т, начнём уже обучение? Да и вообще, я не так представляла себе новую встречу, – я придвинулась к мужчине ближе, вдохнула его запах и заглянула в глаза. Да, хевл побери, всю ночь вспоминалась прогулка по набережной.
– Начнём. Но сначала мой вопрос, Ветерок.
Коста провёл большим пальцем по моей щеке, обвёл припухший от вчерашних поцелуев рот.
Интересно, что на этот раз? Во сколько я ложусь спать или что предпочитаю на завтрак?
– Ты так задумчиво вчера смотрела на мои губы, прежде чем завести тот разговор о свободе подонков… Хотела сравнить? И кто оказался лучше: я или Крис?
Я отпрянула. Щёки опалило огнём. Нет, недооценила Стордаля. Хлестнул вопросом наотмашь, не ожидала…
– Можешь не отвечать, – улыбнулся он и уселся в кресло. – И вот, собственно, первый урок: магия – это ты сама. Все твои эмоции, переживания, любые оттенки чувств – все их отражает стихия. Как резко похолодало, заметила? Это ты призвала воздух себе на помощь, даже не сознавая этого. Нет, не ветра, которыми ты, как ни странно, управляешь так виртуозно. Сейчас происходит как раз то, чему тебе только предстоит научиться. Описать, как это выглядит?
Не дожидаясь ответа, Коста продолжил. Спокойно, без эмоций, будто читал лекцию:
– У воздуха множество характеристик и свойств. Температура, скорость, влажность, давление, плотность, состав. Контролируя их, ты сможешь резать своими ветрами будто ножом. Или сдавить воздух кольцом вокруг шеи недоброжелателя. Или просто удалить кислород из определённой части комнаты. Я привожу такие примеры, потому что твоя аура сейчас сплошь чёрная от негатива. Ты неосознанно прогнала от себя нагретые солнцем и нашими телами слои воздуха. Холод бодрит, охлаждает эмоции, заставляет думать рационально, и именно это тебе сейчас было нужно. Я вижу циркуляцию твоих потоков магии, сейчас зарисую. А пока накинь мой пиджак, пожалуйста.
Коста быстро набросал на бумаге схему моей реакции на его вопрос.
– Научишься контролировать себя – сможешь управлять стихией. Начнём с азов – концентрация. Всё ещё мёрзнешь? Сейчас подадут чай.
На завтрак и первый урок мы всё же перебрались на аллею Пионов, в особняк Косты. Но какой к хевлам чай?! Я сейчас была в таком раздрае, что ни о какой концентрации речи не шло. Ну да, я и раньше замечала, что мои сильные эмоции напрямик влияют на местную погоду. Я всегда называла это просто – ветра заигрывают.
– А вот и он. Раханский сбор, кстати. Ройбуш, мята, мелисса, ромашка, валериана, листья ежевики. Спасибо, Милька, передай мою благодарность Абертине. Она меня второй день радует; кажется, я не ошибся с новой кухаркой…
Во Дворец я добралась только вечером, бесцельно пробродив по городу несколько часов. Прощупывала воздух, вслушивалась в стихию, узнавая её заново. Сколько у неё качеств и свойств, о которых я прежде не задумывалась…
Каких трудов мне стоило не выдать себя, заслышав дорогое сердцу имя! И всё равно в гостиной двухэтажного особняка на аллее Пионов прямо за спиной Стордаля на один короткий миг застыл льдом и беззвучно рассыпался на мелкие осколки воздух. Однако не думаю, что он заметил.
Сомнений не было: это моя Абертина. Она всегда заваривала именно этот чай. Как незаметно пробраться к ней, зарыться лицом в сухие жилистые ладони, предупредить, чтобы не выдала дочь прежних хозяев? Ещё придумаю, но в следующий раз.
Чаем первый урок и завершился. Прежде чем я смогла выдумать причину для бегства, Коста сам решил, что на сегодня достаточно.
– Я не хочу снова услышать, что меня слишком много. Поэтому продолжим, когда сама будешь готова. Буду тебя ждать, Ветерок, – лёгкий поцелуй в щёку, словно не было неудобных вопросов и очевидных, пусть и не произнесённых вслух, ответов.
Родное Дно встретило обычной пьянкой на подворье, ржущими в голос мужиками во главе с Ульвеном-волком и хлопочущими над лягушонком бабочками.
– Ну, и кому из вас, подонки, на двух ногах ходить надоело? – устало спросила я, рассмотрев своего малька. Нос у Хвенсига был разбит в кровь, руки-ноги ободраны до мяса, а немудрящую одёжку теперь только на выброс. – А то живо у меня Дрошке компанию составите.
– Ветерок, так ты ж сама грозила мальку ноги переломать, – ухохатывался волчара. – Вот с него самого и спрашивай, а других виновных нет!
– Ди… ди-итя ветра! – аж икал от смеха Ольме. – Я, грит, как старшая моя буду! Любые крыши нипочём! С первого же прыжка сверзился – да так, что всю черепицу животом сосчитал!
Хвенсиг насупился и отмахнулся от сердобольной Режки, что прижимала ему не первой свежести платок к носу. Прогнусавил:
– Ну, а чего… Раз девка может, то я чем хуже?..
– Режин, дай-ка.
Я брезгливо взяла окровавленную тряпицу и через неё с хрустом вправила на место сломанную носопырку.
– А-аааа! – взвыл от новой боли лягушонок.
– Это за «девку». За остальное при всех позориться будешь или пойдёшь уже, пока хотя бы уши целы?
Малёк ещё что-то прогундосил, но все звуки потонули в новом взрыве смеха.
