Когда стемнело, весь город был залит огнями великолепной иллюминации. Вечером был бал… Для порядка и избежания толкотни и недоразумений всем было назначено не только зало, где должно было ожидать появления царской фамилии, но и подъезд, с которого надо было войти во дворец. Толпа стояла стеною, двигаться во многих местах было почти невозможно. Музыка раздавалась во всех залах, по которым царская фамилия проходила несколько раз.
Перед концом бала великий князь Михаил Павлович и великая княгиня Елена Павловна (дядюшка жениха, младший брат императора Николая I, и его супруга, урожденная принцесса Вюртемберг-Штутгартская Фредерика Шарлотта Мария. – И. С.) удалились на половину цесаревича; после чего государь и государыня в сопровождении свиты проводили новобрачных на их половину; здесь они были встречены великим князем М. П. и великою княгинею Е. П., которые вместе с государем и государыней отвели новобрачных в их внутренние покои, где молодую ожидала камер-фрау для принятия драгоценностей и для исполнения обычного ночного туалета.
Все было торжественно и красиво, как в сказке о Золушке. Ничто не предвещало беды (о черной накидке вспомнят потом, когда от счастья не останется и следа).
Первый удар нанес Марии любимый и любящий свекор. Дело в том, что с ней из Дармштадта приехал брат, Александр. Он тоже был принцем Гессенским только официально. Его родным отцом, как и отцом Марии, был барон де Граней. Брат и сестра были очень близки. Александра Федоровна, поняв, что разлука с братом станет для будущей невестки невыносима, пригласила его поехать вместе с ними в Петербург. Здесь он подружился с наследником, понравился императору, и началась его быстрая и успешная карьера. Для Марии, которая с трудом привыкала к торжественной роскоши придворной жизни, боялась как-то нарушить незнакомые и непонятные правила этикета, робела и перед царственными родственниками, и перед придворными, и даже перед фрейлинами, присутствие брата было якорем спасения. Но на ее беду Александр влюбился во фрейлину, Юлию Гауке, дочь генерала, убитого во время польского восстания 1830 года. Царская семья ей покровительствовала, но, узнав, что она ждет ребенка от принца Александра, Николай Павлович разгневался и повелел принцу прекратить недостойную связь. Александр, как человек чести, отказался бросить мать своего будущего ребенка. Император не терпел ослушаний и приказал обоим покинуть страну, Юлию лишил пенсии за отца (2500 рублей), Александра – жалованья (12 000 рублей), оставив их без средств к существованию. Заступничество любимой невестки не смягчило государя. Мария была в отчаянии. Она долго и безутешно плакала, не в силах помочь брату даже материально: своих средств у нее не было. Близко знавшие ее считали, что к ней больше не вернутся веселость и оживление, которые так радовали окружающих, когда она находилась в обществе брата.
Александру Гессенскому еще предстоит сыграть роль спасителя (пусть и невольного) императорской фамилии. Это случится через много лет после изгнания, когда императором уже давно будет Александр Николаевич. Помилованного изгнанника пригласили в Зимний дворец на торжественный обед. Он непростительно опаздывал. Царское семейство ждало, не выходило к столу. И тут чудовищной силы взрыв потряс дворец: взорвался динамит, подложенный террористом Желябовым под столовую. Погибли караульные солдаты, но никто из Романовых не пострадал. Спасибо не слишком пунктуальному принцу Александру.
Любопытно: от Александра и Юлии пошел род Маунтбеттнов. Их потомок, Филипп, стал принцем Эдинбургским, за которого вышла замуж английская королева Елизавета II.
А тогда, 19 февраля 1880 года, Мария Александровна не слышала взрыва. Она была тяжело больна (жить ей оставалось три месяца и три дня), спала под действием снотворного. Когда узнала, пришла в отчаяние: впервые при покушении на ее мужа погибли люди. Она, находившаяся на пороге смерти и знавшая об этом, первая (!) занялась судьбой пострадавших и семей погибших, послала помощь в госпитали. Когда об этом стало известно, ее примеру последовали многие. Денег было пожертвовано столько, что будущее пострадавших и их семей было обеспечено.
Но пока ничто, кроме изгнания брата, не омрачает ее жизнь. Свекровь относится к ней, как к дочери, так, как когда-то к ней самой относилась Мария Федоровна. Но отношения между этой свекровью и этой невесткой много теплее и человечнее. Александра Федоровна не мучит робкую принцессу требованиями жесткого соблюдения этикета. Многие с умилением вспоминали, какую очаровательную картину представляли собой императрица и великая княгиня, гуляющие по аллеям Царскосельского парка или попросту сидящие на траве. Они больше походили на сестер: обе в легких белых платьях, стройные, почти воздушные. У обеих на головах венки: у старшей – из васильков, у младшей – из маков и колосьев. Мужья с нежностью любовались своими женами и были счастливы их дружбой. И все же Марию не покидало внутреннее напряжение, которому во внешней жизни не было причин. Она словно провидела будущее.
