Стена была толщиной футов в двадцать, так что на деле ворота являлись туннелем. Пен взяла меня за руку. Мы привыкли, что над головами у нас только небо, и не делали ни шага вперед. Я гадала, зачем нам вообще туда идти – сражения ведь проходят снаружи города.
Троянцы рассмеялись, но Пен не удостоила их вниманием.
Паммон обратился ко всем нам:
– Царь Приам с нетерпением ждет встречи с вами.
Я вот встречи с ним не ждала. Стыд из-за травмы сплетался со страхом перед туннелем.
Мы с Пен первыми пошли вперед, ведя за собой наш небольшой отряд. Пока мы шли, я считала шаги – около дюжины. Камни туннеля блестели, усыпанные капельками воды, в воздухе ощущался запах плесени. Я не замедлилась и держалась ровно, несмотря на боль в ребрах.
Думаю, троянцы могли просто спрятаться за своей стеной и ждать, пока греки не сдадутся.
Но тогда они не получат никакой добычи. Амазонки тоже не упустили бы шанс разжиться трофеями.
Когда мы вышли из тоннеля, я заморгала от яркого солнечного света, а сердце стало биться ровнее. Теперь мы шагали по тому, что, судя по всему, называлось дорогой – невероятно прямой, выложенной плоскими камнями.
Все это время Пен не выпускала моей руки.
Дорога оказалась широкой, что мне понравилось, но по обе стороны от нее возвышались стены, что мне не понравилось. Мне было плевать, что стены были искусно украшены цветными камнями, складывающимися в рисунки, – нечто настолько невероятное вполне было способно сойтись вместе и сдавить нас до смерти.
Нагретые солнцем камни начали припекать ноги даже сквозь подошвы ботинок.
Как кто-то мог здесь жить и не превращаться в горстку пепла?
Стены и дорога вывели нас к открытому пространству перед огромным зданием из белого камня, позже я узнала, что оно называется «дворец». На самой верхней из трех ступеней, ведущих внутрь, сидела женщина. Она была первой, до этого на дороге нам встречались только мужчины, которые, разинув рты, смотрели на нас. Рядом с женщиной разлеглась старая рыжевато-бурая гончая, и судя по вытянувшимся соскам она породила на свет немалое потомство.
Спина женщины была прямая, ее голова была высоко поднята. Я подумала, что ее сердце исполнено отваги, вот только при ней не было никакого оружия, даже простого ножа, заткнутого за пояс. Она была беззащитна как новорожденный жеребенок!
Женщина не поднялась нам навстречу, когда мы подошли ближе. Лицо ее несло печать глубокой печали, как я полагала, виной тому была война. Она казалась странной, совершенно чуждой. Голова у нее была непокрыта, черные волосы, густые и растрепанные, напоминали змей. Ее явно не слишком заботил ее внешний вид, что вызвало у меня невольную симпатию и понимание.
Бледно-зеленое одеяние без рукавов ниспадало свободными складками, словно густой сироп, оно скапливалось на коленях и перетекало на землю, полностью скрывая ноги и даже ступни. Горловину и подол окаймляла вышивка золотой нитью. Судя по тому, что золота и украшений на ней практически не было, люди здесь не отличались особым богатством. Я понадеялась, что греки окажутся богаче местных, иначе добыча наша будет довольно жалкой.
Судя по рукам, женщина была довольно стройной, но из-за свободного одеяния она напоминала сугроб.
Как же мы выглядели в ее глазах?
Амазонки носили кожаные куртки с костяными вставками и обтягивающие войлочные штаны, все так или иначе покрытые золотыми пластинами. На них мы гравировали различных животных – орлов, пикирующих на козлов, скачущих оленей, кружащих в вышине ястребов.
На мне был высокий островерхий башлык с вышитыми гордыми львами на нем. Там, где мои руки и ноги выглядывали из-под рукавов или края штанин, на коже темнели татуировки в виде любимых символов Кибелы: солнечных лучей и волнистых линий, обозначающих ветер, колышущий траву. Кожа этой женщины была девственно чиста.
В целом я ей не завидовала, кроме одной-единственной вещи: она явно неплохо переносила жару в своем свободном одеянии, а у меня уже вся голова взмокла, и пот стекал по бедрам.
Она окинула взглядом всех нас, задержав внимание на мне. Когда мы поравнялись, Пен и остальные зашли внутрь, а я остановилась – я не спешила предстать перед Приамом в качестве бесполезной девчонки со сломанными ребрами.
– Добро пожа’овать, – говорила она с тем же акцентом, что и Паммон. – Меня не во’нует ваша судьба, так что я могу приветствовать вас в Трое, – с этими словами она ослепительно улыбнулась.
С чего это ей о нас волноваться?
Она добавила:
– Сейчас Майра встанет и подойдет к тебе.
Если она говорила о собаке, то Майра – какое-то дурацкое имя.
Гончая тяжело вздохнула.
Я тоже вздохнула, невольно повторив за ней, и тут же почувствовала боль в ребрах.
Собака подняла голову, но осталась лежать. В ее возрасте уже не положено вскакивать при виде любого встречного, да и непросто это.
Должно быть, эта женщина плохо соображала, раз пыталась предсказать действия собаки. Кибела явно расколола навершие бедняжки.
Гончая тяжело поднялась и на негнущихся лапах спустилась по ступенькам, чтобы обнюхать мои ноги.
