Глаза Симонова чуть покраснели, он был готов заплакать. Обнял Лиду дрожащей рукой и погладил по растрёпаным волосам.
— Ну-ну, не разводите мокроту, — шепнула она, сама сражаясь с собой, — Всё будет хорошо, сказала же! Всё. Я пошла, он там скучает наверное.
Глава шестнадцатая, которая не лезет ни в какие рамки
На перекрестке неравнозначных дорог водитель
транспортного средства, движущегося по второстепенной
дороге, должен уступить дорогу транспортным средствам,
приближающимся по главной, независимо от
направления их дальнейшего движения.
(ПДД 19.3)
Пол года спустя
Это было начало августа, пожалуй. Прошёл дождь, асфальт был сырым, а лужи разлились в целые озёра. Примерно в одно и то же время из разных точек города выехали трое мужчин и одна женщина.
Начнём, пожалуй, с автомобиля, которым управляла Карина Ильина. На соседнем сиденье сидел её муж Константин и только что он сообщил, что подаёт на развод. Карина была расстроена и заявила в свою очередь, что Константин спит со своей приёмной дочерью. Константин был разочарован и поражён. Оба были на взводе. Они двигались по улице с красивым названием “Советской Армии”, к не равнозначному перекрёстку, над которым проходил железнодорожный мост.
По улице Чкалова двигался второй автолюбитель. Задачка усложнилась. Это был супруг Нели Магдалиной, по имени Марк. Он только что был выставлен за дверь, отдал своё обручальное кольцо на благотворительность и считал, что прямо сейчас пора бы напиться до беспамятства. А ещё считал, что до сих пор хочет свою жену, хоть она и стала стервой.
По улице Челюскинцев ехал Егор Симонов. И он единственный тут был счастлив. Прямо сейчас он гадал: “Мальчик или девочка”, речь шла про то, кем будет его первый пациент. Сегодня у Симонова начиналась врачебная практика и он считал, что этого ребёнка, с которым сегодня познакомится, он запомнит на всю жизнь. А ещё Симонов гадал отцом он станет или папулей, через несколько месяцев. Его невеста отказалась говорить пол будущего ребёнка, чтобы не отбирать у первого пациента лавры. Сегодня главным был этот ребёнок, судьбу которого Симонов так и не узнал.
Симонов подпевал песне группы “Ситизен Коуп”, которая переводилась, как “У меня родился сын”, и играл в автомобильную игру. Он подумал, что если с улицы Чкалова сейчас выедет тёмная машина — будет мальчик, а если светлая — девочка.
В машине Марка играло радио, группа “Серебро”, а Марк этого терпеть не мог. У Ильиных в машине тоже играло радио, но они ругались и ничего не слышали.
Перекрёсток был очень интересным, улицы Челюскинцев и Чкалова на нём заканчивались и переходили в одну — Советской Армии, а та в свою очередь разветвлялась на две односторонние многополосные дороги, которых объединяло, собственно, только название.
Мост, нависающий над перекрёстком, имел четыре опоры, и все три машины в общем-то не должны были встретиться ни в коем случае. Ильины двигались во встречном направлении по крайнему левому ряду и должны были проехать между первой и второй опорой. Симонов ехал по центральному ряду с Челюскинцев и должен был проехать между второй и третьей опорой. Марк ехал по крайнему правому — между третьей и четвёртой опорами моста.
Что же помешало всем участникам дорожного движения добраться до пунктов назначения?
Это был Константин Ильин, который как раз в тот момент, когда опора и две встречные машины были видны, ответил на оскорбления жены ёмким русским матом и заверением, что она сумасшедшая баба. Именно это слово он использовал во время своего спитча, и Карина, как настоящая русская баба, проблему решила кардинально, с присущим ей драматизмом. Вывернула руль и помчалась в опору под номером два, что была как раз между двумя полосами. Если бы Карина выбрала первую опору — то Ильины бы погибли, но больше никто не пострадал. Ну… вероятнее всего всё было бы так, но Карина выбрала вторую опору.
Машину понесло, закрутило, и в этот момент Симонов уже проезжал между опорами и повернуть ему было некуда. Машина Симонова въехала в зад машины Ильиных, тех только хорошенько тряхнуло, а вот он, всё ещё улыбающийся, получил по лицу подушкой безопасности.
Симонов улыбался, потому что обе машины: и Марка и Ильиных, были тёмными. И он в шутку подумал, что и невеста, и первая роженица в отделении, родят мальчиков.
Это была его последняя мысль, прежде чем машину смяло. Марк догнал Симонова. Уворачиваясь от несущейся в него машины Ильиных, он не справился с управлением и завершил аварию вишенкой на торте.
Спустя семь часов на свет появился мальчик, который должен был стать первым пациентом Симонова. Мальчика назвали Сашей, у него был недостаточный вес, и его поместили в бокс.
Из всех участников ДТП важнее всего было добраться до пункта назначения именно Симонову, потому что, пока приехал неонатолог из другой больницы, мальчик Саша успел оказаться на грани жизни и смерти.
***
— Это ни в какие рамки не лезет, — вздохнула Люся, глядя на красивый профиль Егора.
— Что “это” и почему? — Лида ужасно хотела открыть окно, но боялась, что пациент простудится. От больничного воздуха её уже совсем мутило, она устала и хотела в душ.
— Ну представь - эта дурная баба жива.
