Нет, в щипачи он зря полез. Ему бы с таким портретом милостыню у храмов просить, пока из возраста не вышел. Или в сцепке с кем разыгрывать «потеряшку» в богатых кварталах. Вложений-то тьфу: отмыть, причесать, одёжку хорошую прикупить. Может, действительно сговориться с кем за малую долю? Кто у нас там в «подорожниках» по центру работает? Схема-то проще некуда… Хоть так содержание отрабатывать начнёт, а там видно будет.
Знать бы ещё, кто за малька приставам двести койнов отстегнул, и не перешла ли я сейчас дорогу неведомому благодетелю тем, что эту соплю под себя взяла.
– Значит, так, икринка. Понял уже, что к чему? Отныне руки за пазухой держишь. Узнаю, что снова по карманам пошёл – сама выпорю. Не умеешь – не берись. Теперь что ни сделаешь – всё на меня ляжет, а репутацию портить мне сейчас никак нельзя. К новым делам сама пристрою, всё отработаешь. Жить у меня будешь, харчеваться у мамки.
– Так я теперь взаправдашний подонок? – не веря собственному счастью, спросил малёк.
– Прилипала ты придонная, ясно? Стряхну – разом течением на отмель вынесет.
– Ясно, Ветерок, – захлопал тот выгоревшими ресницами.
Ясно ему, как же. Сколько до этого учила, пока впрок не шло.
– С тебя ещё за вчерашнюю выходку причитается. Умеешь же подставить…
Подстава эта принесла мне двести монет за день работы, но Хвенсиг о том не знал, лишь виновато опустил голову. Я отсчитала ошеломлённому лягушонку двадцать койнов: стандартную десятину за наводку. Десять тут же забрала обратно – плата за грядущий месяц. Ещё пять вычла за лишний рот у мамки Трефы. Угол, так и быть, на себя возьму, как и сегодняшний завтрак в трактире. Всё равно с новым плавничком пора перебираться в комнату получше.
Но и на оставшиеся пять железок Хвенсиг смотрел как на неведомое богатство.
– Башмаки хорошие купи, – осадила я его радужные планы. – А то лечить тебя ещё… К Сейве́лу-чеботарю сходишь: скажешь, что от меня. Четыре монеты ему отдашь, остальное пусть на ветер пишет. Так и скажешь, он поймёт, что на меня. Всё, набил брюхо? Тогда чеши обратно, мамке скажешь, что Локоть Принцессу на глубину тянет, та скажет, что делать. В новой конуре всё отмоешь до блеска и вещи мои перенесёшь. Свободен, малёк…
Особый донный жаргон тоже приняла не сразу, долго перестраиваться пришлось. Особым открытием стали значения некоторых забористых ругательств, что без стеснения разъяснил Ольме. Фрея Кьеделиг таких слов, поди, отродясь не слышала. Всё пичкала меня возвышенным слогом Бро́мера и Ва́тринса…
Денег я вчера срубила знатно, пусть и за сомнительное дельце. За собственным братом слежку устроить, вот же ж… Наследство, поди, не поделили, вот и играют грязно. Главное, что для меня всё обошлось. Амулет надёжно мои ветра от посторонних глаз скрывает, не к чему было магу с волнующим запахом придраться.
А дел всё равно хватает. Свалившийся на меня немалый заработок к банкирам отнести надо, пусть в рост идёт. Настроения в ближайших кварталах разнюхать не помешает. Сейчас заказов нет, но никогда не знаешь, где подслушанная сплетня пригодится. А мне теперь вдвое больше слушать надо, раз сам Локоть сказал, что позовёт. Может, крупную аферу замыслил, а, может, и на самой глубине не всё гладко, завёлся какой-нибудь особо борзый окунёк.
– Принцесса, Хват тебя к себе просит!
