(Папа невозмутимо удаляется. Растерянные гости, подхватив свои вещички, отправляются на поиски коктейлей. Из-за рояля не доносится ни звука.)
Я (не обращаясь ни к кому в отдельности): Это же Мексика! Они совсем кукухой тронулись? Если мама будет пить воду из-под крана, как бы ребеночек не родился с ластами вместо ножек!
Эмбер: Не бойся, моя подруга Хитер забеременела в Мексике и пила местную воду. Все у нее в порядке, просто близняшки родились, и все.
Я: С плавниками на спинках, да?
20:20 – Дэвид Хасселхофф снова начинает играть на рояле, но бабушка рявкает на него: «Заткнись, а!»
Мамино письмо:
Моя дорогая Миа,
к тому времени, когда ты прочитаешь это письмо, мы с Фрэнком уже поженимся. Прости, что не посвятила тебя в тайну, но я не хочу, чтобы ты лгала бабушке, когда она тебя спросит (а она спросит), знала ли ты о нашем бегстве. Не хочу, чтобы между вами пробежала черная кошка.
(Черная кошка? Всего одна? Да не смешите мои носки! Между нами черные кошки толпами носятся.)
Нам с Фрэнком больше всего на свете хотелось бы, чтобы ты была на нашей свадьбе. Мы решили, что после возвращения тайно от всех устроим еще одну свадебную церемонию только для нашей маленькой семьи и самых близких друзей!
(Любопытненько, что из этого выйдет. Почти все мамины подруги – ярые феминистки или артистки перформанса. Одна, например, читает стихи на сцене только в голом виде и поливая себя при этом шоколадным сиропом. О чем они, интересно, будут беседовать с друзьями мистера Джанини, которые, насколько я поняла, предпочитают спорт по телику?)
Миа, все это безумное время ты держалась молодцом, и я – а также твой отец и отчим, – мы хотим, чтобы ты знала, как мы ценим твою поддержку. Ты самая лучшая дочь на свете, и нашей будущей малявке страшно повезло, что у нее будет такая старшая сестра, как ты.
Уже скучаю по тебе,
мама
Пятница, 31 октября, 9 часов вечера
Я в шоке. Реально.
Не потому, что мама сбежала с моим учителем алгебры, – это даже романтично. Меня потрясло то, что сбежать им помог папа – мой папа! Он пошел наперекор своей матери. По-настоящему.
И я начинаю подозревать, что не так уж он ее боится. Скорее, просто не хочет, чтобы ему трепали нервы. Гораздо проще согласиться с бабушкой, потому что спорить с ней очень уж хлопотно и утомительно.
Но не в этот раз. В этот раз он настоял на своем. И наверняка его еще ждет расплата.
Не знаю, как я это все переживу. Мне придется полностью изменить свое отношение к папе, как Люку Скайуокеру, когда он понял, что его отец – Дарт Вейдер. Только наоборот.
Короче, пока бабушка была в ауте за роялем, я подошла к папе и обняла его изо всех сил.
– У тебя все получилось!
Он посмотрел на меня с интересом.
– Тебя это так удивляет?
Упс.
– Ну да, – смутилась я. – Ну ты же понимаешь.
– Не понимаю.
– Ну… – пробормотала я.
Блин! Спрашивается, кто тянул меня за язык? Может, соврать?
Но папа, видимо, по моему лицу угадал, о чем я думаю, потому что предостерегающе произнес:
– Миа…
– Ой, ну ладно, – смущенно пробурчала я, отпуская его. – Просто иногда мне кажется – только кажется! – что ты немного опасаешься бабушки.
Папа легко обнял меня за шею прямо на глазах у модели Лиз Смит, которая встала, чтобы вместе со всеми пройти в Большой бальный зал. Она улыбнулась нам с симпатией.
– Миа, – сказал папа, – я не боюсь своей матери, и, поверь, она совсем не так плоха, как тебе кажется. С ней просто надо правильно себя вести.
Это было неожиданно.
– Кроме того, – продолжил папа, – неужели ты правда думала, что я брошу в беде тебя или маму? Помни: я всегда приду вам на помощь.
У меня вдруг защипало в глазах. Ну конечно, от дыма множества сигарет – на церемонии была куча французов.
– Миа, я ведь никогда не подводил тебя? – внезапно спросил папа.
– Нет, конечно, – удивленно ответила я. – И ты, и мама, вы оба у меня – норм.
– Понятно, – покивал папа.
Кажется, в моем голосе недоставало энтузиазма.
– Нет, правда. Для меня лучше вас никого нет… – поспешно сказала я и, не удержавшись, добавила: – Но насчет принцессы – это все-таки слишком.
У него стало такое лицо – обязательно взлохматил бы мне волосы, если бы не тонны мусса для укладки, к которому мгновенно прилипает рука.
– Ну извини, – сказал он. – А ты уверена, что хотела бы быть самой обыкновенной девчонкой? Какой-нибудь Нэнси, каких вокруг тыщи?
Э‑э. Ага. Но только чтобы меня звали как-нибудь по-другому.
Этот момент легко мог стать самым волнующим в моей жизни – прям хватай ручку и записывай в дневник, – если бы к нам не подскочил Виго в растрепанных чувствах. Ну еще бы! Его свадьба на глазах превращалась в катастрофу века. Сначала не явились жених с невестой, а теперь хозяйка празднества, вдовствующая принцесса, заперлась у себя в номере и отказывается выходить.
