Принцесса в розовом — страница 21 из 35

Вторник, 6 мая, 3 часа ночи

Нет, ну все-таки какова нахалка! Между прочим, кинематограф — просто КЛАДЕЗЬ полезной информации для начинающих писателей. За примерами далеко ходить не надо.

ЦЕННЫЕ СОВЕТЫ ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ ПИСАТЕЛЕЙ, КОТОРЫЕ МИА ТЕРМОПОЛИС ПОЧЕРПНУЛА ИЗ КИНО

«Аспен — самый сложный спуск»: Ти Джей Берк переезжает в Аспен, чтобы стать инструктором по горным лыжам, но на самом деле его тянет писать. Сочинив трогательную вещь в память о своем погибшем друге Дексе, он кладет рукопись в конверт и отправляет в журнал «Паудер» [64]. Пролетает воздушный шар и пара лебедей. И вот мы уже видим почтальона, который кладет номер «Паудер» в почтовый ящик Ти Джея. На обложке — заголовок произведения, которое Ти Джей написал. Так что опубликоваться можно на раз-два!

«Вундеркинды»: всегда делай резервную копию.

«Маленькие женщины»: аналогично.

«Мулен Руж»: если взялся сочинять пьесу, не влюбляйся в актрису, которая будет играть главную роль. Особенно если у нее чахотка. И лучше не пей зеленых субстанций, которые тебе подносит карлик.

«Под стеклянным колпаком»: не давай читать свою книгу матери раньше, чем она выйдет (и мать уже ничего не сможет с этим сделать).

«Адаптация»: не доверяй собственному брату-близнецу.

«Настоящая женщина: история Жаклин Сюзанн»: издатели вполне принимают рукописи на розовой бумаге. И секс все­гда хорошо продается.

Как Лилли вообще СМЕЛА предположить, что, сидя перед телевизором, я даром теряю время?

И даже если я решу пойти в медицину, то все равно останусь в выигрыше, потому что пересмотрела, наверное, все серии всех сезонов «Скорой помощи».

Не говоря уж о «Военно-полевом госпитале».


64 «Паудер» — журнал, посвященный горнолыжной тематике.

Вторник, 6 мая, О. О.

Кошмарный день. Во всех отношениях кошмарный.

Мистер Дж. без предупреждения устроил тест по алгебре, который я в хлам завалила, потому что вчера так ничего полезного и не сделала: все мысли были заняты Борисом, Лилли и выпускным. Казалось бы, все-таки отчим, не чужой человек, уж мог бы смилостивиться и хотя бы намекнуть, что даст тест. Но, по всей видимости, как учитель он поступил бы неэтично. А как отчим он этично поступил, интересно знать?

Нас с Шамикой опять поймали, ко­гда мы переписывались на уроке. Теперь придется писать реферат на тысячу слов о влиянии глобального потепления на экосистемы Южной Америки.

По ОБЖ задали рефераты обо всяких разных болезнях, а я как раз осталась без напарника — ведь с Лилли мы теперь не разговариваем. Она устроила мне полный игнор. Сегодня даже поехала в школу на метро, а не на лимузине, как Майкл. Ну и пусть, баба с возу.

Вдобавок, ко­гда мы тянули болезни, мне достался синдром Аспергера. Ну почему я не вытянула какую-нибудь моднецкую болезнь вроде Эболы? Это несправедливо, ведь я всерьез раздумываю над тем, не связать ли мне жизнь с медициной.

За обедом я нечаянно съела кусок колбасы, по ошибке попавший в мою индивидуальную пиццу, которая вообще-то должна была быть только сырной. А Борис вместо еды выводил «Лилли» на футляре для скрипки. Сама же Лилли на обеде так и не появилась. Надеюсь, они с Джангбу умотали в Непал и больше не будут нас донимать. Но Майкл говорит, что это вряд ли. Скорее всего, считает он, у нее опять какая-нибудь пресс-конференция.

Майкл не передумал насчет выпускного. Я, конечно, эту тему не поднимала, ни-ни. Просто так сложилось, что мы проходили мимо стола, где Лана и другие члены оргкомитета продавали билеты. Майкл увидел, как парень, который все­гда выковыривает фасоль из чили, покупает билеты для себя и своей девушки, и пробормотал под нос: «Недоумок».

Даже парень, который выковыривает фасоль из чили, — и тот идет на выпускной! Все идут на выпускной! Кроме меня.

Лилли до сих пор не вернулась. Наверно, оно и к лучшему. Боюсь, если она появится, Борис сорвется. В подсобке он нашел белую замазку и теперь разрисовывает ею футляр для скрипки: украшает имя Лилли завитушками. Так и хочется встряхнуть его и рявкнуть: «Хватит! Она этого не стоит!»

Но боюсь, как бы швы не разошлись.

В придачу ко всему миссис Хилл (вероятно, в связи со вчерашними событиями) сидит за своим столом как приклеенная, листая каталоги «Гарнет Хилл» и время от времени окидывая класс орлиным взором. Наверняка ей влетело за то, что у нее на уроке скрипачи-виртуозы себе глобусы на голову роняют. Директриса Гупта весьма нетерпимо относится ко всяческому кровопролитию на школьной территории.

Поскольку больше мне заняться все равно нечем, буду сочинять стихотворение, которое отразит все мои ощущения от происходящего. Назову его «Весенняя лихорадка». Выйдет складно — предложу в «Атом». Анонимно, конечно. Если Лесли узнает, что стихотворение моего авторства, она ни за что его не напечатает, так как я только начинаю свой журналистский путь и мне НЕ ПО СТАТУСУ.

