Но на всякий случай я решила ответить уклончиво – может, он спрашивает, чтобы узнать, не смогу ли я выгулять Павлова, поскольку Московицы всей семьей уезжают за город или еще что-нибудь в том же роде.
ТолЛуи: Пока не знаю. А что?
Головолом: Так ведь Хэллоуин. Я подумал, можно всей компанией сходить на «Шоу ужасов Рокки Хоррора» в «Виллидж-синема»…
Ну не совсем свидание. Но все равно мы будем сидеть рядом в темном зале! Это уже кое-что. И киношка страшная, так что спокойно можно схватить его за руку, и это будет норм.
ТолЛуи: Конечно! Кру…
И тут я вспомнила. Да, в эту пятницу все отмечают Хэллоуин. А мы – еще и мамину свадьбу! В смысле, если бабушка добьется своего.
ТолЛуи: Можно я тебе попозже отвечу? Смотря как сложатся семейные обстоятельства.
Головолом: Конечно. Только предупреди. Ладно, до завтра.
ТолЛуи: Ага. Не могу дождаться.
Головолом: Не волнуйся. Ты сказала правду. У тебя не может быть неприятностей из-за правды.
Ха! Наивный! Можно подумать, я просто так все время вру.
ПЯТЬ ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ КРУТО ВЛЮБИТЬСЯ В БРАТА СВОЕЙ ЛУЧШЕЙ ПОДРУГИ
1. Можно увидеть его не только в школьной, но и в естественной домашней обстановке и сравнить школьный образ с настоящим.
2. Можно увидеть его без рубашки.
3. Можно видеть его почти постоянно.
4. Можно узнать, как он относится к маме/сестре/домработнице. Это подскажет, как он будет относиться к своей девушке.
5. Очень удобно: общаешься с подругой и заодно незаметно наблюдаешь за объектом своей любви.
ПЯТЬ ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ СОВСЕМ НЕ КРУТО ВЛЮБИТЬСЯ В БРАТА СВОЕЙ ЛУЧШЕЙ ПОДРУГИ
1. Ты не можешь ей об этом рассказать.
2. Не можешь признаться ему, потому что боишься, что он скажет ей.
3. Не можешь никому об этом рассказать, потому что они могут сказать об этом ему или, что еще хуже, ей.
4. Он ни за что не признается в своих чувствах, потому что ты подружка его младшей сестренки.
5. Ты находишься рядом с ним, зная, что он всегда, всю жизнь, будет думать о тебе исключительно как о подружке сестры, но при этом ты все равно тянешься к нему, и сохнешь по нему, и чувствуешь, что просто умираешь от любви, хотя учительница биологии утверждает, что умереть от несчастной любви физически невозможно.
Вторник, 28 октября, кабинет директора Гупты
Ой, блин. Только я вошла в класс, меня тут же вызвали к директору!
Мне очень хотелось надеяться, что миссис Гупта решила проверить, не пронесла ли я в школу контрабандой микстуру от кашля, но, скорее всего, причина в том, что я наболтала накануне по телику. Особенно какие мы тут все разделенные и разбитые по разным группам.
Но вообще, едва я появилась в школе, меня тут же окружила толпа ребят, которых никогда не приглашали на крутые вечеринки. Как будто все уроды получили от меня тайный сигнал. Хип-хопперы, ботаны, театралы сбежались с криками: «Покажи им! Скажи все как есть, сеструха!»
До сих пор никто еще не называл меня сеструхой, и это сразу придало мне сил.
Только чирлидерши вели себя как всегда: окидывали долгим взглядом с макушки до пяток, а потом шептали что-то друг другу и ржали.
Наверное, им смешно смотреть, как амазонка вроде меня с плоской грудью и пяти футов девяти дюймов ростом ломится сквозь школьные коридоры. Странно, что никто еще не догадался накинуть на меня сеть и оттащить в естественно-исторический музей.
Из моих близких друзей вчерашним интервью недовольна только Лилли и, конечно, Шамика. Лилли все еще злится, что я разболтала на всю страну про расслоение нашего школьного общества. Но все же она не настолько обижена, чтобы отказаться сегодня утром от поездки на моем лимузине.
Забавно, но, поскольку Лилли была холодна и сдержанна, мы с Майклом общались гораздо больше обычного. Пока мы ехали в школу, он предложил вместе просмотреть мою домашку по алгебре – все ли правильно.
Меня очень растрогало его предложение, а когда он сказал, что все задачи решены правильно, охватило чувство удивительного тепла, но не из-за задач, а из-за того, что его пальцы коснулись моих, когда он отдавал мне листок с домашкой.
Неужели он – ДжоКош? Неужели?
Ой, мама, директор Гупта меня уже ждет.
Вторник, 28 октября, алгебра
Директор Гупта страшно озабочена моим психическим состоянием.
– Миа, неужели ты так несчастна у нас, в школе имени Альберта Эйнштейна?
Мне не хотелось ее обижать или огорчать, поэтому я сказала, что вовсе нет. На самом деле в какую бы школу меня ни засунули, куда бы я ни пошла, все равно останусь безгрудой дылдой.
Тут директор Гупта меня удивила.
– Я спрашиваю, потому что во время интервью ты сказала, что непопулярна в школе.
Зачем она все это мне говорит?
– Я и правда непопулярна, – сказала я, пожав плечами.
