— У меня нет проблем. Бери уже свою ёлку и пошли домой, я замёрзла.
И я была на грани извержения эмоций! Всегда этот человек так поступал, пихал своё дурное настроение прямо под нос, хвастался им! Вот, смотрите! Носитесь со мной! Люся — тяжеленная как шкаф, стоит ей только чутка разобидеться и сил на борьбу с ней — нет. Сейчас — нет.
Я стала закипать, так что ногти вонзились в ладони.
— Люся, — прошипела, чтобы начать высказываться, а она вышла из очереди и пошла к ростовому снеговику из надувных шаров.
— Устала. Горло болит. Пошли уже!
И она не дала мне выплеснуть эмоции.
Ты купил сосну сам, даже не сказал за сколько, и, когда мы нашли тебя на парковке, уже пихал дерево в свою тачку, пачкая смолой салон. Я смерила взглядом сверкающую и совершенно новенькую тачку, которую приметила ещё тогда, у “Почты”, и только теперь задумалась: “Откуда?”.
— Я думала, наш Лев тебя не спонсирует…, — пробормотала я.
— А он и правда не спонсирует.
Ты взял за плечи надувшегося Люсю-колобка и силой усадил на заднее сиденье.
Потом отправил меня на переднее и обошёл машину, чтобы сесть за руль.
— Так, дамы. Вы разодеты для приключений, я сразу понял! Уговорили, едем развлекаться!
— Я хочу домой! — тут же заголосила Люся.
— Да, да, не стоит благодарностей! — ты поймал её взгляд в зеркале заднего вида и подмигнул.
— Я. Хочу. До…
— Ты боишься, что останешься одна, — и ты улыбнулся, а я в ужасе зажала рот рукой.
Правда свой, вместо твоего, так что нифига не сработало.
— Чего-о?.. — провыла Люся.
— Ну как же, у тебя есть сестра. И вам вдвоём хорошо. Ты вьёшь из неё верёвки и делаешь вид, что…
— Останови!!
— … вид, что тебе всё без разницы. А тут сестра влюбилась…
— Я не влюбилась!
— Я хочу домой! — одновременно с Люсей возмутились мы, а ты дьявольски захохотал.
— … и вот-вот станет счастливой занятой женщиной. И ты боишься, что тебя опять куда-то спихнут, — ты говорил так, будто это были не страшные вещи, а какие-то совсем простые расклады.
— Какого хрена! — хором проорали мы с Люсей, а ты довольно улыбнулся.
— Сёстры, — протянул ты, вывернул громкость, так что мы обе согнулись, зажав уши, и стал барабанить по рулю, отбивая ритм новогодней песенки.
***
Снова твой дом, но теперь у нас в багажнике мёрзнет ёлка, а на заднем восседает, скрывшись за торчащими в салон лапами, обиженная Люсьен.
— Дебильно…, — прошипела она.
— Что?
— Всё! Где ты этого…. нашла? — она гневалась, а ты смеялся.
— Поверь, я сама не в восторге… Видимо, мы согрешили.
Мы с Люсей были в машине одни, ты заблокировал двери, чтобы не сбежали, а сам открывал ворота, разгребая сугробы.
— То, что он сказал — неправда, — пробурчала Люся, утыкаясь носом в шарф.
— Всё норм. Правда это или нет, но… такого не будет. Я обещаю, милая.
— Не говори мне милая!
— Да тебе палец в жопу не сунь! — воскликнула я, неожиданно выдав любимую бабушкину присказку, и мы обе закатились в смехе.
Уже прошло сто лет, как мы такого не слышали и теперь было ужасно смешно вспоминать старые добрые времена.
Ты вернулся в машину, заехал во двор, в гараж и повернулся к нам.
— Всё, бегом в дом!
— Нас там ждёт экономка? Анна Викторовна? — спросила я.
— Чего? — ты расхохотался и моя улыбка угасла. — Это бабушка моя была! Мамина мама. Попросил её подыграть, даже заплатить пришлось... обнимашками. Всё, харе болтать, выметайтесь! Нам ещё сосиски жарить, глинтвейн варить, ёлку наряжать.
— Какую ёлку? Мою? — я насторожилась, а Люся на заднем сиденье пританцовывала от восторга.
— Нет, мою. Не у тебя одной есть ёлка. Пошли уже, труба зовёт! Будем мангал разжигать! Сначала еда — потом развлечения. И сегодня будет мясо!
Глава двадцатая, всякое откровенное
А во-вторых, иногда я всё-таки думаю, что он скучает.
И что он одинок. Пусть кричит на меня, сколько влезет,
думаю ему это необходимо. Любовь у него такая. Крикливая.
(Егор спустя час от начала этой главы)
Мы с Люсей сами не заметили, как оказались втянуты в готовку. Нанизывали на шампуры сосиски и косились друг на друга, будто хотели получить хоть какое-то объяснение этому странному поведению. Увы. Ты нас зомбировал, не иначе.
Я сварила глинтвейн и приготовила для Люси сладкое сливочное пиво, и мы... молчали. Не ссорились, ни о чем друг друга не спрашивали. Просто делали то, что ты нам велел и думали о своём. Люся достала наушники, я включила на ютубе видео. Это было даже более семейно, чем то, что мы могли бы делать дома. Странный, уютный, дружелюбный мир.
Ты пришёл весь раскрасневшийся с холода и я не удержалась, прижала горячие ладони к твоим ледяным щекам, а ты накрыл мои руки своими.