Запыхавшийся Солнышко нагнал меня на Мучном мосту, том самом, под которым с Ольме первую булочку делили. Ишь ты, чуть более суток прошло, а уже «Принцесса» и «просят». Быстро схватывает. Сказал бы «зовёт», так ещё подумала бы. Но раз Хват объяснил своим подручным, что к чему, то можно и сходить.
– Посланьице тебе, Принцесса, – сразу перешёл к делу надзиратель.
Смолчала. «Какое? От кого?» – такое только бездна простодырая спросит. А перед законным подонком будь добр сам выложить свист без лишних понуканий. Это Хват до сих пор меня прощупывает, слабину ищет.
– Эта… вести ведь тоже денег стоят, у нас тут служба, а не почтамт, – осклабился Хват.
– С отправителя и спрашивай, – пожала я плечами.
Письмо получила тут же. Запечатанный конверт плотной кремовой бумаги без опознавательных знаков. В самой записке ни имён, ни адреса не оказалось, только краткое: «Завтра в восемь».
– Когда принесли?
– Дак вчерась ещё, за час до полуночи.
Значит, ждут сегодня. Ну, жди на здоровье, черноглазый маг с Эльдстегат, а я, как вчера и сказала, туда больше ни ногой.
Только что я делала в розовых кустах на Эльдстегат, выглядывая тёмное окно кабинета в назначенное время, объяснить не смогла бы. Разумная предосторожность, пусть так. Послежу за ним. Если не дождётся маг и плюнет, то и я тихо уйду. А вздумает в магнадзор идти, то буду действовать по обстоятельствам. Перехвачу на полпути, мол, опоздала. Нет, зря я думала, что всё так просто мне с рук сойдёт. Магам доверять нельзя.
Резкий запах поздних роз забивал нос, щекотал нёбо. Я отчаянно сдерживалась, чтобы не привлечь внимание собак. А свет до сих пор ни в одном окне не горит, только на этаже прислуги. Ошиблась с отправителем записки?
– Долго тут сидеть намерена? – раздалось сверху.
От неожиданности всё же оглушительно чихнула. Хевловы розы, из-за них ничего не почуяла. Батистовые платочки остались в прошлой жизни, теперь и рукав сойдёт. Мон Эрланн поморщился, полез в карман, но передумал. Ну да, вспомнил, что перед ним не какая-нибудь Габи Арно, не по адресу будет жест.
– Не договорили вчера. Пошли.
– А вы со всеми шлюхами любите после этих дел поговорить? – зло бросила я. – Я бы тогда заранее в тариф включила.
Думал, я забыла вчерашнее? Нет, мешок с деньгами, недооцениваешь. Что наши бабочки, что из ваших богатых районов лоретки – все на Дно работают. Шепну нужное имя, и расстарается какая-нибудь куртизанка, надолго убедит в собственном бессилии, они так умеют. А если такой чистенький и шлюхами брезгуешь, то по-другому ославить могут. Где-нибудь на приёме в присутствии симпатичной особы, например, скандал закатить.
Только вперился своими недобрыми глазищами, кивнул понимающе.
– Гордая какая. Что, извинений хочешь? Ну, хорошо, перегнул. Идём.
– Обойдусь без ваших покаяний, не трудитесь. Но вы меня перед другим человеком ославили.
– А-а. Брат мой понравился? – насмешливо глянул он сверху.
– Там хоть посмотреть есть на что, – не осталась я в долгу, недвусмысленно осмотрев его с ног до головы и задержавшись взглядом в районе бёдер. Про обнажённые утренние экзерсисы фроя Стордаля тоже ведь вчера доложила.
Я же говорила, что всё у мужиков вокруг одного вертится? Вот и осаживать их таким же манером надо, разом сдуваются. Хотя сложен этот маг ничуть не хуже, чего греха таить.
Не понравилось, вижу.
– Отыгралась? – ровно спросил Эрланн. – Хорошо, брату скажу. И комплимент передам. Так идёшь, нет? Работа для тебя есть.
