Шпага оказалась слегка длиннее и тяжелее, чем те, которыми я фехтовала, или это просто я уже все забыла. Я сделала пару выпадов, разминая запястье, затем попробовала финт и недовольно поморщилась: рука потеряла былую гибкость. Выпад, еще, и отход назад, ноги запуталась в ткани, я чуть не рухнула, лишь в самую последнюю минуту успела схватиться за стул. Шпага вылетела из рук и с грохотом упала на каменный пол. Я выругалась.
— Мадонна, тише! — взмолилась служанка, — вы всех разбудите!
— Не думаю, — беспечно отозвалась я, — Этот домик стоит слишком далеко, чтобы его хозяева могли услышать хоть что-то.
Словно вопреки моим словам, раздались шаги, затем тихий голос спросил:
— Мадонна, все ли в порядке?
— Да, все хорошо, — откликнулась я, поднимая шпагу и кладя ее рядом с кроватью.
— Но я слышал шум!
— Это я зацепилась за стул. Вы же знаете, какие женщины неловкие! — я даже не пыталась скрыть ехидство.
— Будьте осторожней! — как я и предполагала, он не заметил издевки.
— Мадонна, вам не следовало брать шпагу у Боно, — тихо заметила Далия, подходя ко мне, чтобы помочь снять платье.
— Почему? — пробурчала я, с наслаждением скидывая грязную одежду.
— Даме не пристало сражаться! Иначе что будут делать мужчины?
— Пить пиво и стонать, как они устали? — я вспомнила Макса, затем уныло посмотрела на Далию, — Давай спать?
Та послушно кивнула. По очереди мы искупались в бадье, затем легли на кровати. Гль’ойн погас. Вскоре по мерному дыханию своей спутницы, я поняла, что она спит.
Выспавшись в карете, сама я долго ворочалась на кровати, затем встала и подошла к окну, приникла к щели между ставнями, надеясь рассмотреть хоть что-то. В глубине сада скрипели цикады или какие-то другие твари. Темнота была такой, что ни монастырские стены, ни деревья не были видны. Зато над каменными громадами древних стен сверкали розовые звезды.
Они были чужими, как и все вокруг. Решительно отойдя от окна, я вновь легла на кровать. Сон все не шел. Очередной раз повернувшись в кровати, я вдруг услышала шаги. Кто-то явно направлялся к нашему порогу. Сердце тревожно забилось. Я на всякий случай аккуратно вытащила шпагу из ножен.
Дверь приоткрылась, заскрипели половицы. Я затаила дыхание, следя за темной фигурой, крадущейся по комнате. Незнакомец подошел к спящей Далии, внимательно всмотрелся в ее лицо, выпрямился и покрутил головой. Увидев меня, он почти беззвучно двинулся в мою сторону.
Я выждала, пока он подойдет почти вплотную, затем вскочила, отбрасывая одеяло на него, и выставила шпагу. Мужчина отшатнулся, бросил взгляд на клинок и, глухо ругнувшись, выхватил свой.
Мы замерли, не сводя глаз друг с друга, и я с удивлением заметила, что верхняя часть лица незнакомца черная. Он был в маске. Волосы были спрятаны под платком, повязанным на манер пиратов. Мгновения все тянулись и тянулись, затем незнакомец сделал обманное движение, будто хотел обойти меня, я дернулась, и он бросился к выходу, я помчалась следом, но он уже выскочил наружу и захлопнул дверь. Лязгнул засов. Я выругалась, едва успев затормозить, чтобы с размаху не влететь в деревянную створку.
— Что случилось? — Далия проснулась.
— К нам приходил гость, — я с досадой посмотрела на дверь.
— Кто?
— Не знаю, он не представился, — съязвила я.
— Кто-то из пастырей? — допытывалась служанка.
— Не знаю. Он был в маске, — я присела на одну из кроватей, — Они должны надевать маску, когда входят в дом к женщине?
— Конечно же, нет! — воскликнула женщина, — зачем им маска!
— Чтобы не быть узнанным? — предположила я и тяжело вздохнула, — Думаю, что нам надо как-то выбраться отсюда.
— Пастыри это не одобрят, — покачала головой служанка. Я мрачно посмотрела на неё:
— А если нас убьют или похитят, то этого не одобрит граф. Боюсь, что одним визитом ночь не ограничится. Одевайся!
Ей пришлось подчиниться. Пока я натягивала платье, и потом Далия мне его поправляла, в голове возник план. Как только последний шнурок на платье был завязан, я подошла к окну и начала пытаться отодвинуть крючок с помощью шпаги.
— Почему бы просто не позвать пастырей? — спросила Далия, — И не рассказать им о незваном госте?
— А ты уверена, что наш незнакомец не один из них? — пропыхтела я. Бряцание железа о дерево возвестило о том, что попытка была успешной. Ставни нехотя раскрылись, и в комнату проник розоватый свет луны.
— Пойдем! — поманила я Далию следом за собой. Одна за другой, подобрав длинные юбки, мы вылезли в окно, прокрались между кустов, стараясь лишний раз не шуметь. Выйдя в соседний двор, я остановилась и покрутила головой. Необходимо было где-то переночевать. Взгляд упал на достаточно большое здание с огромным круглым окном над входом.
— Идем, — я подергала Далию за рукав, указывая на приоткрытую дверь.
