К счастью, когда я предложила Джангбу снять куртку, Лилли все-таки отцепилась от него, давая раздеться. Так что, когда Борис наконец увидел свою подружку и подошел поздороваться, ничего дурного он не заметил. Взяв куртки Джангбу и Лилли, я словно во сне побрела в свою комнату. По пути я наткнулась на Майкла, который с улыбкой спросил:
— Ну как, все отлично?
Я только головой покачала:
— Ты их видел? Твою сестрицу и Джангбу?
Майкл бросил взгляд на новоприбывших:
— Нет. А что?
— Да ничего, — пробормотала я. Меньше всего мне хотелось, чтобы Майкл сорвался на Лилли, как Колин Хэнкс в «Вирусе любви» срывается на свою младшую сестру Кирстен Данст, когда видит, как она целуется с его лучшим другом. Потому что хоть я и не замечала никогда, чтобы Майкл питал в отношении Лилли какие-то собственнические чувства, но, уверена, это лишь потому, что она всю дорогу встречалась с Борисом, а Борис — его друг и дышит ртом. Ну правда, если парень твоей младшей сестры дышит ртом да еще и на скрипке играет — волноваться не о чем. А вот красавчик шерпа, которого только что поперли с работы… тут все может обернуться иначе.
Так не скажешь, но вообще-то Майкл очень взрывной. Однажды мы с Лилли выходили из Charlie Mom’s [50] на Шестой авеню, и дорожный рабочий свистнул нам вслед. Так вот Майкл бросил на него тогда весьма угрожающий взгляд. Только драки на вечеринке мне не хватало!
Но все-таки Лилли взяла себя в руки и ближайшие полчаса к Джангбу не липла. Все это время я пыталась побороть уныние и влиться в общее веселье — особенно когда народ стал приплясывать под макарену, которую Майкл чисто по приколу добавил в плейлист.
Жалко, что, кроме Time Warp и макарены, больше нет танцев, которые знают все. Помните, как в фильмах вроде «Это все она» и «Свободные» — все в одно и то же время начинают исполнять один и тот же танец? Вот было бы круто, если бы что-нибудь подобное произошло, скажем, у нас в столовой! Только представьте: директриса Гупта вещает по громкой связи, важные объявления зачитывает, и вдруг кто-нибудь врубает Yeah Yeah Yeahs или еще какую группу, и мы начинаем танцевать на столах.
В стародавние времена все знали одни и те же танцы… менуэт, например, и т. п. Жалко, что сейчас все не так, как в стародавние времена.
Хотя, конечно, ходить с деревянными зубами и болеть оспой мне неохота.
Словом, только-только дело пошло на лад и я стала дурачиться и даже получать от этого удовольствие, как вдруг Тина такая:
— Мистер Дж., у нас кола кончилась!
А мистер Дж. такой:
— Как так? Я же сегодня утром купил семь упаковок!
Но Тина продолжала настаивать, что колы больше нет. Потом-то я выяснила, что она спрятала все запасы в детской. Но это потом. А сейчас мистер Дж. поверил, что мы и правда все выпили.
— Ну ладно, сбегаю в «Гранд-Юнион» [51] и куплю еще, — сказал он, надел куртку и ушел.
Тут Лин Су поинтересовалась у мамы, можно ли посмотреть ее слайды. Сама художница, Лин Су точно знала, чем завлечь маму, тоже художницу, — пусть даже во время беременности она бросила писать маслом и теперь работает только с яичной темперой.
Как только мама утащила Лин Су в спальню смотреть слайды, Тина сделала музыку погромче и объявила, что мы будем играть в «Семь минут в раю».
Народ возбудился — на предыдущей вечеринке, где мы все собирались (дело было у Шамики), ни про какие «Семь минут в раю» даже речи быть не могло. Мистеру Тейлору, отцу Шамики, всякими «кола кончилась» и «можно посмотреть ваши снимки?» голову не заморочишь. Он человек суровый. В углу у него лежит бейсбольная бита, которой он когда-то пробивал хоум-раны [52] — «в назидание» парням, с которыми встречается Шамика: мол, имейте в виду, на что я способен, если кто-то дурно обойдется с моей дочерью.