– Принцессу слушай, икринка! – сопроводили его напутствиями подонки. – Она из тебя человека сделает!
Сама виновата. С тех пор, как взяла лягушонка под себя, толком ему внимания не уделяла. А он во Дворце в последние дни сам себе предоставлен, вот и наслушался всякого. Наверняка подначил кто-нибудь, а тот и повёлся.
Моя способность быстро и бесшумно передвигаться по поверхностям разной высоты и через разные препятствия местным давно была известна. Мне не составляло труда белкой взлететь по водостоку, перемахнуть с него кувырком на крышу, чтобы с разбега покорить уже следующую. Лестницы, перила, стены – каждый элемент городской архитектуры был мне помощником в этом стремительном забеге.
Наловчилась за много лет. Пусть лягушонок мелкий, лёгкий, подвижный, как все дети, но для таких кошачьих перебежек нужно долго тренировать мышцы, оттачивать грацию и ловкость.
А главный секрет такого моего стиля передвижения в том, что со мной всегда мои ветра. Когда нужно поддержат, ускорят, смягчат. Откуда бы Хвенсигу это, конечно, знать…
– Ну что, беда, далеко тебе до «девки» оказалось? Я что тебе наказала делать, пока меня нет?
– Ну, лажа ведь это, Ветерок…
– Ответ не слышу.
– Писанину писать и цифры учить, – пробубнил малёк. – Ну, нахрена мне оно, а?
Рука уже не поднялась на и без того пострадавшего Хвенсига. Хотя бы руки-ноги не переломал. И снова моя вина. Малец до сих пор без дела сидит, пользы никакой не приносит. Он же в таком возрасте как губка в себя всё впитывает, а чему хорошему он на подворье без твёрдой руки научится? А у меня, как назло, своих забот сейчас по горло.
Только с такими тёмными делами в городе уже не хочется его на улицы «потеряшкой» выпускать. Об утреннем убийстве подонка на пороге магнадзора здесь уже тоже знали. Какой-то Трюха-ловкач, только недавно на Дне появился. Ещё ни в одном серьёзном деле засветиться не успел, а вот уже кому-то перешёл дорогу. Я по привычке погрела уши, отметила для себя пару деталей.
– Эй, Принцесса, Локоть зовёт! – крикнул Скондрик с подворья. Я выглянула в окно. – Целый день тебя ищу… Что, совсем загордилась, на глубину пошла? От прежних подельников добра теперь, поди, и не вспомнишь…
– Это от тебя, что ли, катала, я когда что хорошее видела?
Сколько раз он меня зажимать в углах пытался, сколько на лестнице караулил, пока я ещё в каморке под крышей ютилась. Ольме тогда ещё «красавчиком» не был, отпора старшему не мог дать, только на свои быстрые ноги и резкие ветра и приходилось надеяться. Внезапным заступником стал Ульвен-волк, тот хоть тоже хвостом вокруг меня помахивал, но по-доброму, силой никогда взять не пытался. Ненадолго, правда, Скондрику этих уроков хватило.
– Иду, не ори…
Мальца силой пришлось раздеть и уложить в кровать. Завтра им займусь. Его разодранную одежду с чужого плеча я без сожаления выбросила. Отыскала среди своих старых вещичек рубаху и штаны. Если подвернуть да перепоясать, то пока сгодятся.
– Ветерок, а ты меня научишь?
– Чему тебя, беда, ещё учить?
– Ну, как ты… прыгать по крышам. И чтоб, как у тебя – красиво…
– Спи уже. Завтра разберёмся.
– Слышь, Ветерок…
– Ну чего тебе ещё?
– А ты же не уйдёшь? Как мамка, меня не бросишь? А то она как померла, мне без неё совсем тошно было… И тебя во Дворце совсем уже не бывает.
Малец широко зевнул, но не отрывал от меня встревоженных синих глазёнок.
– Да чтоб тебя, икринка… Вот вы все сегодня горазды вопросы задавать. Не уйду. Ну и не помереть тоже постараюсь. Всё, доволен? Спи уже, беда белобрысая…
Нет, надо что-то с ним делать. Не приживётся он на Дне. Добрый слишком, привязчивый. Вот же, проблема за проблемой, и с каждым днём всё новые снежным комом. Ладно, вроде уснул, а мне надо наведаться к Локтю. Тот миндальничать не стал, сразу перешёл к делу:
– Про Трюху слышала уже?
– И труп своими глазами видела. Пулей прошили. Из какого он района?
– Да в том-то и дело, что теперь наш. Из Храма. Неделя, как его туда приняли.
Храм – это второй из двух новых западных кварталов, помимо Вечернего, что Локтю Скат пожаловал. И теперь его головная боль.
– Его не подонки шлёпнули, Князь. Залётный какой-то ухарь. А, может, из прежней жизни что догнало. Есть ещё пара мыслей…
– Вот со Скатом ими и поделишься, а то он с меня за такие дела спросить хочет.
– Так пусть со старшего над Красным районом и спрашивает, в его же квартале мокрядь развели, прямо у магнадзора.
– Не сечёшь, Ветерок? Над Красным старшой из второго круга, он-то поглубже Ската плавает. Это как раз-таки он сейчас Скату предъявил. Среди своих там убийцу сыскать не смогли, так что откуда жмурик взялся, с тех теперь и спрашивают.
– А я-то при чём? Я ж рыбёха мелкая…
– Вот у Ската и спросишь, чего это он, минуя меня, сначала мелочь хочет выслушать. Подсидишь меня, Принцесса, как пить дать…