Что-то пушистое потерлось о мои щиколотки. Ирис выбежал за мной на террасу и сейчас, тихо поскуливая, крутился возле ног.
– Если разбудишь свою хозяйку, нам обоим влетит…
Я не успел договорить, в дверях появилась потягивающаяся Агнес.
Каждый раз при виде любимой мне хотелось упасть на колени – так она была прекрасна и целиком принадлежала мне. Полная луна отблескивала в ее черных как ночь волосах, а серебро сорочки превращало ее утонченное тело в произведение искусства.
Любимая недовольно нахмурилась и шагнула ко мне.
– Ты чересчур с ней сюсюкаешься! Стоит малышке подать голос – и бац, – Агнес эмоционально взмахнула руками, – Эмили уже у тебя на руках, а вокруг летают снежинки, ледяные единороги и погремушки.
То, как Агнес недовольно насупилась, заставило меня мысленно перенестись на несколько месяцев назад, когда она так же меня отчитывала за решение потанцевать с ней на собственной свадьбе.
Она была уже глубоко беременна, и вальс дался любимой с трудом. Под конец танца ее начало мутить, и Бриэль пришлось экстренно обмахивать ее веером, чтобы весь съеденный торт не оказался на полу. Агнес потом долго ругалась, из самого обидного я расслышал фразу: «Замуж по залету, прекрасно!»
Кстати, эта тема всплывала не один раз. Во время беременности любимая все подряд воспринимала в штыки. Я сотни раз напоминал, что она согласилась выйти за меня еще на Мысе Полярной звезды, и постепенно Агнес успокоилась.
Наша свадьба напоминала кутерьму. Даже у меня в голове смешалось все: украшения, подарки, поздравления, много поздравлений, и Агнес, настолько хрупкая и красивая в шикарном белом платье, расшитом бриллиантами, что все мои мысли крутились только вокруг нее.
До самого торжества я тщательно оберегал любимую от посторонних глаз, ведь королевский ребенок – это не только радостное событие, но и укрепление власти, которое враги (Себастьяна так и не поймали) могли бы использовать против нас.
Поэтому на свадьбу мы стянули всю гвардию Габриэля. И пусть Агнес весь вечер обзывала меня параноиком, я не мог рисковать ее безопасностью. Слава прародителям, все прошло без происшествий, а неблагой народ воспринял новость о скором появлении наследницы как снисхождение самих прародителей и знак свыше, что наша с Агнес дочь станет их обожаемой правительницей.
Любимая помахала ладонью у меня перед глазами.
– Говорит земля, ты меня вообще слушал?
– Прости, я задумался, – ответил я и, желая ее поддеть, добавил: – Вспомнил, как ты клялась заново меня убить, воскресить, а потом придушить.
Агнес зло зашипела, ее ноздри раздулись, а щеки пошли красными пятнами. Я просто обожал ее злобную моську, поэтому не мог удержаться от лишней провокации.
– Ты сам решил присутствовать на этом экзорцизме!
Так она в шутку называла свои роды, и я не мог ее винить. Агнес была наполовину человеком, поэтому появление Эмили стало для нее настоящим испытанием. Фейки рожали практически безболезненно, чего нельзя сказать о смертных женщинах. Воспоминания вновь поглотили меня, и я очутился в одном из самых счастливых и одновременно страшных дней за всю мою бессмертную жизнь.
Любимая тогда потеряла слишком много крови, ее тело даже под восстановительной магией жизни ослабло, и целительница серьезно обеспокоилась, что Агнес не хватит сил разродиться, а малышка задохнется в родовых путях. Услышав это, любимая собралась, и вскоре я качал Эмили на руках.
– Я бы ни за что на свете не пропустил первый вдох дочери, поэтому твои угрозы и тщетные попытки вытравить меня из покоев, как таракана, я принимал не слишком уж близко к сердцу, – шепотом ответил я.
Агнес промолчала, всматриваясь в красоты Неблагого Двора. Не скрывая восхищения, она любовалась зимними пейзажами и ночными огнями Араклеона. Любимая взошла со мной на трон в день свадьбы. Хоть ее и не прельщала власть, но Агнес никогда бы не заставила меня выбирать между семьей и короной, за что я любил ее еще сильнее.
Я проследил за ее взглядом. Неблагой Двор изменился, теперь подпитываясь не только моей силой, но и магией своей королевы. В заснеженном розарии наконец-то расцвели цветы, ледяные колонны украшали вьюнки, а на поверхности фонтанов покачивались розовые лепестки.
– Саманта передавала тебе привет, – вдруг заговорила любимая и поцеловала дочку в макушку. Почувствовав материнское тепло, малышка заулыбалась во сне и причмокнула мягкими губками. – Я видела ее сегодня, она привезла Эми вырезанные Даяной деревянные игрушки.
Я тихо хмыкнул.
Когда только пришел в себя и мы провели с Агнес незабываемую ночь в ее покоях, я пошел искать нового Благого Короля, чтобы смести барьер между нашими дворами. Нет, магии зимы и лета так и остались царствовать в своих владениях, но вот охранительные чары теперь можно пересекать без специального запроса на портал или артефактов. Тогда я и заметил интерес Саманты к Дориану и уверен, он был взаимным.
