ошений.
Но все это будет через годы, а в году 1865-м 18-летняя институтка мгновенно покорила сердце 47-летнего государя, но сама долго уклонялась от близости. Может быть, предполагала, что Шебеко привела ее на встречу с императором, чтобы тот мог погулять с ней по Летнему саду? Всякое, конечно, бывает… После покушения Каракозова Катенька сдается: представив, что могла его потерять, осознает, как он ей дорог. А дальше начинаются странности, даже не странности, а некие несообразности, позволяющие заподозрить юную красотку в замыслах небескорыстных: почему-то сразу же становится широко известным, где и когда она стала любовницей государя и какие слова он ей сказал, хотя, казалось бы, это касается только их двоих и должно оставаться тайной. Я сказал он ей вот что: «Сегодня я, увы, не свободен, но при первой же возможности я женюсь на тебе, отселе я считаю тебя своей женой перед Богом, и я никогда тебя не покину».
Она поверила и 15 лет упорно ждала выполнения обещанного, то есть смерти Марии Александровны, которая была единственной помехой счастью. Не просто ждала, но эту смерть, как могла, приближала. Она ведь прекрасно знала о том, как императрица ранима и как горда, и вынуждала Александра Николаевича наносить жене все новые раны.
Рожать первого сына пришла в Зимний дворец. Кричала. Скрыть рождение ребенка было невозможно. И добилась своего: ее сын родился в царском дворце. В этом она видела символический смысл. Здесь, в Зимнем дворце, она будет рожать всех своих детей, чтобы события эти не остались незамеченными. Тайна императора была известна всем, но открыто о ней не говорили, из уважения к государыне.
Екатерина Михайловна неотступно сопровождала императора во всех поездках и хотя держалась поодаль, но всегда ухитрялась как бы невзначай попасть на глаза кому-нибудь из членов семьи или придворных. Великая княжна Мария, любимица отца, часто сопровождала его на маневры. Ее пытались отговаривать, понимая, что встреча с любовницей и ее детьми, которые всюду следуют за императором, неизбежна и будет очень тяжела для девочки. Екатерина Михайловна не преминула попасться на глаза великой княжне. Та была в отчаянии. В Царском Селе Александр Николаевич ежедневно катался с троими младшими детьми. И ежедневно, как только они возвращались с прогулки, встречался с фавориткой. Однажды она случайно (?) приехала раньше срока, когда отец прощался с дочерью и сыновьями. Дети увидели ее. Возвращаясь домой, к матери, они были не в силах даже посмотреть друг на друга.
Александр Николаевич попытался доказать, что монарх – тоже человек, имеющий право на личное счастье. В то время это был поступок смелый и достойный уважения. Тем более что он наверняка любил Екатерину Михайловну искренне и самозабвенно (в искренности, а главное, в бескорыстности ее чувств я, основываясь на фактах, сильно сомневаюсь). Скорее всего он, который говорил, что террористы охотятся за ним, как за диким зверем, стал дичью, на которую с большим успехом, чем террористы, охотилась молодая женщина и те, кто за нею стоял и ее использовал.
Осуждать за любовь я не хочу и не имею права. В ханжестве меня тоже вряд ли стоит упрекать: даже Екатерину II, дружно обвиненную и современниками, и потомками за частую смену фаворитов, я не вижу оснований осуждать. Ведь, меняя фаворитов, она никому не причиняла боли, не мучила, не унижала ничьего достоинства. Александр Николаевич проделывал это с удивительной жестокостью и бесчеловечностью. Чего стоит топот детских ножек над головой брошенной жены!
Иногда пишут, что Мария Александровна говорила, будто развитие романа ее мужа с княжной Долгоруковой странно и неразрывно связано с покушениями на него. Даже будто бы однажды сказала: «Террористы словно хотят отомстить за меня». Сомневаюсь. Думать могла. Но говорить… Она никогда не касалась этой темы. Более того, своей самой близкой подруге, Нэнси Мальцевой, однажды рассказала, как одна из придворных дам по секрету и, судя по всему, с единственным намерением предостеречь, поведала Александре Федоровне о начинавшемся романе ее супруга с Варенькой Нелидовой. К этому добавила: если бы кто-нибудь решился на подобный разговор с ней, она с этим человеком прекратила бы всякое общение. Это было предупреждение. И оно было понято.
А вот то, что придворные связывали роман с покушениями, известно. И слова о мести террористов вполне могли быть произнесены кем-то из тех, кто уверовал в эту связь. И хотя связь эта совершенно недоказуема, трудно ее не заметить.