— Но это же тампль! — испуганно возразила она, — Там общаются с Создателем!
— Ну вот, заодно и поговорим! — зло отозвалась я. Признаюсь, что в эту минуту, если бы кто-то набросился на меня, я бы убила его, не задумываясь.
К нашему счастью, внутри никого не было. Те же белые стены, как и в домике, ряды темных скамеек, в окнах были витражи, но в темноте ночи они казались тусклыми. У торцевой стены на полу стоял лист из синего металла, на котором горели свечи.
Пахло воском. А еще — лавандой и полынью. Я поморщилась: никогда не любила запах лаванды, тем более здесь он был слегка навязчивым.
Далия прошла по проходу, между рядами скамей из темного дерева, остановилась у первого ряда, стала на колени и что-то зашептала. Наверняка молитву.
Вздохнув, я попыталась улечься на скамью. Она была очень жесткой, выступы больно впивались в бока. Пришлось встать. Я оценивающе посмотрела на пол из голубых и зеленых плит, наверняка сырой и холодный. На всякий случай потрогала рукой. Он был не просто холодным, а ледяным. Так ничего и не придумав, я села, опустила голову на руки и наконец задремала.
Нас весьма бесцеремонно разбудили на рассвете. Кто-то из пастырей вошел в храм и попытался поднять шум.
Пришлось вставать, уверять, что на нас напало неудержимое желание всю ночь говорить с создателем, после чего, зевая, брести в серовато-розовых сумерках на стены, окружавшие клирах, чтобы в торжественном молчании лицезреть первый луч солнца. Признаться, в другое время зрелище меня бы порадовало: миг, когда тьма обращается в серые сумерки, которые, в свою очередь, развеиваются розовато-золотистыми лучами светила, действительно заставлял затаить дыхание. Когда закончишь зевать от недосыпа.
Затем мы дружно, вернее, послушно, прошли в трапезную: большую комнату, где на длинном столе уже стояли миски с какой-то кашей, на вид напоминающей овсянку. Какова она на вкус, я пробовать не решилась. Лениво ковыряясь в тарелке, я с тоской подумала о своем фирменном кофе.
После завтрака нас попросту попросили уехать как можно скорее. Возможно, в этом сыграла свою роль моя непочтительность, во всяком случае, после разговора с тем самым пастырем, который нашел нас в храме, Боневенунто как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Сев в нашу расписную коробчонку, так я мысленно называла карету, я блаженно раскинулась на подушках, сквозь сон думая, что в мире все относительно. Возможно, наш экипаж и подпрыгивал на ухабах, но этого я уже не замечала, крепко заснув.
Проснулась я оттого, что карета остановилась. Оказалось, что Боневенунто решил свернуть к каким-то очередным развалинам, чтобы переждать полуденную жару.
Из куска ткани, который художник извлек из недр походного сундука, мужчины быстро соорудили что-то наподобие навеса, под которым мы все и расположились.
Пьетро с хитрым видом достал из-под скамьи кучера плетеную корзину, в которой оказались хлеб, несколько головок домашнего мягкого сыра, круг колбасы и два кувшина с вином, или, как его называли здесь, фьён.
— Приятель, неужели ты принялся за старое? — наигранно изумился Пауло, пожевывая сухую травинку. Он уже лежал на траве, с удовольствием вытянув ноги, — То-то я гадал, куда ты бегал всю ночь! Думал, что от этой пресной еды тебя выворачивает, а ты, оказывается, в погреба наведывался!
— Не завидуй, друг мой, — поучительно отозвался его приятель, выкладывая сыр и колбасу на камни и ловко нарезая хлеб толстыми ломтями.
Я внимательно посмотрела на Паоло, мысленно сравнивая его с вчерашним незнакомцем. Он был ниже и явно толще, к тому же его руки не были столь белыми и холеными, как те, что я видела ночью. Этому трюку меня научили наши мальчики: запоминать человека не только по лицу, но и по рукам. Способ был не совсем надежным, но сейчас помог. Руки Пьетро тоже оказались мозолистыми и грубыми.
— Мадонна, — окликнул меня художник, отвлекая от наблюдений. Он протянул мне один из кувшинов. Я вздрогнула и машинально посмотрела на его руки: с разноцветными следами от въевшейся краски, тонкими порезами от неудачных попыток заточить грифель, они тем не менее были достаточно красивыми, но тоже далеки от тех, которые я видела. Хоть это радовало. Я взяла кувшин. Кубков не было, и фьён пришлось пить из горла.
— Далия мне рассказала о незнакомце, — аккуратно начал художник, выждав, пока я сделаю глоток. Я кивнула и заметила вполголоса:
— Да. Твоя шпага пришлась кстати, он не был готов к тому, что я буду сопротивляться.
— Как вы думаете, чего он хотел?
— Не знаю. Но искал он именно меня. Или кого-то очень похожего.
Мы переглянулись. Боно бросил взгляд на приятелей. Но те были увлечены фьёном.
— Но не думаю, что искали именно меня, — быстро добавила я, — Шпага была для незнакомца полной неожиданностью.
— Теперь уже не будет, — предупредил меня художник, — надо обязательно рассказать это мэссэру графу.
Я кивнула и откинулась на нагретые солнцем камни, закрыла глаза. Пахло луговыми цветами и малиной. После бессонной ночи фьён буквально вскружили голову, и я наслаждалась этим полуденным отдыхом.