Но если она просто НАЙДЕТ стишок, просунутый под дверь редакции, то, может, и поставит его в номер.

Терять мне уже нечего. Хуже все равно быть не может.

Вторник, 6 мая, больница Святого Винсента

А нет, может быть и хуже. Гораздо, гораздо хуже.

Я сама виновата. Зачем только я это написала? Ну, что хуже быть не может. Оказывается, еще как МОЖЕТ. Мало того, что:

я завалила тест по алгебре;

переписывалась с соседкой на биологии и попалась с поличным;

вытянула синдром Аспергера для реферата по ОБЖ;

папа хочет увезти меня в Дженовию на бóльшую часть лета;

парень не желает приглашать меня на выпускной бал;

лучшая подруга заявляет, что я жалкая;

парню лучшей подруги зашивают голову после самострела глобусом;

и в довершение всего бабушка пытается затащить меня на ужин с султаном Брунея!

Что может быть хуже? А вот что: ко­гда твоя беременная мать вырубается в «Гранд-Юнионе» посреди отдела замороженных продуктов.

Да-да, серьезно. Она влетела физиономией прямо в ведерки Häagen Dazs. Потом, по счастью, отскочила от ведерок Ben and Jerry’s [65] и в итоге упала на спину — иначе моего потенциального братика или сестренку просто расплющило бы под весом собственной матери.

Менеджер «Гранд-Юниона» совершенно растерялся. По свидетельству очевидцев, он носился по залу, размахивал руками и кричал:

— Мертвая женщина в четвертом ряду! Мертвая женщина в четвертом ряду!

Не знаю, чем бы дело кончилось, если бы по чистой случайности в магазине в этот момент не оказались нью-йоркские пожарные. Кроме шуток. Лестничная рота № 9 закупает в «Гранд-Юнионе» провизию для пожарной станции — мы с Лилли (еще в пору нашей дружбы) выяснили это, ко­гда вдруг осознали, что пожарные очень горячие парни. Я постоянно таскалась туда поглядеть, как они копаются в нектаринах и манго. И вот так совпало, что они как раз закупались на неделю, ко­гда моя мама грохнулась в обморок. Они тут же проверили у нее пульс и выяснили, что никакая она не мертвая. После чего вызвали полицию и быстренько отправили ее в больницу Святого Винсента — там находится ближайшее отделение скорой помощи.

Жаль, что мама была без сознания. Не заценила, как над ней нависали все эти горячие парни из пожарной роты. Между прочим, у них хватило сил ее поднять… при ее нынешнем весе это, знаете ли, не жук чихнул. Словом, крутые ребята.

И вот представьте себе: сижу я на французском, умираю со скуки, как вдруг у меня звонит мобильный. Я, конечно, прифигела. Не потому что в первый раз в жизни мне кто-то позвонил и не потому что мадемуазель Кляйн попросту конфискует телефоны, которые трезвонят у нее на уроке, а потому что на мобильный мне могут звонить только два человека — мама и мистер Дж., да и то лишь затем, чтобы срочно вызвать меня домой, так как мой братик или сестренка вот-вот появится на свет.

Но ко­гда я наконец ответила на звонок — до меня только через минуту дошло, что телефон звонит У МЕНЯ, и все это время я бросала осуждающие взгляды на одноклассников, которые смущенно моргали в ответ, — так вот, ко­гда я ответила, оказалось, что это не мама и не мистер Дж. с известием, что роды начались. На связи был капитан Пит Логан, и он осведомился, знаю ли я Хелен Термополис, и если знаю, то не могу ли как можно скорее приехать в больницу Святого Винсента. Пожарные нашли у мамы в сумочке телефон и набрали единственный номер, который был в нем сохранен.

Мой.

Меня, конечно, чуть удар не хватил. Я закричала, схватила рюкзак, вцепилась в Ларса — и мы вылетели из класса, никому ничего не объяснив… как будто меня внезапно одолел синдром Аспергера или еще что. Мчась к выходу, я на полном ходу миновала кабинет мистера Джанини, потом заложила вираж, просунула голову в дверь и крикнула, что его жена в больнице и пусть бросает этот дурацкий мел и едет с нами.

Нико­гда не видела мистера Дж. таким испуганным. Даже в тот день, ко­гда он впервые встретился с бабушкой.

Втроем мы бросились к станции метро «77-я улица» — такси бы сейчас застряло в пробках, а Ханс подъезжает только к трем, ко­гда у меня кончаются уроки.

Персонал больницы Святого Винсента — отличные люди там работают, кстати говоря, — наверное, видел такое впервые: бьющуюся в истерике принцессу Дженовии в сопровождении телохранителя и отчима. Мы ворвались в приемный покой и принялись выкрикивать мамино имя. Медсестра, сидевшая на сортировке больных, кинулась к нам и сказала:

— С Хелен Термополис все хорошо. Она пришла в себя и отдыхает. Просто небольшое обезвоживание и, как результат, обморок.

— Обезвоживание? — Меня чуть не хватил второй удар, но на этот раз по другой причине. — Ей же прописано пить восемь стаканов воды в день!

Медсестра улыбнулась:

— Ну она сказала, что ребенок очень уж давит ей на мочевой пузырь…

— С ней все будет в порядке? — осведомился мистер Дж.

— С РЕБЕНКОМ все будет в порядке? — осведомилась я.

— С ними обоими все будет в порядке, — заверила медсестра. — Пойдемте, я провожу вас к ней.