Сюзанна подошла к нам вплотную и втянула носом воздух.
– Бахрейнский портвейн, – взгляд ее был исполнен глубокого осуждения. – Как вы могли, девочки?
– Мы совсем немножко, – влезла я. – Только для поддержания сил и настроения. Буквально по мензурке.
– Настоящая девушка никогда не позволит себе спиртного! – строго сказала Сюзанна. – А вы катитесь по наклонной – кальян, портвейн. Что дальше?
– А дальше, Сюзанночка, мы очень голодны и хотим плотно позавтракать. Я бы не отказалась от яичницы с салом и помидорами, потом неплохо бы колбасы, сливочного масла и свежих булок… И кувшин ревеневого компота – без него просто никак! Люци, а ты?
– Поддерживаю, герцогиня.
Сюзанна вздохнула.
– Сейчас все будет. Но портвейн я тем не менее вам не простила. Вы у меня еще наплачетесь кровавыми слезами.
Покончив со страшными угрозами, Сюзанна быстро и ловко приготовила нам завтрак и усадила за столиком в уголке кухни. Себе она налила ромашкового чаю, взяла вазочку с сухариками и хотела было уйти, но мы ее упросили сесть с нами.
– Герцогиня, не дело простой экономиссе сидеть с вами за одним столом.
– Ну, удостой меня такой чести, Сюзанночка! Заодно расскажешь, как идут дела по подготовке к часу икс.
Но сначала мы просто накинулись на еду. Готовила Сюзанна так, что я не понимала, как ее еще не похитили из замка Монтессори и не сделали главной королевской поварихой. Лишь перейдя к ревеневому компоту, мы с Оливией стали бросать на нашу дорогую экономиссу просящие взгляды.
– Ну что вы от меня хотите, девочки? – улыбнулась она. – Слава Святой Мензурке, вы вчера нашли себе наиболее безопасное занятие. А тут всем пришлось носиться. И у Фигаро были трудности с привлечением к работе дальних родственников герцога.
– Но?…
– Кто же смеет возражать Фигаро? Одним словом, все мужчины сначала очищали крышу от мусора под руководством главного конюха, а дамы вместе со мной и еще служанками доставали из кладовых ковры, выносили на улицу и выбивали из них пыль. Кстати, высокородным дамам безумно понравился процесс выбивания пыли. Они просто душу вкладывали в свои выбивалки. И после выглядели счастливыми и румяными. Я всегда считала, что активный труд на свежем воздухе облагораживает человека и разгоняет кровь. Потом был полдник, и, немного отдохнув, все мужское население замка потащило ковры на крышу. Там под руководством Фигаро и кузнеца ковры настелили в два слоя. Кузнец из железных полос наделал скоб, и все, кто умел держать молоток в руках, прибили ковры к крыше кровельными гвоздями. Фигаро потом показывал мне – получилось очень даже симпатично и торжественно. Лишь бы дождь не пошел во время визита Его Высокоблагочестия.
– Ну, он же в договоре с небесами, так что все будет просто зашибись. Сюзанна, а можно нам на крышу?
– Девочки, не сегодня. Нынешний день будет посвящен очистке чердака. Умоляю в это не соваться. Вы же приготовили украшения. Вот и украшайте. В восемь часов общий подъем и завтрак. Хотя, я полагаю, конюх и шорник уже начали вынимать стекла из чердачных окон. Ну, ступайте. Я должна приготовить большие корзины и длинные крепкие веревки – чтобы спускать мусор через окна. А вы…
– Все, все, все, – замахала руками Оливия. – Мы идем клеить ромашки на стены. Себастьяно оставьте нам.
– Да я его с прошлого вечера не видела…
– Мы сумеем его найти. Сюзанночка, спасибо за завтрак.
Мы встали.
– Эй, – подняла палец Сюзанна. – Со вчерашнего вечера винные погреба недоступны. Фигаро сменил замки, и ключи только у него.
– Гнусная жестокость! – проныла Оливия. – Да ладно, мы сейчас делом займемся.
Но прежде мы отыскали и разбудили Себастьяно. Он был в оранжерее, томный и усталый, на лавочке между кустов с чайными розами.
– Во сне он даже симпатичный, – пробормотала Оливия. – И это обрамление из чайных роз… Давай его отравим, и он будет лежать в гробу, спокойный и прекрасный, как спящий принц из сказки. В белом венчике из роз… Наденем траурные геннины, будем рыдать… Папашка сочинит бессмертный реквием… Ведь это ж какая красота и слава!
– Это позже, – категорично заявила я. – Сейчас он нужен нам живым. Мессер Себастьяно! Себастьяно, похотливый козел, просыпайся!
Козел открыл томные очи.
– Опять вы, – простонал он. – Мучительницы, палачихи, штрафы, пени, неустойки… Вы похожи на кредиторов, которые каждый день приходили к моему папе.
– Себастьяно, малыш, зачем ты так с нами, – проворковала Оливия. – Мы самые добрые в этом замке, полном боли и зла. Сравнивать нас с кредиторами – это уж слишком. Мы порядочные девушки, а не головорезы. Хочешь, я тебя поцелую?
– Нет! Я уже проснулся! – Себастьяно бодро вскочил со скамейки. – Я только отолью, умоюсь и снова за работу.
И он умчался из оранжереи с резвостью молодого оленя.
– Козел, – однообразно повторила Оливия. – Не захотел со мной целоваться.
– Он недостоин вас, ваша светлость. Идем в библиотеку.
И мы вернулись на круги своя. Себастьяно явился где-то через полчаса, умытый, розовощекий и подтянутый. Ему мы вручили коробку с фонариками и велели развесить их вдоль галереи второго этажа. Сами же сложили в корзинку нашу блестящую мишуру, коробку с просроченным клеем для искусственных челюстей и отправились заниматься украшательством.