– Ну что ты! – воскликнула директор Гупта. – Все в школе знают, кто ты такая.
Мне по-прежнему не хотелось ее огорчать, она же не виновата в том, что я мутант, поэтому я мягко сказала:
– Это потому что я принцесса. А до того меня никто не замечал.
– Но это неправда! – ответила директриса.
«А ты-то откуда знаешь? – подумала я про себя. – Ты ведь не бегаешь вместе с нами по коридорам из класса в класс и представления не имеешь, что происходит за стенами твоего кабинета».
Тут она предложила такое, что мне даже стало ее немного жалко – живет в своем мире директорских фантазий.
– Может быть, тебе стоит больше участвовать во внеучебных мероприятиях? – спросила директриса. – Тогда появится ощущение причастности.
У меня челюсть отвалилась на тельняшку.
– Директор Гупта, – не выдержала я. – Я не врубаюсь в алгебру. Все мое свободное время уходит на дополнительные занятия, чтобы вытянуть хотя бы на тройку.
– Это мне известно, – сказала она.
– После дополнительных занятий я еду к бабушке заниматься королевским этикетом, чтобы в декабре, когда меня будут представлять народу Дженовии, которым мне предстоит править, я не выставила себя полной идиоткой, как вчера во время интервью.
– Ну идиоткой – это слишком сильное выражение.
– У меня совершенно нет времени на внеучебные мероприятия, – объяснила я, с сочувствием глядя на директрису.
– Ребята, которые готовят ежегодный школьный альбом, собираются всего раз в неделю, – заметила директриса. – Или можно заняться бегом. Команда начнет тренировки только весной, а к тому времени у тебя, скорее всего, уже не будет уроков королевского этикета.
У меня глаза на лоб полезли. Я? Бегать? Да я хожу-то с трудом, цепляясь одной гигантской ступней за другую. Что же будет, если я побегу?
Ну а насчет альбома… Неужели я похожа на человека, который хочет сберечь память хоть об одном событии своей школьной жизни?
– Я просто предложила, – сказала директриса, видимо поняв по выражению моего лица, что я не в восторге от такой перспективы. – Мне правда кажется, что тебе было бы гораздо интереснее учиться в школе Альберта Эйнштейна, если бы ты ходила в какой-нибудь кружок. Я, конечно, знаю, что ты дружишь с Лилли Московиц… Иногда мне даже кажется, что… она не очень хорошо на тебя влияет. Шоу у нее всегда такие злые.
Последнее замечание потрясло меня до глубины души. Бедная директриса вообще ничего не понимает в этой жизни!
– Что вы! – воскликнула я. – У Лилли очень позитивные шоу! Вы видели сюжет, посвященный борьбе с расизмом в корейском магазине? Или историю о том, что многие магазины подростковой одежды не учитывают интересы крупных девушек? Они почти не предлагают одежду двенадцатого размера, хотя он самый распространенный у американских женщин. А то, как мы пытались лично вручить печенье «Ваниеро» Фредди Принцу – младшему, поскольку он показался нам слишком худым?
Директриса вскинула ладонь, останавливая меня.
– Вижу, что эта тема тебя волнует, – проговорила она. – И это радует. Я очень довольна, Миа, что тебя волнует хоть что-то, кроме твоей антипатии к спортсменам и чирлидершам.
Мне стало совсем хреново.
– Это не антипатия, – сказала я. – Просто… иногда кажется, что этой школой руководят они, миссис Гупта.
– Уверяю тебя, что это нет так, – ответила она.
Бедная, наивная директор Гупта. Но придется мне еще немного покрушить прекрасный воображаемый мир, где она обитает.
– Э‑э… директор Гупта… – промямлила я. – Насчет миссис Хилл…
– Что насчет нее?
– Про то, что она все время в учительской. Я совсем не то имела в виду. Это преувеличение.
Директриса одарила меня ледяной улыбкой.
– Не беспокойся, Миа, – сказала она. – Мы уже приняли меры.
Меры?! В каком смысле?
Боюсь узнавать.
Вторник, 28 октября, О. О.
Короче, миссис Хилл не уволили.
Но зато, судя по всему, сделали предупреждение или типа того. В результате она сидит как приклеенная в классе О. О., а это значит, что мы тоже все сидим за партами и работаем. Мы даже не можем запереть Бориса в подсобке и поэтому вынуждены слушать, как он играет.
Этого Бартока.
И поболтать нельзя, потому что все типа заняты своими индивидуальными проектами.
Как же все на меня злы! Но больше всех бесится Лилли, поскольку она, оказывается, тайно писала книгу о группировках, на которые разделились учащиеся средней школы имени Альберта Эйнштейна. Ну ваще! Она даже не хотела мне об этом рассказывать, просто Борис проболтался за обедом на большой перемене. За это Лилли швырнула в него картошкой фри, так что весь свитер теперь в кетчупе.
Не могу поверить, что Лилли рассказывает свои секреты Борису, а не мне. Ведь я ее лучшая подруга, а Борис всего лишь ее парень. Так почему же она делится с ним всем самым интересным, например тем, что пишет книгу, а мне не говорит?
– А можно мне почитать? – спросила я.
– Нет.
Лилли была в ярости. На Бориса даже смотреть не хотела, а он уже простил ее за кетчуп, хотя теперь наверняка придется нести свитер в чистку.