Когда летом 1821 года принцесса Шарлотта впервые после замужества нанесла визит своему отцу, Берлин по сравнению с Петербургом показался ей маленьким городом без роскоши и великолепия. Она не была здесь три года и за это время несколько отвыкла от вида серых домов, напоминающих казармы. Король с наследным принцем встретили великокняжескую чету за городом и разместили сначала в Потсдаме, во дворце Сан-Суси, а затем во дворце Шарлоттенбурга. Гости часто посещали любимое место короля, Павлиний остров, где Фридрих Вильгельм любил показывать свои редкие растения, одно из которых в честь дочери он назвал Шарлоттой.
Впоследствии он приказал выстроить на берегу озера Ванзее русскую избу, местность вокруг которой получила название Никольское в честь зятя. Пребывание в родном городе, а затем на одном из великолепных германских курортов поправило здоровье прусской принцессы. В Петербург она возвратилась лишь поздней осенью. Жизнь вновь потекла в своём обычном русле: зиму великокняжеская чета проводила в Аничковом дворце, лето в одном из пригородных дворцов. Меньше всего Шарлотте нравилась Гатчина — она находила её скучной, лишённой всяких развлечений.
30 августа 1822 года великая княгиня вновь родила дочь, наречённую Ольгой. Тремя годами позже на свет появилась ещё одна. Девочку назвали в честь императора Александрой, желая тем самым как бы смягчить настроение в царской семье — всем хотелось мальчика, а уж отцу в особенности. В этот, 1825 год в России произошли события, которые были полной неожиданностью не только для всех Романовых, но и для страны в целом.
27 ноября 1825 года курьер из Таганрога, прибывший в Петербург, принёс весть о кончине императора Александра I. Это страшное известие потрясло всех. Трудно было поверить в случившееся. В тот же день прусская принцесса написала вдове скончавшегося государя письмо: «Бедная несчастная дорогая сестра! Моё сердце разрывается от горя. Но что это по сравнению с твоей болью? Я постоянно думаю о тебе, твой образ перед моими глазами, полными слёз. Ангел, который ушёл от нас... О Боже! У тебя хоть есть утешение, страшное, ужасное, что ты сама закрыла ему глаза, разделила с ним его последние страдания на этой земле! Как ты сможешь пережить всё это? Господи! Ты всемогущий Бог! Не оставляй её! У меня нет больше слов, только слёзы. Прощай, многострадалица! А.».
Немедленно встал вопрос о престолонаследии.
Николай присягнул новому императору — Константину, своему старшему брату, находившемуся в это время в Варшаве, и привёл к присяге внутренний и главный дворцовый караулы. Затем повсеместно стали присягать Константину и полки. Всё это вызвало крайнее удивление вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны: «Что Вы сделали, Николай? Разве Вы не знаете, что есть акт, который объявляет Вас наследником?» Эти слова матери могли быть обоснованными, так как Константин действительно принял решение никогда не царствовать, но об этом ходили лишь слухи. Письменно об этом великий князь не сообщал.
В связи с неясностью ситуации в России наступило своего рода междуцарствие, длившееся целых три недели. На 14 декабря была назначена вторая присяга, на этот раз великому князю Николаю. Но заговорщики, выступающие против самодержавия и требующие конституции для России, решили действовать. Результатом оказалось кровопролитие на Сенатской площади Петербурга, аресты и казнь пятерых декабристов, как стали называть участников этого восстания.
Таким образом, переступив через кровь своих подданных, великий князь Николай Павлович стал российским императором, а его супруга, прусская принцесса, императрицей. «Думали ли мы в нашем семейном счастье несколько недель назад, что я буду сидеть на этом месте в Зимнем дворце? Я не вырос с мыслью управлять когда-либо шестьюдесятью миллионами подданных, — говорил новый император своей любимой Шарлотте. — Не удивляйся, если я тебе скажу, что в делах государственных понимаю менее моих министров; меня это-то и огорчает, потому что я нисколько не расположен зависеть от них и в то же время должен у них учиться». — «Да, но твоё трудолюбие, природный ум и добросовестность в любом деле помогут тебе преодолеть трудности», — успокаивала мужа принцесса, пытаясь развеять его грустные мысли.
Однако сама молодая императрица пребывала не в лучшем расположении духа; радость из-за высокого положения дорогого ей Николая затмевалась чувством страха за него. Пушечные выстрелы, прогремевшие в день его восшествия на престол, всё ещё звучали в её ушах. Забыть это было невозможно. Да и здоровье её резко пошатнулось: появились нервные судороги, головные боли, кашель.
В жизни прусской принцессы, внезапно оказавшейся на вершине власти, начался новый период.