Я чуть помедлила, но пошла следом. Деньги есть деньги, а у меня теперь прилипала под брюхом и долг перед Глубиной вырос. Если что, сбегу и на Дно залягу. Долго искать будет, и никакой Хват не поможет.
Странно было входить в богатый дом с главного входа. Так и вспомнилось: не успеешь до массивной бронзовой ручки дотянуться, обогнав в три прыжка родителей, как дверь уже сама распахивается и невозмутимый Ка́рсен склоняет легонько голову: «Добро пожаловать домой, госпожа Фьельбрис». Никогда его врасплох застать не получалось, никогда он не выглядел запыхавшимся или торопящимся, и только в уголках глаз сияла довольная добрая усмешка.
– Вы позволите ваш плащ, госпожа? – в глазах этого дворецкого не было ни удивления, ни сомнения в том, что я могу быть здесь гостьей. Раз я с хозяином и с парадного входа, значит, так надо.
Вышколенный такой. Как же старого Карсена напомнил. Мон Эрланн открыл было рот, но я уже повернулась спиной, позволяя слуге снять с меня верхнюю одежду, поддев забытым изящным жестом верхние края плаща. Лёгкий кивок с полуулыбкой в ответ, голову повернуть на определённый угол, больше не встречаться взглядом. По мнению фреи Кьеделиг, позволять ухаживать за собой – отдельное искусство для леди. Вылезло вот старое знание не к месту.
Мон Эрланн промолчал, не отрывая хмурого взгляда. Сплюнуть, что ли, на пол для баланса?
– Го́трик, пусть накроют в столовой.
Время тянет, сразу поняла я. Мог и в саду всё выложить. Значит, или сомневается, или работёнка непростая предстоит. Если даже до ужина с «нюхачом» снизошёл. Тогда и я с ценником стесняться не стану. А если не по зубам работа окажется, то вовсе откажусь.
– Как тебя зовут? – донеслось с другого конца овального стола, пока я хмуро изучала вышитую скатерть и возникающие перед собой приборы и бокалы.
– Ветерок, – буркнула я.
– Ну да, – хмыкнул Эрланн. – А ещё имя есть? Такое, чтобы людям представить. Настоящее, понятно, не спрашиваю.
Чего он от меня хочет? Нет у меня других имён. Ветерок и Принцесса, Дну хватает. А настоящее я и сама почти забыла.
– Ладно, сам придумаю… Ешь.
Мужчина принялся за тушёную в сливках перепёлку, а я краем глаза следила за служанкой. Но мне еду клали с общего блюда и травить вроде бы не собирались.
– Вина, госпожа? – спросил дворецкий.
Глоточек можно. Тем более это то самое йелленское и было, что обещал привезти дядя Леванте, и которое я так и не попробовала. Вот же насмешка судьбы – сегодня для него самый повод. Я кивнула на бутылку белого. Дворецкий – напитки он подавал лично – потянулся к бутылке матового стекла, но вдруг охнул и прижал к себе обе руки, скрючив пальцы.
– Снова артрит, Готрик? – сразу понял Эрланн.
– Простите, господин.
Тут же на подмогу метнулся белый фартук из шеренги таких же, выстроившихся в ряд. Я осадила слуг взмахом руки:
– Сама справлюсь.
Хватит этого фарса с прислуживанием, будто я тут почётная гостья. Вижу ведь, как недоумённо косятся служанки.
– Идите, – велел им маг и заинтересованно посмотрел на запечатанную бутылку в моих руках.
Ульвен-волк меня этому фокусу ещё давно научил. Стекло вещь хрупкая, но пластичная. Достаточно горлышко согреть и с нужной силой в донце стукнуть, чуть взболтав. Белые вина все чуть искрят, и пробка сама собой выскочит. Да, вот этот бокал подойдёт: узкий, высокий, на тонкой ножке. Ровно на два пальца.