— Про веники.
— А тебе твоя русская бабушка когда-нибудь рассказывала про банную методу?
— Нет.
— Но поверь, без веника точно не будет ни драйва, ни кайфа.
— Верю.
— Тогда делаешь так…
— Стью, ты можешь помолчать?
— Пожалуйста.
На всякий случай егерь изобразил на обветренном лице досаду — ему так хотелось показать себя знатоком настоящей русской бани в сибирском исполнении.
— Стью, я хочу, чтобы ты остался и все сам мне продемонстрировал, — сказала Принцесса, нерешительно стягивая комбинезон. — Тебе это не будет неприятно? Ведь я же тебе нравлюсь?
— Само собой… — Студент хотел отвести взгляд от полуобнаженной американки и не мог. — А у тебя замечательная грудь.
— Спасибо, — смущенно улыбнулась Принцесса. — Только ты не смотри на меня, а раздевайся.
— Ты не шутишь?
— Мне не до шуток. — Принцесса почти совсем избавилась от комбинезона. — Раздевайся, Стью, и побыстрей!
— Честно сказать, я на подобное приглашение даже и не рассчитывал.
— Не ври. Я знаю, ты баню специально придумал, чтобы увидеть меня обнаженной… — Не договорив, Принцесса освободилась от последних одежд и шагнула к низкой двери, ведущей в знаменитую сибирскую баню. — Так что поторопись, пока я не передумала.
Студент обалдело и зачарованно проводил влюбленным взглядом изящную обнаженную фигуру.
В комбинезоне Принцесса смотрелась не так эффектно.
Дверь за смелой американкой захлопнулась, и егерь начал в ускоренном темпе скидывать с себя все, что мешает банному процессу.
Прежде чем открыть дверь, он почему-то трижды перекрестился.
Лайка рванулась за хозяином.
— Нет, Алиса, тебя туда никто не приглашал. — Егерь за шкирку вытащил собаку наружу из тамбура. — Сторожи!
Собака обиженно взвизгнула, но подчинилась.
Полностью оголившись, Студент рванул на себя заветную дверь, робко переступил через высокий порог и застыл возле бочки с холодной водой, в которой плавал деревянный резной ковш, выточенный им лично из кедровой плахи в такие же ненастные дни, как сегодняшний.
Студенту хотелось прямо сейчас признаться в любви к Принцессе.
Она совсем другая, совсем не похожа на тех женщин, из-за которых он спрятался от всего мира в сибирских снегах.
Это не грудастая старшая медсестра из реанимационного отделения, обожавшая после неизбежных визитов в морг березовые рощи и сосновые кущи.
И не всепонимающе улыбающаяся невеста будущего политического функционера.
И тем более не Алиса, у которой на прекрасные глаза наворачивались фальшивые слезы, прикрывавшие коварные планы.
Студенту очень хотелось прямо сейчас признаться в любви этой милой и искренней Принцессе.
Но заветные слова никак не хотели произноситься.
То ли потому, что ему не приходилось еще объясняться о столь высокой материи совершенно голым, то ли от инстинктивного страха не получить долгожданного ответа.
Студент вернулся к порогу и повторно — да посильней — захлопнул проконопаченную дверь, обитую снаружи войлоком, а изнутри — наборной рейкой.
Чтобы не оставлять будущему ядреному пару ни шанса просочиться на мороз.
Ни шанса…
6Снежная купель
Он старался не пялиться на голую девушку, которая все еще стояла между бочкой, наполненной кипятком, и деревянным настилом, предназначенным для удобного лежания.
— Погоди-ка, сейчас сполоснем лучшее лежбище в мире.
Он дотянулся до ковша и сдвинул с бочки, в которой булькал кипяток, тяжелую плотную крышку из самого крепкого сибирского дерева — лиственницы, дерева, которое, в отличие от других представителей хвойных, на зиму сбрасывает пожелтевшие иглы, чтобы по весне сочно зазеленеть новенькими побегами.
— Отойди, пожалуйста, немного.
— О'кей.
— Только держись подальше от печки.
— О'кей.
Она шагнула в сторону застекленного, узкого, с диагональю три дюйма оконца.
Одной рукой прикрывая груди, покрывшиеся гусиной кожей.
Другой — рыжеватенький лобок.
Он взглянул мельком, отвел еще не распаленный взгляд и окатил кипятком выскобленные до полной гладкости доски.
— Не стесняйся, занимай лучшее место.
Она покорно и неторопливо присела на краешек деревянного настила, возвышающегося над полом.
В полумраке она казалась ему совсем не земной женщиной, а каким-то другим, гораздо более ранимым и хрупким созданием, упавшим то ли с облаков, то ли со звезд.
Он снова набрал полный ковш кипятка и вернул тяжелую крышку на место.
— Объявляется минутная готовность.
Голос его звучал торжественно и величаво, как при запуске космического межпланетного корабля.
Она, осваиваясь, прилегла на мокрый настил спиной к оконцу.
Он нацелил ковш на камни, светящиеся в полумраке багрянцем.
— Объявляется обратный отсчет.
Она плотно сжала колени, подтянув их к груди.
Так ее учили приземляться на парашюте, чтобы смягчить встречу с землей.