Так что объявление про «Семь минут в раю» навело шороху. Не тронуло оно только Майкла. Майкл не большой фанат КПК [53] и, как выяснилось, совсем не фанат обнимашек в темноте. Когда Тина, хихикая, захлопнула за нами дверь встроенного шкафа, мы остались в обществе зимних курток, пылесоса, тележки для грязного белья и моего чемодана на колесиках. Тут-то Майкл и сообщил, что ничего не имеет против того, чтобы побыть со мной в неосвещенном замкнутом пространстве, однако его раздражает, что под дверью все подслушивают.
— Да никто не подслушивает, — возразила я. — Слышишь? Там опять музыку врубили.
Врубили, это была чистая правда.
Но в общем и целом я была с ним согласна. «Семь минут в раю» — дурацкая игра. Ну правда, одно дело — миловаться со своим парнем. И совсем другое — делать это в шкафу, притом что все, кто остался снаружи, знают, чем вы там занимаетесь. Ощущения не те.
В чулане была кромешная тьма — я собственную руку у самых глаз не видела, а уж Майкла и подавно. Плюс запах такой себе. Это, конечно, из-за пылесоса. Прошло уже немало времени с тех пор, как кто-то — то бишь я, потому что мама никогда об этом не помнит, а мистер Дж. наш пылесос вообще не понимает, мол, модель слишком древняя, — вытряхивал мешок, и он был под завязку забит рыжей кошачьей шерстью и ошметками наполнителя для кошачьего туалета, которые Толстяк Луи любит гонять по полу. Поскольку наполнитель был ароматизированный, в чулане отдавало сосной. Но сосна была изрядно вонючая.
— Нам что, реально семь минут тут торчать? — поинтересовался Майкл.
— Ну да, — ответила я.
— А если мистер Дж. вернется и нас здесь застукает?
— Наверно, он тебя убьет.
— Понятно, — отозвался Майкл. — Ну пусть от меня останутся хотя бы приятные воспоминания.
Он обнял меня и принялся целовать.
Не скрою, тут я переменила свое мнение: похоже, «Семь минут в раю» не такая уж дурацкая игра! И даже весьма увлекательная. Темнота, Майкл, прижимающийся ко мне всем телом, его язык у меня во рту и все такое… Наверное, оттого, что ничего не было видно, обоняние у меня как-то само собой обострилось, и я ясно почувствовала, как пахнет его шея. Пахла она потрясно, гораздо лучше мешка от пылесоса. От этого запаха мне прямо захотелось на него запрыгнуть. Других объяснений я не вижу. Мне правда хотелось запрыгнуть на Майкла.
Но запрыгивать я все-таки не стала — ему бы вряд ли это понравилось, да и вообще, неприлично как-то… плюс, честно говоря, все эти куртки изрядно сужали пространство для маневра. Я оторвалась от его губ и сказала — не думая в этот миг ни о Тине, ни об Ули Дериксон, ни вообще о том, что я делаю, а просто-напросто поддаваясь пылкому порыву:
— Кстати, Майкл, что насчет выпускного-то? Идем мы или нет?
На что Майкл со смешком ответил, скользя губами по моей шее (хотя, наверное, вряд ли он ее нюхал):
— Насчет выпускного? Ты чего, с дуба рухнула? Выпускной — еще больший идиотизм, чем эта игра.
Я вывернулась из его объятий и сделала шаг назад, наступив на клюшку мистера Дж. Но мне было все равно — в таком я была шоке.
— В смысле?
Если бы не кромешный мрак, я бы сейчас вглядывалась в лицо Майкла, судорожно пытаясь найти признаки того, что он валяет дурака. Но в нынешнем положении я могла лишь изо всех сил напрягать слух.