Где-то к обеду на колоннах холла, стенах жилых покоев, в столовой и даже на рамах картин, изображающих весь род Монтессори, изобильно засверкали плоды нашего скромного труда.
– Хорошо, – одобрила Оливия, вытирая об лосины липкие от клея пальцы. – Живенько, празднично. Сразу видно – все мы настроены на радость, веселье и прочие положительные эмоции по поводу приезда Его Высокоблагочестия.
– Да, – кивнула я. – Теперь предлагаю привести себя в порядок и посмотреть, как выбрасывают мусор с чердака. Рыться в чердачном хламе – моя давняя детская мечта.
– Поддерживаю.
В покоях Оливии было достаточно теплой воды, чтобы отмыть руки от клея и умыться, переодеваться мы не стали, справедливо полагая, что раз уж мы будем копаться в мусоре, то нет смысла рядиться в роскошные наряды.
Мусор, выкидываемый из чердачных окон, вовсе не был таким уж мусором. Я приметила отличную коллекцию бронзовых колокольчиков, позеленевших от времени, большую медную вазу с полуобсыпавшейся инкрустацией перламутром и какую-то загадочно большую шкатулку темного дерева. Поломанные стулья, связки старых газет, какие-то мешки с тряпками, коробки с пожелтевшими треснувшими тарелками, рыболовные снасти, ржавые алебарды и поломанные арбалеты, лосиные рога, чучело медведя с подносом в лапах, рулоны войлока, рваные сапоги и туфли без числа, полуистлевшие гобелены… В общем, чердак был полон роскоши, которой самое место было на помойке.
Оливия деловито рылась в мусоре костылем.
– Из этого можно составить историю семейства Монтессори. Ты что-нибудь интересное нарыла?
– Колокольчики, вазу и здоровенную шкатулку, вон ту. Сердце мне подсказывает, что непростая это шкатулка.
– Согласна. Эй, малый!
Оливия костылем притормозила бег плечистого пацана с запыленным лицом. Тот взбрыкнул, как оскорбленный рысак.
– Я не малый, я князь Шеварнадзе!
– Гость?
– Да!
– Тогда паши. Перед тобой герцогиня Монтессори. Бери вон ту шкатулку и следуй за мной. Люци, надеюсь, колокольчики и вазу ты допрешь сама.
– А то, – согласилась я. – Своя ноша не тянет.
Артефакты припрятали у меня в комнате под кроватью, и тут как раз прозвучал гонг, созывающий всех к обеду.
О, это был незабываемый обед! Без всякого чинопочитания, елейных улыбок, реверансов и прочей аристократической чепухи. Высокородные гости, едва умывшись и причесавшись, накинулись на суп с клецками, жаркое, оладьи с горячим сыром, тушеную рыбу так, словно это была последняя трапеза в их жизни. И разговоры за столом были самые непринужденные, веселые и задорные. Все-таки труд сближает людей!
После обеда Фигаро пригласил всех отдохнуть в оранжерее с бокалами легкого напитка, секрет коего был известен лишь ему одному. Напиток невероятно бодрил, возвращал утраченные силы и повышал настроение. Мы с герцогиней тоже хлебнули, возвеселились душой и принялись кидаться друг в друга плодами декоративного хмеля, хихикать и дурачиться.
Дзенькнула дверь оранжереи – и веселья как не бывало, все напряглись. В оранжерею вошел маркиз Фра Анджело. Инсектоид, короче.
– Дамы и господа! – сжав передние лапки в зеленых кружевах, заговорил он. – Мне отрадно видеть ваше рвение и пыл, связанные с приближающимся торжеством.
– Мы приложили все усилия, маркиз, – за всех поклонился Фигаро. – Нашему поместью оказана высочайшая честь.
– У вас еще два дня. Помните, что вам следует мудро распределять свои силы, оставить время для того, чтобы привести себя в порядок, надеть лучшие платья и так далее. Я уже был на крыше. Работа выполнена прекрасно. Его Высокоблагочестие будет доволен. Полагаю, что и вопрос питания…
– Практически решен, маркиз, – молвил Фигаро. – Как только будет убран чердак, мы сервируем угощение и для Его Высокоблагочестия, и для свиты. Через полчаса на крышу принесут плетенки с яйцами, как вы указывали в своих рекомендациях. Погоду обещают солнечную, так что к визиту Его Высокоблагочестия яйца начнут тухнуть.
– Замечательно. Да, я еще хотел отметить, что все эти украшения из бумаги – очень мило. Его Высокоблагочестие любит труд детских ручек. Ему понравится.
– Мы не дети, – на грани слышимости прорычала Оливия. – Так и разбила бы ему череп костылем!
– Только не это, – одними губами проговорила я. – У него не череп. Он кузнечик. Неизвестно, что из него брызнет…
– Да знаю, – отмахнулась Оливия.
Маркиз ретировался. Через некоторое время со всех спало оцепенение, Фигаро подал еще напитка, и общее воодушевление продолжилось в активном труде.
К вечеру все были обессилевшие. Слуги сервировали ужин на свежем воздухе, снова были поданы плотные, насыщенные блюда, в изобилии имелось сыров и колбас. Фигаро и Сюзанна всех благодарили. Вассалы, что оставались в замке и без всяких капризов помогали, решили развести костер – большинство мусора, снятого с чердака, прекрасно в нем горело. Тут кто-то из баронетов вспомнил отроческие годы, обучение в колледже и предложил запекать в углях картошку – по его словам, божественное блюдо.