— Семь!
Едва заметный отблеск раскаленных камней ложился на ее замершее бедро.
— Шесть!
А свет от оконца — ровный, матовый, чуть-чуть усиленный снежным отблеском, ровно мерцал на ее девичьей шее, напряженной от необычности происходящего.
— Пять!
Она виновато улыбнулась и начала аккуратно менять положение.
— Четыре.
Теперь он видел только ее круто согнутую спину с едва угадываемым позвоночником и острыми лопатками.
— Три.
Лишнего веса в ней не было ни грамма.
— Два!
Нет, лучше обнаженной женщины нет ничего в этом мире.
— Поехали!
Он плеснул кипяток на камни и, подгоняемый волной перегретого сухого пара, ринулся к лежбищу.
Пар опередил его, лаская горячо и дерзко еще никем не целованные плечи, шею, торс, поясницу и тазобедренную классическую точеность скованно лежащей на деревянной лавке девушки.
Она вздрогнула, но осталась в той же напряженной и настороженной позе.
Он приблизился.
Она не шелохнулась.
Он присел и робко, чрезвычайно осторожно и нежно коснулся губами ее плеча.
Она подвинулась, освобождая место рядом с собой.
Он снова коснулся ее плеча тихим, аккуратным, бережным поцелуем.
— Не надо, — прошептала она. — Не надо.
Она замерла, боясь шелохнуться.
Он устроился рядом, почти вплотную к беззащитному, доверчивому, мелко дрожащему телу.
И ее, и его начал бить озноб.
То ли от пара, который ровным горячим слоем накрыл их.
То ли от неведомой обоим возможной близости.
Он ждал, но скованность и дрожь не покидали ни его, ни ее.
Он понял, что она просто робеет перед банной кондовой обстановкой, ведь это не бассейн, не душевая кабина, не джакузи и даже не финская цивилизованная сауна с электронными таймерами и умными термостатами.
Он понял, что ее смущает и тусклость освещения посредством единственного оконца, и замоченные в ушате березовые веники, напоминающие инструменты для мучительных пыток.
Он понял, что она элементарно заражает его своей неуверенностью и необоснованными страхами.
— Так! — сказал он, покидая ложе несостоявшейся любви. — Давай-ка я тебя тихонечко попарю.
— О'кей.
— Только ты расслабься.
— О'кей.
— Но для начала надо как следует прогреться.
Он плеснул два ковша подряд и вернулся к той, которая, крепко зажмурившись, успела принять всем телом нахлынувший жгучий пар.
В банной тесноте резко и свежо запахло березовыми листьями.
— Благодать, — прошептал он. — Истинная благодать.
Озноб резко сменился испариной, и он, и она почти одновременно начали исходить обильным потом.
Женский организм избавлялся не только от водных излишков и накопившихся шлаков, а еще и от стресса, вызванного недавней катастрофой, и от надуманных опасений, еще до конца не забытых, и от неуверенности в грядущих ласках, и от нерешимости все же отдаться именно сегодня, именно ему, и от возможности потерять, и от возможности приобрести…
Мужской же — чем больше прочищал кожные поры, тем становился решительней.
Осталось только довести желанную до соответствующей кондиции.
Он добавил парку и, дождавшись, когда почти невыносимая температура выровняется, пустил в ход два березовых веника сразу.
Правый веник ловко и легонько охаживал распаренной и развернувшейся листвой ее сомкнутые пятки и голени.
Левый веник ласково массировал девичью спину от шеи до поясницы.
— Так, а теперь ложись-ка на животик!
— О'кей.
Он еще добавил парку — немного, но вполне достаточно для усиления банного эффекта.
Она терпеливо сносила его парильный труд.
А он постепенно увеличивал и темп, и силу двойных ударов.
— Хорошо?
— Вери велл!
— Лучше не бывает.
— Вери велл.
— Так, а теперь на спинку, поживей.
Она выполнила команду, немного неловко и стеснительно.
Он же в это время созерцал веники, как бы прикидывая, сколько листьев осталось на каждом, а сколько прилипло к ее коленям, плечам, торсу, пояснице и аккуратным точеным ягодицам.
— Руки по швам!
— Это как? — спросила она шепотом.
— Вдоль тела, значит.
— Боюсь.
— Кого — веника? — Он ободряюще хохотнул. — Да после такой бани тебя уже ничего не испугает, поверь!
— О'кей.
Она снова подчинилась команде.
Производя вениками ритмичные пошлепывания, синхронные похлопывания и аритмичные постегивания, он все же невольно устремлял любопытствующий взор на раскрывшееся перед ним девичье обнаженное тело.
Она же, привыкшая к тому, что ее нисколечко не смущает его пристальное внимание к порозовевшим соскам, все же упорно держала колени сжатыми.
Он, чтобы дать ей ощущение свободы, оставил на лежбище оба веника.
— Теперь пробуй сама.
— О'кей.
— Только не переусердствуй.
Он повернулся к ней спиной, подхватил еще два свежих веника и принялся охаживать себя, не жалея ни листвы, ни собственного тела.
Таким образом он изгонял из себя пока несвоевременное похотливое желание и доводил организм до идеальной кондиции.