— Миа, — сказал Майкл и снова попытался меня обнять. Для человека, который считает «Семь минут в раю» форменным идиотизмом, он явно малость увлекся. — Ты шутишь? Я не из тех, кто ходит на выпускной.
Но я дала ему по рукам. В темноте их, конечно, попробуй разгляди, но промахнуться было трудно. Кроме Майкла, вокруг были только куртки.
— Что значит — ты не из тех, кто ходит на выпускной? — осведомилась я. — Ты в двенадцатом классе. Ты заканчиваешь школу. Ты по-любому идешь на выпускной. Все так делают!
— Ну да, — сказал Майкл. — Все делают кучу нелепых вещей. Но это не значит, что я тоже буду так делать. Ну ты чего, Миа? Выпускные существуют для Джошей Рихтеров.
— Да неужели? — отчеканила я. Тон у меня был очень холодный, мне самой показалось, что даже чересчур. Но это, наверное, оттого, как чутко они всё воспринимали в отсутствие способности видеть. Уши мои, в смысле. — А что же в ночь выпускного делают Майклы Московицы?
— Не знаю, — ответил Майкл. — Может, мы лучше еще… того?
Того — это он про обжимания в чулане. Я даже ответом его не удостоила.
— Майкл, — проговорила я своим самым королевским тоном, — я серьезно! Если ты не идешь на выпускной, что намерен делать вместо этого?
— Не знаю, — отозвался Майкл. Кажется, он был искренне огорошен моим вопросом. — Может, в боулинг сходим?
В БОУЛИНГ!!!!!!!!!!!!!!! МОЙ ПАРЕНЬ ХОЧЕТ ПОЙТИ В БОУЛИНГ ВМЕСТО ВЫПУСКНОГО!!!!!!!!!!!!!!!
В его организме есть хоть грамм романтики? Должен же быть, раз он подарил мне подвеску со снежинкой… подвеску, которую я теперь ношу не снимая. Разве это может быть один и тот же человек — тот, кто преподносит такие подарки, и тот, кто предпочитает вместо выпускного переться в боулинг?
Он, похоже, почуял, что я восприняла это предложение в штыки, потому что зачастил:
— Миа, послушай! Давай начистоту! Выпускной — это пошлятина. Надо отвалить кучу бабок за прокат пингвиньего костюма, в котором даже стоять неудобно, потом отвалить еще кучу бабок за ужин в каком-нибудь пафосном месте, где кормят в разы хуже, чем в «Лапшичной Сона № 1». Потом тащишься в какой-нибудь спортзал…
— В «Максим», — поправила я. — Ваш выпускной будет в «Максим».
— Да плевать, — ответил Майкл. — Так вот, ты туда тащишься, грызешь черствое печенье, танцуешь под отвратнейшую музыку в толпе людей, которых на дух не переносишь и не хочешь видеть больше никогда…
— Это ты про меня? — Я почти плакала, так мне было обидно. — Ты не хочешь больше меня видеть? В этом все дело? Хочешь закончить школу, слинять в колледж и забыть обо мне навсегда?
— Миа, — сказал Майкл. Тон у него заметно изменился. — Конечно же нет. Я не тебя имею в виду. Я имею в виду людей вроде… ну, вроде Джоша и его дружков. Ты же знаешь. Что с тобой такое?
Но я не могла объяснить Майклу, что со мной такое. Потому что со мной было вот какое: в глазах стояли слезы, в горле — ком, и из носа, по-моему, уже текло. Я вдруг ясно осознала, что мой парень совершенно не собирается идти со мной на выпускной. И не потому что вынашивает план пригласить вместо меня более популярную девицу — как Эндрю Маккарти из «Милашки в розовом». А потому что мой парень, Майкл Московиц, тот, кого я люблю больше всех в мире (если не считать моего кота), человек, которому я навеки отдала свое сердце, просто не хочет на СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ ВЫПУСКНОЙ БАЛ!!!!!!!!!!!!!!