Хозяйка наверняка подала ей какой-то незнакомый мне сигнал.
– Ты погладишь Майру по шее.
Я тут же отдернула руку, потому что как раз собиралась это сделать. Кто угодно погладит дружелюбную собаку.
Женщина рассмеялась, смех у нее был легким и благозвучным.
– Я способна изменить будущее, в мелочах.
– Собаку зовут Майра? – спросила я.
– Да. Тебе нравится?
Имя мне не нравилось, но я не хотела задеть чувства незнакомки, поэтому неопределенно наклонила голову – этот жест мог означать что угодно.
– Как бы ты ее назвала?
– Старая Бронзовая.
Собака свернулась калачиком на брусчатке под первой ступенькой, точно между нами.
– Она не всегда была старой.
Мне пришлось объяснять очевидное.
– Сначала она была бы Юной Бронзовой, потом просто Бронзовой и наконец Старой Бронзовой.
Женщина снова рассмеялась.
– А тебя, значит, зовут Юной Веснушкой?
Я широко ухмыльнулась.
– Людей мы так не называем. Я царевна Ширин. Моя мать – царица Пентесилея. Мы зовем ее Пен, а меня все зовут Рин. Мы амазонки, – добавила я на случай, если она об этом не знала.
– Я царевна Кассандра, Моложавая-Но-Скоро-Буду-Просто Кассандра.
При первом взгляде на женщину я заметила тонкие морщинки, отмечавшие возраст, но стоило ей пошутить, как лицо разгладилось, став едва ли старше моего. Подумав, я решила, что она была чуть младше Пен.
– Все зовут меня Кассандрой.
Еще одна шутка.
Женщина прищурилась, словно изучая меня и прикидывая что-то.
– Аполлон одарил меня способностью видеть будущее.
Я сказала первое, что пришло на ум:
– Аполлон – это еще одна собака?
Ее плечи затряслись от смеха. Наклонившись, она потрепала Майру по спине.
– Тебе бы понравилось, будь Аполлон собакой, не так ли? Вы могли бы играть вместе! – Она снова выпрямилась. – Аполлон – бог исцеления, пророчеств и многого другого. Он наделил меня даром предвидения, но затем проклял, и теперь мне никто не верит. Через мгновение тебе на голову сядет ворон, и еще два сядут тебе на плечи, но ты их не увидишь и не почувствуешь.
Она точно была чокнутой.
Или все троянцы верили в чепуху.
– Я передам тебе их слова.
Мы молча ждали.
– Ох. К их посланию стоит прислушаться. – Она встала легко, без стонов, словно шестилетний ребенок, и расправила плечи. – Вот что они сказали:
Лишь вздохом сейчас покажется буря,
Потухшим костром – дыханье вулкана,
Пусть Рин убедит царицу свою
Отказом ответить на просьбу Приама.
– Вороны, что ли, тоже видят будущее? – сказала и тут же об этом пожалела. Я не хотела над ней насмехаться.
Но женщина не выглядела оскорбленной.
– Это священные птицы Аполлона. Если вы останетесь здесь, твоя мать и остальные погибнут в бою.
Я почувствовала, что лицо покраснело от гнева.
– Мы не умрем. – Может в бою падет одна из амазонок, но я сомневалась даже в этом. – А вот греки умрут. Никому не выстоять против нас. – Я заставила себя успокоиться. Кассандра – домашняя женщина, и вряд ли хоть что-то понимает в войне.
– Греки тоже умрут, – не стала возражать Кассандра, – особенно от руки твоей матери. Ты останешься в Трое, пока будут заживать твои ребра, но, когда ее убьют, ты отправишься в бой, чтобы отомстить за ее смерть, и тоже погибнешь. – Она наклонилась, чтобы погладить собаку по голове. – Майра, мне не стоит заводить с ней дружбу.
А я и не искала с ней дружбы!
– Откуда ты знаешь, что я ранена?
Она выпрямилась.
– Скоро твоя мать скажет моему отцу, что ты сломала три ребра и не сразу присоединишься к сражениям.
Мать не станет обо мне говорить, ведь одна неопытная девушка никак не могла повлиять на силу отряда.
– Мое имя не прозвучит.
Она спустилась по ступенькам и посмотрела мне прямо в глаза.
– Не пройдет и месяца, как ты умрешь.
4
Я не смогла удержаться от смеха.
– Когда амазонки оказываются в меньшинстве, лошади уносят нас прочь. На скаку мы стреляем по нашим врагам. Разве греки способны заклясть лошадей?
Невозмутимое, печальное выражение ее лица оставалось неизменным.
Ей не стоит напрасно волноваться за нас!
– Мы превосходные лучницы, никто с нами не сравнится. – Я похлопала по своему гориту. – Все завидуют нашим лукам, а наши стрелы отравлены ядом аспида. Наши враги слабеют еще до того, как успевают поднять свои копья, а если кто-то сможет подобраться вплотную, у нас есть боевые топоры.
Она не стала спорить.
– Через мгновение из дворца выйдет отважный Гектор, мой любимый брат. Он умрет прямо перед тем, как погибнет твоя мать.
– Никто не выйдет, пока моя мать внутри, это было бы невежливо. Пен притягивает всеобщее внимание. – От жалости мой тон стал мягче. – Твой брат не умрет. – Я не знала этого наверняка, но почему-то не сомневалась в этом. Он мог оказаться слабым воином, но я была уверена в своих словах.