— Как мило, — фыркнула Люся и вышла из комнаты. Она была не то разобижена, не то ей стало неловко.
— Не догоняй ее, — тихо сказал ты, утыкаясь носом в мою тёплую ладонь и вдыхая запах апельсинов, которые я резала на глинтвейн.
— Она такая одинокая иногда...
— Я тоже! — ты коснулся моей кожи губами. Потом ещё раз и ещё, — Но она должна без тебя справиться, а я нет.
— Бедный ты бедный... - засмеялась я.
— Нет, очень богатый! С такими-то поварихами! Всю кухню уделали! А Люсе нужно немного... зрителей.
— То есть?
— Я не уверен, но есть ощущение, что она просто хочет быть услышанной, но при этом оставаться невидимкой. И оставаться собой. И продлить детство. И стать взрослой. И решить, что с ней будет в будущем. И сделать это так, чтобы не стать худшей. Быть кем-то любимой, и не стать предметом для насмешек. У неё тупо в голове суп. Окрошка. И ты вряд ли ее поймёшь. Ты не знаешь, чего она боится или на что надеется в конкретный момент времени. Сегодня одно, завтра другое.
— Откуда ты все это знаешь? Только не говори, что тоже был подростком или что у тебя есть... сын.
— Не, будь у меня сын я бы этого не знал, - засмеялся ты, - У меня две причины. Первая, по факту все ещё студент и сам не вырос. Вторая, у меня есть брат, который любит накуриться и раскрыть все сердечные тайны. В общем... ему некому больше излить душу кроме меня.
— Брат?..
— Сын моего отца от молодой любовницы. Мы любим шутить, что он бастард, как Джон Сноу. Мама пыталась от любовницы откупиться, но та пошла в отказную. Дурацкая ситуация. Мы редко об этом говорим, но мальчишка ко мне прицепился, как банный лист, так что я вынужден ему помогать.
— Погоди... а что с твоими родителями? Они... живы?
— Ну, по факту да, — ты оторвал свою руку от моей и взъерошил шевелюру. Я хотела было тоже отпустить тебя, но ты вернул мою ладонь на место, — Дед вроде как заставил их от всего отказаться, потому что эти двое плохо себя вели.
— Оу...
— Да-а, они много веселились, мало работали и все такое. Только я деда тоже не устроил, как наследник. Брат - сын секретарши, да ему еще и лет мало. Короче наш семейный Лев жжёт. А мы тем временем давно Люсю не видели. Одевайся! Там на диване в гостиной тёплый шмот, будем есть на холоде горячие сосиски.
***
Мы стояли вокруг мангала, со шпажками в руках и ели сочные сосиски с хрустящей корочкой. Мороз кусал за щеки, изо рта шёл пар, а мы ели пританцовывая на снегу. И Люся забыла, что она трудный подросток. Она пила сладкое безалкогольное «пиво» и с аппетитом ела.
— Это твой дом? — спросила она у тебя, и ты кивнул.
— Обменял его на квартиру и несколько услуг для моей бабушки. Ей стало тяжело его содержать, ну физически. Так что путём несложных обменов я получил этого уродца, а она современное жильё в относительно новом доме. Эта женщина не согласилась на жилой комплекс или вроде того...
— На что ты его содержишь? — Люся была в том возрасте, когда подобные вопросы ей было не трудно задать. Ноль стеснения.
— Ты к тому что я фельдшер? — кивнул ты, — Ну да, там зарплата небольшая. И я всю ее отдаю бабуле, до копейки. У меня даже зарплатной карты нет. Мы называем это ипотекой. Махинации, — ты подмигнул Люсе, и она отвернулась, не сдержав улыбку. Даже эту девчонку пронимало твоё обаяние, которое ты будто не мог сдерживать. Оно само стремилось наружу, чтобы кружить дамам головы. А у меня не соединились два картинки.
Парень, который говорит мне: «Носи на здоровье!» и вручает трусы, и этот человек, что болтает с моей сестрой - совершенно разные люди.
— Когда дед раскулачил моих родителей он вроде как выдумал штуку, которую назвал «наследство матери». Имущество, с которым моя мать пришла в семью, грубо говоря приданое. И забирать все это он не стал, а отдал мне. Мне тогда было пятнадцать и я не вполне понимал, что со всем этим делать. Но четко знал, что не хочу становиться таким как дед или отец. И провернул дельце... Конечно распоряжаться всем мне бы никто не дал, так что я договорился с бабушкой. Продал ей этот дом, который потом выкупал обратно, а деньги, которые она мне заплатила, перевёл на счёт одного паренька, который решил замутить бизнес и нуждался в инвестициях. Конечно, бабушка не полную стоимость платила, но сумма была нормальной. Дело пошло, но нужны были вложения, и я выторговал у деда ещё, потом ещё и ещё. Просил бабки свои же, якобы на какие-то развлечения, а сам собирал их. К восемнадцати годам промотал большую часть, а потом махом просадил остаток и поступил в мед, вместо какой-нибудь бизнес-школы заграничной. Дед рвал и метал, просто там была не истерика, а настоящие военные действия. Он отлучил меня от всего, как и родителей, хотел забрать дом, но он уже давно был бабулиным, и она его превратила в дворянское поместье из английского романа. И вот дело, в которое мы угробили столько бабок, наконец, стало приносить доход. После череды проб и ошибок я начал получать прибыль, мне же нечего было терять, терпеливо ждал и мои ожидания оправдались.