложить, каково это – быть древним практиком. Итак, я послушно следовала инструкциям и так сосредоточилась на точном выполнении каждого этапа, что вскоре эта процедура полностью заворожила меня саму.
Закончив два часа спустя, я удивилась тому, насколько устала. Конечный результат явно не оправдал затраченные силы. Я осталась с шелковым мешочком на кожаном ремешке, полным листьев и камней. Я понесла его и свои заметки в комнату, собираясь написать отчет для миссис Тервиллигер и покончить с этим заданием, но, добравшись до комнаты, разинула рот при виде нашей двери. Кто-то принес красную краску и разрисовал всю дверь летучими мышами и клыкастыми рожами. Поперек этого большими печатными буквами было написано слово «ВАМПИРША».
Я в панике ворвалась в комнату. Джил была там, а миссис Везерс и незнакомая учительница рылись в наших вещах.
Я в изумлении уставилась на эту сцену.
– Что происходит?
Джил подняла голову. Лицо ее было донельзя огорченным, и она не смогла ничего ответить. Наверное, я появилась в конце обыска, потому что миссис Везерс и ее помощница вскоре закончили и подошли к двери.
Я была рада, что нынче вечером взяла алхимические припасы с собой в лабораторию. В моем чемоданчике имелось несколько измерительных инструментов, которые, как я подумала, могут мне пригодиться. Мне совершенно не хотелось объяснять администрации общежития, откуда у меня коллекция химических препаратов.
– Что ж, – сурово сказала миссис Везерс. – Не вижу ничего особенного, но позже я могу сделать еще одну выборочную проверку – поэтому не расслабляйтесь. У вас и так уже достаточно неприятностей; не усугубляйте их.
Она вздохнула и покачала головой, глядя на Джил.
– Я очень разочарована в вас, мисс Мелроуз.
Джил побелела.
– Я же говорю вам, все это ошибка!
– Будем надеяться, – зловеще проговорила миссис Везерс. – Будем надеяться. Я подумываю о том, чтобы заставить вас самостоятельно стирать с двери этот вандализм, но, поскольку твердых доказательств нет… Что ж, завтра попросим уборщицу.
Как только гостьи ушли, я немедленно кинулась к Джил:
– Что случилось?
Джил рухнула спиной на кровать и застонала.
– Случилась Лорел.
Я села.
– Объясни.
– Ну, я позвонила в библиотеку, чтобы проверить, нет ли у них школьных ежегодников… Хотела найти фотографию Келли Хейз. Оказалось, что вообще-то они есть, но сейчас на руках у школьной редколлегии для какого-то амбервудского ежегодного издания. И ты никогда не поверишь, кто возглавляет этот проект. Лорел.
– Ты права, – сказала я. – Такого я и предположить не могла. Разве у нее не начальный курс английского?
Вообще-то Лорел была старшеклассницей.
– Угу.
– Думаю, всем нужна практика, – пробормотала я.
Джил кивнула.
– Как бы то ни было, мисс Ямани была в здании, поэтому я пошла узнать у нее насчет вступления в швейный клуб и насчет моей работы на Лию. Она очень вдохновилась и сказала, что поможет мне в этом.