Я знал, что Дориан с ума сходил по Агнес. Но мы с ней принадлежали друг другу, а наша любовь оказалась вечной и нерушимой, так что я искренне сочувствовал его разбитому сердцу. После того как Дориан вернул мне обручальное кольцо матери, я все же намекнул ему, что сердце нельзя залатать, но можно расширить границы, и вдруг там найдется место для кого-то еще.
Саманта заключила со мной сделку на вечное служение короне, и я с удовольствием предложил ее кандидатуру на должность нового советника Дориана. Она не сопротивлялась. Взамен я уговорил короля отпустить с нами в Неблагой Двор Филиппа, который прикипел к Амине.
– Как ты думаешь, у них срастется? – вновь поинтересовалась Агнес, вырывая меня из задумчивости.
– Хотелось бы. Я думаю, Дориан сумеет усмирить дикий нрав Саманты, а она поможет ему оправиться от безответных чувств.
– В этом она мастер, да? – Любимая мне подмигнула, и мы оба тихо захихикали, чтобы не разбудить дочурку. – Главное, чтобы Итон не вставлял им палки в колеса.
Вернувшись в Ледяную Цитадель, я узнал, что отец Итона много лет назад заключил с Александром кровавую сделку, обговорив, что даже его дети будут верны огненному королю. После смерти кровожадного тирана Итон освободился от тяжкого бремени, но я все равно не спешил доверять ему. Отправил бывшего военного дипломата служить вместе с Арчи на границы с Дикой Охотой. На случай, если объявится Себастьян, пока Дориан пытается взять под контроль Двор Огня и Тьмы.
Огненные фейцы поделились на два лагеря: одни стремились усадить на трон законного сына Александра, чтобы не повиноваться полукровке, другие же, наоборот, желали спокойствия и объединения земель, соглашались войти в альянс нового правителя. Так что земли Дикой Охоты, погрязшие в смуте, все еще представляли опасность. Барьер рядом с ними укрепили, но все же лишняя осторожность не помешает, тем более теперь, когда Эмили может стать их целью для манипулирования мной или Дорианом.
Я прижал дочку к груди, готовый растерзать в клочья любого, кто даже вздохнет рядом с ней без моего разрешения.
– Саманта – его родственная душа, Итон в любом случае будет бороться, – неохотно признал я, поглаживая Эмили по пухлой ручке.
Мой взгляд резко опустился на шею любимой, а точнее, на тонкий шрам, при виде которого мне каждый раз хотелось уничтожать миры.
Агнес вздохнула и сжала кулон брата, болтающийся на длинной цепочке на груди. Это стало для нее привычным жестом, словно через кулон любимая ощущала поддержку Артура. Заметив мой заледеневший взор и крепко, как в самое дорогое сокровище, вцепившиеся в дочку пальцы, она прошептала:
– Тебе незачем так тревожиться. Как изрек Фабион, нашу малышку ждут великие свершения, а я могу за себя постоять.
Я вновь провалился в день, когда мы впервые показали своим подданным будущую наследницу престола. Как и требовал обычай, мы продемонстрировали месячного ребенка и короновали ее в принцессы Неблагого Двора.
На праздник нагло явился Фабион в той же потрепанной рубахе. Я усмехнулся, припомнив, как Агнес гнала его из замка, недвусмысленно высказав, что если фавн посмеет еще раз предсказать что-нибудь о нашей семье, она запихнет его же котел ему в пушистый зад.
Потом пришел Дориан, и Агнес поникла. Она до сих пор чувствовала себя виноватой перед ним и весь остаток праздника смущенно прятала глаза и тяжело вздыхала, словно боясь, что наша семейная идиллия еще сильнее омрачит его душу.
Но все же это не мешало ей шутить о каком-то Симбе и подтрунивать надо мной, постоянно напоминая, чтобы я следил за тем, чтобы от самодовольства не треснула рожа.
В моем кармане трезвонно запищала радионяня. Я лихорадочно нащупал овальную кнопку, как и учила Агнес, чтобы убрать звук. Эмили нахмурила бровки, и ее губки затряслись. Пока дочь не заплакала, я принялся усердно ее качать, а Агнес напевать колыбельную. Вскоре малышка успокоилась. Вложив большой пальчик в рот, она с причмокиванием его посасывала.
Вся наша с Агнес жизнь теперь сосредоточилась в руках малышки. Дочка словно стала венцом нашей любви, нашим личным миром.
– Я же говорила тебя отключать ее, когда берешь Эмили, – шикнула любимая и ткнула меня пальцем в бок. Я обернулся и через стеклянные двери увидел Ириса. Пес незаметно ушел от нас и теперь грыз второй радиоприемник, оставленный на нашей с Агнес кровати.
– Я прибью эту слюнявую морду!
Любимая захихикала, схватившись за ледяные перила.
– Ага! Ты любишь его, просто стесняешься в этом признаться, – поддела она, и ее переливистый смех снова оживил в моей памяти другую, более веселую картину.
После родов Агнес уговорила меня посетить мир смертных. Ей были жизненно необходимы вещи для помощи молодой маме, как она их назвала. В итоге я поддался просьбам. Мы ненадолго отправились в Нью-Йорк и даже сходили в кино на продолжение «Сумерек», а после, тут я не сдержал глубокого вздоха, она потащила меня в супермаркет. Спасибо прародителям, я запомнил название смертного ада и больше туда никогда