— И Егор жив, — строго ответила Лида.
— Да, но… пострадал. Я хочу, чтобы он уже прекратил отдыхать и открыл глаза. У него дофига дел, — Люся не плакала, ей популярно объяснили, что делать это никак нельзя, и она взяла просьбам, но выглядела всё ещё подавленной.
Люсе не с чем было говорить о личном. Рассказывать про хулигана Макса, которого все кроме Егора не переносили на дух. Так что Люся была готова на всё, лишь бы добрый друг открыл глаза.
— Давай не будем такого говорить, — глухим печальным голосом попросила Лида, — Все слова и мысли материальны… И мы должны говорить так, будто всё хорошо. Если даже это самообман — мне плевать, ясно? А ещё, принеси мне фен, плойку, бельё, платье и косметику. Я себя запустила! Он придёт в себя, а я сижу тут страшная. Не хочу.
— Ты не входишь в свои платья, — скривилась Люся.
— Значит, иди в магазин и купи что-то на пару размеров побольше или оверсайз! — прошипела Лида.
Люся кивнула, поцеловала сестру в щёку и обещала всё принести как можно скорее.
Оставшись с женихом наедине, Лида подошла к нему, легла рядом на койку и положила голову на его плечо. Так они могли лежать когда-то часами, но теперь он не обнимал её плечи. Лида вздохнула и стала перебирать край его футболки, мечтая, чтобы рука напряглась и прижала к себе ближе.
— На чём я остановилась? — шепнула Лида, но Егор не ответил, — На том, как узнала, что ты Симонов Егор… Внук Льва Аристарховича, да?.. Продолжу, пожалуй.
За пол года до того
Я сбежала от тебя и забилась в подсобку, которую переделали под гримёрку. Сидела там на кожаном диванчике и думала, как жить дальше. Я не решила, что ты плохой человек или вроде того, мне не было обидно, но я страшно испугалась. Ты и твой дед…, он так меня ценил и так хорошо относился. Как к родной. Помогал переводить Люсю в другую школу, когда взяла ипотеку на квартиру с подачи матери, повысил зарплату ровно на сумму ежемесячного платежа. И я могла жить без этих денег, меня все эти беды не беспокоили, но мне было жаль его доброго отношения. Он же ко мне как ко внучке, а я с его внуком… нерадивым.
Я сидела поджав ноги и понимала, что при этом от тебя отказываться ну никак не хочу. И пусть никто никому ничего не обещал, мне до чёртиков было противно думать, что сейчас нужно уходить высоко задрав нос, потому что кто-то там обидится.
Ты вошёл в гримёрку, сел передо мной у моих ног и положил широкие ладони на мои колени. И я будто почувствовала себя тебе принадлежащей. Показалось, что мои колени — твои, мои руки — твои. и ты точно знаешь, что с ними делать. И как не потерять меня знаешь, и доверять я тебе могу как себе.
Ты улыбнулся и тронул меня за подбородок, чтобы подняла на тебя взгляд.
— Ну что? Испугалась, что я Симоновский внук? — ты насмешливо это говорил, явно не придавал значения.
— Да… я очень твоего… деда уважаю. И он очень хорошо ко мне относится.
— Ну ты как будто оправдываешься. Тебя — никто не ругает и ругать не собирается. Это он старый дурак!
— Не говори так, мне он нрав…
Ты кивнул и переместил ладони с моих колен на ягодицы, проскользив при этом по бёдрам. Специально. Я почувствовала всё сквозь тонкий шифон и колготки.
— Мне вот без разницы с кем он спит…
— Да ты что? — я засмеялась. — А ему, значит, не без разницы с кем ты?
— Нет. Он наглый старик. И лезет в мою жизнь с пяти лет. Я читал медицинские журналы, а он менял их на “Форбс”. Не бери в голову. Даже если всё что он любит про меня рассказывать было бы правдой — мне без разницы. Я человек, а не бизнес-план. Мне вообще по-барабану, что и кто говорит. Мне нравится, что вчера был вызов к девушке у которой у дочки был ротовирус, так пока я объяснял её мамаше, что делать, а она истерила и била ногами, что ребёнок помрёт, девочка меня нарисовала. Знаешь, как красиво?
Ты порылся в карманах и достал листочек с корявым рисунком на обратной стороне рецепта.
— Чего тебе по жизни не хватает, если ты такой в себе уверенный? — спросила я, сворачивая рисунок и убирая к себе в карман. Платье было лёгким, но с двумя кармашками среди складок юбки.
— Тебя, — ты усмехнулся. — Уверенности в окружающих. У меня не много людей, которым я доверяю, а на остальных пофиг… Я это не ванили ради, поверь. Просто есть люди-друзья, а есть люди-удовлетворители. Бабушка моя человек-друг, а дед человек-удовлетворитель. Люся человек-друг, это сразу видно, а за столиком со мной люди-удовлетворители.
Они удовлетворяют мои потребности в общении, за то чтобы была скидка на бухло тут, лучший столик и компания. А общение… оно плюс минус со всеми одинаково. Думаешь эскортница не найдёт о чём умном с тобой поговорить? Они не тупые все… Просто за это платишь денежку. Вот и всё. Это нормально. Абсолютно! Кто-то оплачивает маникюр, кто-то массаж, кто-то секс… Так вот мне плевать, что думает обо мне эскортница. И плевать, что думает обо мне дед.