– Милорд! – Мой голос прозвучал по-королевски отчужденно. Расправив плечи, я двинулась к смущенно перебирающему пуговицы мужчине. Если робость Ирмы не позволяла взваливать свои страдания на плечи мужа, то я таким качеством не обладала. – Вам известно, что ваши подчиненные изводят придирками и косыми взглядами мать вашего будущего наследника?
Виктор переглянулся с Ирмой, но я остановилась так, чтобы она оказалась у меня за спиной.
– Нет, – тут же отозвался раскрасневшийся от смятения лорд.
«Вот уж два сапога пара», – пронеслось у меня в голове.
Я едва сдержала смешок, закусив щеку изнутри, когда воображение нарисовало образы робеющих до помутнения сознания фейри, которые в темноте, чтобы не смущать друг друга, предаются страсти.
Вздернув нос, я продолжала наблюдать за тем, как постепенно багровеют лицо и шея растерянного фейца. Он все же нашел глазами трясущуюся позади меня супругу, крылышки которой, казалось, вот-вот вознесут ее к потолку, так сильно они подрагивали.
– Любимая, почему ты молчала и позволяла себя унижать?
Лорд двинулся к жене. Я отступила, прижавшись поясницей к письменному столу. Ирма бросилась в объятия любимого и, уткнувшись лбом в широкую грудь, принялась тихо всхлипывать.
– Я знаю, как ты дорожишь своими служащими, да и твои друзья давно стали членами семьи. Я не хотела тебя разочаровывать, не хотела становиться обузой, – пискляво протараторила она.
Лорд нежно погладил любимую по лопаткам и зарылся лицом в ее волосы.
– Я вышвырну всех, кто посмел усомниться в моем выборе. Уволю, не моргнув и глазом! – пообещал он Ирме. А я отметила, что, несмотря на застенчивый характер, лорд явно не тюфяк. – А друзья, которые не способны разделить со мной счастье быть с любимой, и не друзья мне вовсе.
Виктор обхватил руками лицо возлюбленной и нежно запорхал губами по ее румяным щекам. Мое сердце екнуло от переполняющей его нежности. Отстранившись, феец прижал руку к животу супруги, а затем нагнулся и трепетно его поцеловал.
Воздух возле меня заискрился и словно бы стал плотнее. В комнату ворвались снежинки. Подрагивая, они спиралью кружились недалеко от стола, пока из ледяного потока не вышел Эллин.
Он сменил простую рубашку на парадный серебристый камзол с алмазной строчкой. Ледяная корона, поблескивая в волосах, придавала ему статности, которую Эллин часто сглаживал расстегнутыми верхними пуговицами или закатанными рукавами камзола.
Глаза короля удивленно расширились. Не знаю, что его привело ко мне посреди ночи, но вряд ли Эллин ожидал увидеть в моих покоях целующихся Ирму и главу Совета Лордов.
Влюбленная парочка настолько увлеклась воркованием, что даже не заметила появления еще одного зрителя, пока Эллин демонстративно не прокашлялся.
Виктор тут же оторвался от живота жены и низко поклонился королю. Ирма собралась присесть в реверансе, но Эллин ее остановил, предупреждающе вскинув руку.
– Ваше величество, – деликатно начал лорд и, приобняв талию жены, подтолкнул Ирму к выходу, – прошу нас извинить, мы уже уходим.
Поклонившись и в мою сторону, лорд благодарно мне подмигнул, и голубки покинули мои покои.
Я еще долго смотрела на закрывшуюся дверь.
– Завидуешь? – Эллин, как и я, прислонился к столу, скрестив длинные ноги. Его ласкающий слух голос проткнул витающую атмосферу счастья, как игла воздушный шарик, вернув меня в холодную и пустую реальность собственного разбитого сердца.
Я не ответила, опустив глаза в пол. А когда подняла голову, чтобы защитно съерничать, наткнулась на склонившегося надо мной Эллина.
– Зависть – отравляющее чувство. Не советую слишком часто поддаваться ему.
Король потянулся ко мне и беззастенчиво щелкнул по носу. От одного его мимолетного касания меня словно током ударило.
– Зачем ты пришел? – Я многозначительно посмотрела на окно, за которым, купаясь в лунном свете, переливался радугой заснеженный розарий.
Эллин не стал отвечать. Достав из нагрудного кармана аккуратно сложенное письмо, протянул мне бумагу с гербом Благого Двора.
– Хотел доставить тебе послание Маркуса… – Его кадык дрогнул. Эллин словно вел внутреннюю борьбу с собой и, проиграв, признался: – И убедиться, что ты в порядке и не сбежала с монетами Фабиона из замка.
Я ощетинилась. До горечи во рту неприятно было думать, что король сомневается в моей порядочности.
– Ты обманул меня, Эллин. Ты уничтожил все хорошее, что между нами было, и…
Я не договорила. Резко отвернулась и зажала рот рукой, сдерживая желание причинить ему такую же боль, какая заставляла меня до сих пор беззвучно плакать по ночам.
Лицо короля стало непроницаемым. Излюбленная маска непринужденности скрыла от меня любое проявление искренних эмоций. Но все же я успела мельком разглядеть в его глазах гложущую вину.
Теперь уже Эллин печально посмотрел на массивную дверь. Как будто увидел за ней идеальную жизнь двух обретших друг друга сердец, которая когда-то могла сложиться и у нас.