В самом деле: в конце 1865 года серьезность увлечения императора становится очевидной – 4 апреля 1866 года покушение Каракозова – в июле того же года княжна Долгорукова становится любовницей Александра. В конце 1866 года маркиза де Черче-Маджиоре, жена брата княжны Екатерины, увозит девушку в Неаполь (переждать, пока улягутся страсти) – в начале мая император вызывает свою возлюбленную в Париж, куда собирается, чтобы посетить Всемирную выставку. В Париже они проводят вдвоем все свободное время. «Каждый вечер приходила она в Елисейский дворец, проникая туда через калитку на углу улицы Габриэль и авеню Мариньи», – с умилением свидетельствует автор книги «Роман императора» французский посол в России Морис Палеолог. 25 мая 1867 года, сразу за счастливыми встречами в Елисейском дворце и в отеле на Вандомской площади, где император поселил Екатерину, следует покушение Березовского. После этого покушения влюбленные больше не расстаются. В конце 1870-х годов Екатерина чувствует себя не фавориткой, а второй женой императора, уже не таясь, располагается она вместе с детьми в Зимнем дворце. 2 апреля 1879 года, вскоре после обретения ею нового статуса, следует покушение Соловьева. Так же бесцеремонно вторая семья императора обосновывается в Ливадии. И, как бы в ответ, – 19 ноября 1879 года взрыв царского поезда под Москвой. Уверенная, что Мария Александровна доживает последние дни, Долгорукова готовится к долгожданной свадьбе – и тут, 12 февраля 1880-го покушение Халтурина (взрыв царской столовой). После бракосочетания, последовавшего 6 июля 1880 года, в нарушение всех нравственных законов, всего через 45 дней после смерти императрицы, молодожены готовятся к коронации Екатерины Михайловны (уже не Долгоруковой, а светлейшей княгини Юрьевской). 1 марта 1881 года Александр II погибает от рук террористов.
Коль скоро зашла речь о «политической составляющей» этих отношений, то напомню: вторая половина царствования Александра II свидетельствует о его постепенном отходе от реформ. Мне всегда казалось, что причиной тому смерть старшего сына и уверенность, что новый наследник по пути отца не пойдет. Так стоит ли преодолевать немыслимые трудности, постоянное сопротивление, чтобы результаты этого труда были неизбежно уничтожены? Но если поверить Морису Палеологу, который уверяет, что Екатерина Михайловна была фактической соправительницей государя (что охотно подтверждала сама княгиня Юрьевская, писавшая, что «он просил ее читать вслух все бумаги, присылаемые из различных министерств, и особенно записи дипломатического ведомства»), то получается, что отход от реформ связан с влиянием возлюбленной. Но как это увязать с распространенными утверждениями, будто княгиня Юрьевская была настроена весьма либерально и способствовала созданию документа, который император подписал перед роковой поездкой в манеж и который принято называть конституцией?
Когда император объявил своему другу детства, министру двора графу Александру Владимировичу Адлербергу о намерении жениться на Екатерине Михайловне, тот решил, что у него помутился разум. Он пробовал отговорить государя, тот направил его к Долгоруковой. Вот как Адлерберг рассказывал об этой встрече: «Я умолял ее во имя любви к государю спасти его от этого рокового решения, которое уронит его в глазах народа и возмутит все преданные ему до сих пор сердца, не говоря уже о более пагубных последствиях. Я вскоре понял, что с тем же успехом мог бы обращаться к бревну, что эта женщина менее всего способна на благородную и великодушную жертву. Она повторяла неизменно одну и ту же фразу на все лады: „Государь будет счастлив и спокоен, только когда обвенчается со мной…“
Во время нашего разговора дверь приоткрылась, и государь робко спросил, может ли он войти. „Нет, пока нельзя!“ – вскричала она таким тоном, какого я никогда не позволяю даже со своим лакеем».
Женитьба Александра Николаевича, подготовку к которой он тщательно скрывал от семьи, вызвала шок. Узнав о случившемся, Мария, к тому времени уже герцогиня Эдинбургская, написала отцу: «Молю Бога, чтобы я и мои младшие братья, наиболее близкие к матери в последние годы, сумели однажды простить Вас». Младшие братья, Сергей и Павел, были так подавлены горем, пережили такой нервный стресс, что им пришлось долго лечиться. Не исключено, что пережитое повлияло на психику Сергея Александровича непоправимо.
За те без малого 8 месяцев, что Екатерина Михайловна была законной, хотя и морганатической, супругой императора, она достаточно ярко проявила свой характер. Труднее всех приходилось великому князю Алексею Александровичу. Еще не зажила рана, нанесенная отцом, когда он запретил ему жениться на любимой Сашеньке Жуковской. Он так и остался холостым и потому жил в Зимнем дворце вместе с отцом. Старшие братья жили в собственных дворцах и были избавлены от необходимости ежедневно лицезреть новоявленную мачеху. Ему же приходилось составлять компанию новой семье отца. Екатерина Михайловна казалась ему глупой и бестактной. Впрочем, как еще он мог воспринимать женщину, долгие годы отравлявшую жизнь его обожаемой матушки? Возможно, он был необъективен. Но как даже самый доброжелательный человек мог бы оценить заданный с наивным видом вопрос, касающийся великих княгинь: «В чем они могут меня упрекнуть, я ведь теперь замужем?» Он ответил, стиснув зубы: «Очевидно, они не могут забыть вашего прошлого».
Кажется, Мария Александровна, безропотно терпевшая соперницу при жизни, сойдя в могилу, не давала ей покоя. Слишком многие любили покойную императрицу, слишком многие не могли простить Юрьевской, которая оскорбляла ее при жизни и продолжала оскорблять после смерти. Мстили обидчице, как могли: презрением или брезгливой вежливостью. За это Александр Николаевич пригрозил ссылкой супруге наследника, Марии Федоровне, к которой, вообще-то, относился прекрасно. Он позволял своей любимой Катиш все. Не остановил, не пристыдил ее даже тогда, когда в спальне, где у