Венчание на царство было назначено на конец августа 1826 года. В первопрестольную столицу молодой император прибыл вместе с семьёй. Въезд был торжественным: сам государь на белом коне, в генеральском мундире, его супруга с девятилетним наследником престола и императрица-мать в великолепных каретах вместе с фрейлинами и статс-дамами. Шествие замыкал отряд конницы. В день коронации Николай и его супруга под роскошным балдахином, который несли шестнадцать генералов, прошли в Успенский собор. У входа их встречал митрополит. За императорской четой строго по ритуалу прежних коронаций проследовали ближайшие родственники, члены Государственного совета, сенаторы, министры и предводители дворянства. В соборе возвышались два великолепных трона, украшенных драгоценными камнями и золотом. После свершения священного обряда коронования и окончания Божественной литургии началось миропомазание на царство. Происходило оно при такой тишине, что не слышно было ни малейшего звука в церкви. О завершении торжественной коронации жителям и гостям столицы возвестили 103 пушечных выстрела со стен древнего Кремля и звон колоколов.
В два часа дня в Грановитой палате начался торжественный обед. Он продолжался около четырёх часов. За креслами их величеств стояли высшие чины двора. Стол украшала золотая и серебряная посуда. Во время трапезы провозглашались тосты за здравие новых царя и царицы.
Итак, дочь прусского короля волею судьбы стала третьей немецкой принцессой, венчанной на царство вместе со своим супругом, российским императором. Возглавлять дом Романовых и страну им предстоит тридцать лет.
Ещё одна коронация предстояла императорской чете, но это случилось тремя годами позже в Варшаве. Ещё за три дня до торжественного события жители польской столицы узнали о нём из объявления: «Августейший и великий государь наш Николай Павлович, император Всероссийский, царь Польский, указать соизволил коронованию его на царство Польское при помощи Всевышнего быть 12 мая, приобщая к сему священному обряду августейшую свою супругу...» После прочтения это объявление было роздано населению во множестве экземпляров.
При свершении обряда венчания император сам возложил себе на голову корону, а на свою супругу — цепь ордена Белого орла. Из зала заседаний сената, где производился этот церемониал, они прошли в собор Святого Иоанна. Жители Варшавы, желая иметь что-либо на память об этом торжественном событии, разделили затем между собой сукно, которым был покрыт помост для шествия их величеств в собор.
На немецкую принцессу Шарлотту, ставшую императрицей Александрой Фёдоровной, были возложены новые обязанности: отныне ей предстояло заведовать Патриотическим и Елизаветинским институтами, которые в связи с болезнью, а затем кончиной Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I, остались без надзора. Первое, что решила сделать новая императрица, — это перестроить здания институтов, чтобы увеличить число воспитанниц. Во время строительных работ девочки на лето были переведены в главный корпус Царскосельского дворца, а царская фамилия довольствовалась лишь одним из дворцовых флигелей. Александра Фёдоровна ежедневно посещала своих новых соседок, а её дочь Мария не только проводила с девочками большую часть времени, разделяя их детские игры и забавы, но даже носила институтское платье. Когда подросли младшие дочери, они также охотно общались с «институтками». Императрица любила показывать гостям свои заведения. Как-то она повезла в один из институтов свою невестку, прусскую принцессу Елизавету, прибывшую в Петербург вместе с мужем, наследным принцем Вильгельмом. Великие княжны к этому дню пошили себе институтские платья и стали каждая в ряду своего класса. Это было сюрпризом для принцессы, которая никак не ожидала встретить своих августейших племянниц среди воспитанниц.
После кончины вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны под покровительство Александры Фёдоровны перешли и все другие институты. Николай I сам вводил супругу в управление ими. Она лично посещала вверенные ей новые заведения, знакомилась с их бытом, интересовалась жизнью воспитанниц, посылала им к праздникам пакеты со сластями. Рассказывали, что как-то, посетив Екатерининский институт, императрица даже села за общий стол, попросила такого же кушанья, как у девочек, и обращалась со всеми просто и по-матерински ласково. Её приветливость вызывала у всех восторг. Чуждая всякого личного честолюбия и амбиций, Александра Фёдоровна стремилась лишь делать добро и деликатно заботиться о своих подопечных.
Вообще в России над женскими учебными заведениями имели попечительство три императрицы: Екатерина II, при которой был открыт первый воспитательный дом в Москве, а несколькими месяцами позже женское привилегированное учебно-воспитательное заведение в Петербурге; Мария Фёдоровна и Александра Фёдоровна. Любопытная статистика! Попечительство длилось каждый раз по тридцать два года. При супруге Николая I количество заведений, воспитательных, учебных и благотворительных, возросло почти в три раза. Конечно, сама императрица уже не могла лично вникать во все дела. По её просьбе государь учредил особый Совет из двенадцати членов под председательством Петра Георгиевича Ольденбургского. Статс-секретари докладывали государыне о всех проблемах и просьбах этих учреждений, а она принимала соответствующее решение. Больше половины из св