– Мы могли быть счастливы…
Острые слова разбередили старые раны. С моих губ сорвался судорожный вздох.
– Могли, – тихо согласилась я, – но жизнь распорядилась иначе.
Горло сжал болезненный спазм сдерживаемых эмоций. Тяжело сохранять самообладание, когда хочется кричать о несправедливости. О насмешке судьбы, которая нас сначала связала как возлюбленных, а потом разлучила как врагов, разрушив грань между ненавистью и любовью.
Мои пальцы скомкали письмо; осознав, насколько жалко выгляжу, я порывисто отошла от стола и направилась к кровати.
Ноги пару раз запутались в подоле платья, но я добралась и тяжело осела на прикроватную софу. Руки подрагивали, и мне пришлось засунуть их под колени.
Эллин безотрывно таращился в пустоту, пока маска холодности на его лице не растаяла. Он нервно запустил пятерню в волосы, явно опасаясь нарушить молчание.
Обстановку между нами разрядил Ирис. Виляя хвостом, белоснежный пес подбежал к Эллину, встал на задние лапки и начал пританцовывать, требуя немедленно взять его на руки.
Король, нагнувшись, подхватил пушистый комок, но удержал его на расстоянии вытянутых рук. Серьезно заглянув в глаза-бусинки, сипло пригрозил:
– Если снова от радости испортишь мне камзол, прикажу тебя побрить.
Поджав уши и хвост, пес жалобно заскулил. Взгляд Эллина смягчился, он на удивление нежно прижал Ириса к груди и погладил по загривку.
Проворно повернувшись, Ирис умудрился лизнуть Эллина в нос. Лицо короля вытянулось и недовольно сморщилось.
– А ты брюзга, – подметила я, усмехаясь.
Ледяной капкан разбитых надежд разжался, позволяя свободно дышать. Спина Эллина тоже расслабилась, словно и он уловил навеянную Ирисом безмятежность и вцепился за нее.
– Дорогая, стоит ли напомнить тебе, как именно Ирис следит за своей личной гигиеной?
Король аккуратно поставил пса на пол, и тот вразвалочку поковылял обратно на лежанку. На левой щеке Эллина под шрамом проступила предательская ямочка, от которой у меня почему-то заходилось сердце.
– Ты про вылизывание его прич…
Эллин поднял руку, прекращая мой словесный поток. Сжав переносицу, чтобы не рассмеяться, он повернулся ко мне.
– Прошу, давай обойдемся без уточнений. Я и так едва удерживаюсь от того, чтобы не броситься в купальню и не содрать кожу с лица.
В попытке устроиться удобнее я расправила плечи, натянув ткань сорочки. Красиво подчеркнутая глубоким вырезом грудь тут же завладела вниманием Эллина, отвлекая от красноречивых пояснений.
– Не стоит уступать соблазнам, – под нос себе пробормотал король. – Мне лучше уйти.
Горящий темным вожделением взгляд Эллина воспламенил мое тело, и я едва не задохнулась. Дуновение морозного ветра пощекотало голые лодыжки, а снежинки белым облаком вспорхнули рядом с королем. В последний раз бросив на меня потемневший взгляд, он крепко зажмурился и исчез в сотканном из снега вихре.
Глава 23. Шпион
Проворочившись остаток ночи с боку на бок, я так и не смогла уснуть.
Подслушанные в ущелье слова Эллина: «Не заставляй меня, отец, я не стану убийцей» – все еще пугающе отдавались в ушах.
В голове крутилась масса вопросов. Я стояла, облокотившись на перила балкончика открытой купальни, и вглядывалась в звездное небо, будто оно могло подсказать верный путь.
За последний год все перевернулось с ног на голову. Мне с трудом верилось, что совсем недавно я ела попкорн в кинотеатре и прогуливалась по супермаркетам. Сейчас жизнь в мире смертных вспоминалась мне вечным днем сурка, где я, спасаясь, убегала от друидов. Только вот и попадание в мир фейри не принесло облегчения, напротив, только добавило новых страданий. Меня нарекли ахиллесовой пятой Эллина, да и любовь к убийце матери точно меня не красила.
Даже под открытым небом стало тесно, словно все невзгоды разом обрушились на голову, и я, потоптавшись на месте, вернулась в покои. Задержавшись у туалетного столика, на стеклянной поверхности которого все еще валялось письмо отца, я взглянула на себя в зеркало. Коснулась своего удрученного отражения, провела пальцем по темнеющим под глазами синякам и устало опущенным уголкам рта.
«Иди за праведными мыслями и не отступай», – повторила я назидание Маркуса из врученного мне послания.
Мой взгляд вновь метнулся к измятой бумаге с золотым гербом, и я зачитала вслух оставшиеся строки:
…Ты копия своей храброй матери, доченька.
Я ошибся, восприняв тебя как хрупкий цветок. Но я не стану искать оправданий своего союза с Александром, их нет. Мое рвение защитить тебя победило здравый смысл и сострадание к другим. Не знаю, простишь ли ты меня, да и прощала ли когда-то, но знай, тебя всегда ждут дома…
Король Благого Двора.
Отец.
Спокойно дочитать не удалось – на последнем слове я хлюпнула носом и промокнула рукавом сорочки повисшие на ресницах слезы. Моргнув, я все же уронила соленые капли на хранивший тепло отцовского напутствия листик.