– В каком смысле отказывается? – изумился папа.
– В самом прямом, ваше величество. – Виго чуть не рыдал. – Я впервые видел ее в такой ярости! Ее высочество говорит, что ее предала собственная семья, она опозорена навеки и никогда больше не сможет показаться людям.
Папа закатил глаза.
– Пойдем, – сказал он мне.
Мы подошли к бабушкиному номеру, и папа знаком показал нам с Виго, чтобы мы молчали, потом постучал в дверь.
– Мама, – позвал он. – Мама, это Филипп. Можно мне войти?
Нет ответа. Но я знала, что она там, – слышала, как тихонько постанывает Роммель.
– Мама, – повторил папа, подергал ручку и тяжело вздохнул – дверь была заперта.
Еще бы ему не вздыхать, он и так потратил почти весь день на то, чтобы расстроить бабушкины планы, и это наверняка было непросто. А теперь еще и это.
– Мама, – сказал папа. – Я хочу, чтобы ты открыла дверь.
По-прежнему никакого ответа.
– Мама, – снова сказал папа. – Это смешно. Я хочу, чтобы ты немедленно открыла дверь. Если ты этого не сделаешь, я вызову управляющего с ключами. Ты вынуждаешь меня к этому. Так?
Но бабушка скорее показалась бы без макияжа, чем позволила сотрудникам отеля присутствовать при наших семейных разборках, поэтому я схватила папу за руку и прошептала:
– Дай мне попробовать.
Папа пожал плечами, типа «ну если тебе так хочется», и шагнул в сторону.
– Бабушка? – окликнула я через дверь. – Бабушка, это я, Миа.
Не знаю, чего я ожидала, – точно не того, что она мне откроет. В смысле, если уж она не открыла ни своему обожаемому Виго, ни папе, который, обожаемый или нет, но все-таки ее единственный сын, с какого перепугу она откроет мне?
Но ответом мне была глубокая тишина за дверью. Только Роммель слабо повизгивал.
И все равно я не отступила.
– Извини за маму и мистера Джанини, – сказала я громко. – Но, бабушка, вспомни, сколько раз я тебя предупреждала, что мама не согласится на свадьбу! Я же говорила, она хочет, чтобы все прошло тихо и скромно. Ты могла бы догадаться, что происходит что-то не то, когда увидела, что мама не пригласила ни одного человека. На свадьбу пришли только твои друзья. Ну не считая бабулю с дедулей и родителей мистера Дж. Ну сама подумай, моя мама знакома с Имельдой Маркос[7]? А с Барбарой Буш[8]? Она, конечно, очень приятная дама, но точно не мамина подружка.
Тишина за дверью.
– Бабушка, – позвала я. – Слушай, ты меня удивляешь. Ты ведь всегда учила меня, что принцесса должна быть сильной, что, несмотря ни на какие трудности, она смело идет вперед и не прячется за своим богатством и привилегиями. Кажется, именно это ты сейчас и делаешь. Разве ты не должна быть в зале, делать вид, что все так и задумано, и поднимать бокал за счастливую сбежавшую парочку?
Я поспешно отскочила, потому что дверь номера медленно отворилась. Через мгновение возникла бабушка, вся в сиреневом и в бриллиантовой короне.
– Я как раз собиралась спуститься в зал, – надменно проговорила она. – Поднялась в номер на минутку, чтобы подправить помаду.
Мы с папой обменялись быстрыми взглядами.
– Ну конечно, бабушка, – сказала я. – Конечно.
– Принцесса, – произнесла бабушка закрывая за собой дверь в номер, – никогда не оставляет гостей без присмотра.
– Точно, – откликнулась я.
– Так почему же вы здесь? – Она обожгла нас гневным взглядом.
– Просто заглянули…э-э… проведать тебя, – объяснила я.
– Ясно. – И вдруг, к моему великому изумлению, бабушка продела руку мне под локоть и, не глядя на папу, скомандовала: – Идем.
Папа лишь снова закатил глаза, но, похоже, ни капли не испугался – а вот я бы точно струсила.
– Бабушка, сейчас, – сказала я и точно так же, как она, продела руку под локоть папе.
Мгновение мы постояли втроем, связанные… ну, мной. Потом бабушка фыркнула, но ничего не сказала. Зато папа улыбнулся.
И знаете что? Это, конечно, не точно, но, возможно, это и был самый волнующий момент в моей жизни. Волнующий для всех нас. Или… ну не знаю. Но для меня – точно.
Суббота, 1 ноября, 2 часа дня
Так что вечер все же не стал катастрофой. Большинство наших гостей отлично провели время. Тот же Хэнк, например, у которого просто талант всегда появляться к обеду, возник в охренительном смокинге от Армани. Бабуля и дедуля был счастливы, и миссис Джанини, матери мистера Джанини, он тоже понравился – наверное, своими изящными манерами. Хэнк хорошо усвоил уроки Лилли и всего разок обмолвился, что любит повозиться в грязи. Когда начались танцы, он пригласил бабушку на второй вальс – первый успел отхватить папа – и произвел на нее такое неизгладимое впечатление, что она конкретно наметила его мне в женихи.
Какое счастье, что браки между двоюродными родственниками были запрещены в Дженовии еще в 1907 году.