С радостью встретила семья рождение первого ребенка. Назвали девочку Александрой, в честь бабушки. Это была вовсе не дань вежливости: молодая мать хотела сделать приятное императрице. К сожалению, Сашеньке суждено было прожить всего 7 лет. Второго ребенка, сына, назвали Николаем. В честь деда. Император внука обожал. После рождения этого малыша Мария стала его кумиром. Перед смертью, прощаясь с невесткой, Николай Павлович именно ей доверил заботу о любимой жене, и она свято выполняла его волю до последнего дня жизни свекрови. А его смерть пережила очень тяжело. «Этого человека я любила больше всех после моего мужа, и который больше всех Других любил меня», – признавалась она с тоской. Это была первая смерть любимого человека в ее взрослой жизни (мать она потеряла в детстве, после этого никто из ее близких не умирал). Перед ней будто раскрылась тайна бытия. Именно после его смерти она не умозрительно, а всем сердцем поверила в то, что нужно готовиться к жизни вечной.
Анна Федоровна Тютчева познакомилась с двадцативосьмилетней великой княгиней, когда у той было уже пятеро детей, незадолго до смерти Николая I. Тютчева искренне полюбила Марию Александровну, стала ей почти подругой и даже, как ни парадоксально Это звучит, покровительствовала императрице (это напоминает отношения Екатерины Дашковой и Екатерины II, только Мария – не Екатерина, а вот Тютчева на Дашкову очень похожа). Описанию внешности и душевных свойств супруги Александра II, оставленному Тютчевой, вполне можно довериться:
… Она выглядела еще очень молодой. Она всю жизнь сохранила эту молодую наружность, так что в 40 лет ее можно было принять за женщину лет тридцати. Несмотря на высокий рост и стройность, она была такая худенькая и хрупкая, что не производила на первый взгляд впечатления belle femme; но она была необычайно изящна, тем совершенно особым изяществом, какое можно найти на старых немецких картинах, в мадоннах Альбрехта Дюрера, соединяющих некоторую строгость и сухость форм со своеобразной грацией в движении и позе, благодаря чему во всем их существе чувствуется неуловимая прелесть и как бы проблеск души сквозь оболочку тела. Ни в ком никогда не наблюдала я в большей мере, чем в цесаревне, это одухотворенное и целомудренное изящество… Черты ее не были правильны. Прекрасны были ее чудные волосы, ее нежный цвет лица, ее большие голубые, немного навыкат, глаза, смотревшие строго и проникновенно. Профиль ее не был красив, так как нос не отличался правильностью, а подбородок несколько отступал назад. Рот был тонкий, со сжатыми губами, свидетельствующий о сдержанности… едва заметная ироническая улыбка представляла странный контраст к выражению ее глаз. Я настаиваю на всех этих подробностях потому, что я редко видела человека, лицо и наружность которого лучше выражали оттенки и контрасты его внутреннего чрезвычайно сложного «я».
Передо мной портрет великой княгини – акварель, написанная Кристиной Робертсон. Тот самый суперреализм, который точнее, чем любая фотография, передает каждую подробность, каждую мелочь, но к тому же – и отношение автора, что в этом случае немаловажно: Робертсон – глубокий и тонкий психолог. Так вот: на портрете существо неописуемой прелести, нежное, изысканное, хрупкое. Описывать не берусь. Это Анна Федоровна нашла точные слова, но ей сам Бог велел: наследственность-то какая! У меня же, когда смотрю на этот портрет, рождаются не слова, а твердое убеждение: обидеть такое создание – грех неискупимый…
Некоторые исследователи биографии Александра II полагают, что его безупречное отношение к жене при жизни отца вызвано страхом перед суровым родителем, который не допустил бы не только измен, но даже холодности к любимой невестке. Быть может, так оно и было. А может быть, при жизни Николая Павловича ни у кого не было нужды добиваться отдаления наследника от его умной жены. До той поры, пока он оставался только наследником и практически ничего не решал. Зато потом, когда он стал императором…
О том, как менялось положение и поведение его супруги, любопытные воспоминания оставил князь Владимир Петрович Мещерский:
…Гостиная императрицы была уже не та. Прежде, с начала царствования, в Петербурге говорили об этой гостиной, потому что в ней раз или два раза в неделю бывали небольшие вечера, где велись оживленные беседы о проблемах русской жизни… Но в 1864 году уже этих вечеров исчезли и следы. И все знали с грустью, что императрица старалась отстраниться от всякого прямого вмешательства в дела… Вечера бывали, но они имели характер светский и абсолютно не политический… Только по средам, когда император уезжал на охоту, императрица собирала у себя за обедом иногда людей для политической беседы…
О причинах отстранения от вмешательства в дела – у Мещерского ни слова. А вот уже упоминавшийся князь Петр Владимирович Долгоруков об этих причинах рассказал нелицеприятно:
В первые месяцы своего царствования Александр Николаевич советовался с Марией Александровной, которая даже присутствовала иногда при докладах министров. Но едва прошло несколько месяцев, и приближенные государя, камарилья, или, выражаясь по-русски, ближняя дворня царская, стали нашептывать Александру Николаевичу, будто по России разнесся слух, что Мария Александровна им управляет. Для человека с твердым характером этот слух показался бы смешным; люди энергические любят советников и советниц… Люди энергические не только не боятся советов, но ищут их,