В кабинет завкафедрой он вошел без стука, резко распахнув дверь с обновленной табличкой. Здесь все оставалось по-прежнему. Только стол Гончаров придвинул ближе к окну.
— Сколько?
Вениамин Борисович оторвался от беглой карандашной схемы, на лбу проступили три вопросительных морщины.
— «Пять». — Колпаков плюхнулся в кресло — Впрочем, это мои предположения. Как объявят, Петька скажет.
— Ты что, не дождался результата? Ну и ну!
— Что удивительного?
— Все. Твоя самонадеянность, неэтичность…
— Чепуха Присутствие при объявлении оценок вовсе не есть проявление уважения к экзаменаторам. Лучше послушай, как я раздразнил Петрова.
Гончаров выслушал короткий пересказ экзамена, добавил несколько острых точных штрихов в схему, с трещоточным звуком прокатил ладонью отточенный карандаш.
— Значит, самое главное ты им не открыл? Про монахов, постигающих истину круглосуточным рассматриванием собственного пупа? Жаль.
— Не уподобляйся некоторым…
— Петров не самый умный человек в институте, согласен. Но ты своими буддийскими эскападами наверняка разозлил и Гавриленко, и Илью Михайловича. Да еще не явился на оглашение результатов. Не удивлюсь, если тебе закатят «пару» и ты потеряешь на этом полтора года.
— Хочешь пари? «Неуд» — я до конца семестра провожу за тебя индивидуальные консультации по субботам. «Отлично» — ты отпускаешь меня на сегодня с лабораторных. По рукам? Заметь — условия неравные и для тебя крайне выгодные.
— По-моему, Геннадий, ты чересчур вольно обращаешься с начальством.
Гончаров изобразил суровость.
— Будьте проще, Вениамин Борисович, и народ к вам потянется! Помнишь любимую присказку бывшего проректора, уважаемого Ивана Фомича? Принимаешь пари? Весь семестр по субботам!
— Давай.
Гончаров протянул руку.
— Однако очень долго… — забеспокоился Колпаков.
— Увидели, что тебя нет, и терпение лопнуло — вернулись переписывать ведомость, — съязвил Гончаров.
Зазвонил телефон.
— Слушаю вас, Гончаров. Здравствуйте. Как раз здесь. Пожалуйста, передаю… Не стоит, до свидания. Тебя. — Он закрыл микрофон ладонью. — Светская дама, воспитанная, и голос очень приятный.
— Привет, Геннадий! Не забыл еще меня?
— Здравствуй… — Колпаков не мог скрыть удивления. — Как узнала этот номер?
— Спросила у секретаря, где ты можешь быть, — вот и все. Скоро освободишься?
— Занят до шести, но мой друг и начальник любезно вызвался меня подменить…
— Ну и нахал, — покачал головой Гончаров.
— …Так что скоро, но с четырех у меня дела…
— Набор в секцию?
— Откуда данные? — снова удивился Колпаков.
— Весь город знает, ты стал популярной личностью. Сегодня даже читала про тебя в газете…
— Смотри-ка, не читал…
— Видишь, сколько раз я тебя удивила, — засмеялась Лена.
Колпаков остро ощутил, что ему нравится ее смех, голос, и почувствовал желание увидеть ее прямо сейчас, немедленно…
— Ты меня выручишь?
— Всем, чем могу.
— Возьми в секцию двух ребят. Сына моей заведующей и племянника директора. Для меня это очень важно. Сделаешь?
— Конечно, — не задумываясь, ответил Колпаков. — Пусть подходят.
— Умница, огромное спасибо, — обрадованно затараторила Лена, и чуть заметная напряженность в голосе исчезла. — Когда освободишься, позвони, что-нибудь придумаем на вечер. Договорились? Вот и славненько. Целую.
Колпаков ошарашенно смотрел в гладкую, с аккуратными стыками обоев стенку. Такой ласковой он не знал Лену уже давно. Но почему в радостное чувство вплетается неприятный горький оттенок?
— Положи трубку, Ромео! — Насмешливый голос Гончарова вернул его к действительности. Тревожная мысль, оставшись недодуманной, развеялась без следа.
Осторожно постучав, в кабинет заглянул вспотевший от пережитых волнений Петька.
— Пятерка! — сообщил он, почтительно поздоровавшись с Гончаровым. — Гавриленко похвалил — говорит, смелость позиции, кругозор, умение творчески использовать полученные знания и все такое… А мне тройку поставили. За что? Все рассказал, как в учебнике, Петров был доволен… Да, Дронов спросил, почему тебя нет, я сказал — живот схватило…
— Умней ничего не придумал! — Колпаков подскочил в кресле. — Кто тебя просил болтать глупости?
Петька обиженно закрыл дверь.
Гончаров хохотал.
— Супермен с расстройством желудка! — еле выдавил он между приступами смеха.
Колпаков мгновенно успокоился.
— Смейтесь, Вениамин Борисович, смех способствует правильному дыханию. Но пари я выиграл, до свидания. Осторожно с третьим стендом — там барахлит трансформатор.
Колпаков спустился в вестибюль и прямо возле «Молнии», сообщавшей о его героической схватке с вооруженным преступником, был перехвачен астматическим толстяком Писаревским, непревзойденным мастером интриг и лидером кулуарных бунтов.
— Молодежь взрослеет, мужает, а мы и не замечаем, пока нам глаза не откроют. — Писаревский махнул рукой в сторону «Молнии». — Отрадно слышать, да я вас и своими глазами видел в деле, оченьочень смело, давайте в том же духе…
— Вы разве тоже были в парке?
— В лесу, темном и страшном, где смелый мальчик в одиночку свалил старого опасного зубра!
— Что-то я…
— И прекрасно, скромность — добродетель, но следует знать себе цену, а вы пока не знаете…
Покровительственная скороговорка и целеустремленность, с которой толстяк оттеснял его в укромный уголок вестибюля, навели Колпакова на мысль, что эта встреча не случайна.
— Без поддержки человек жалок и одинок, ему не на кого опереться в трудную минуту, а таких минут в жизни гораздо больше, чем кажется в молодости, поверьте, гораздо больше!
Выпуклые, горячечно блестевшие глаза гипнотизировали, и речь была обволакивающей и проникновенной. Но куда он клонит?
— …А они обошлись с вами несправедливо! И Дронов и Гончаров даже не помнят, кому обязаны своим успехом! И уверяю, они не пришли бы на подмогу, если бы вся эта стая набросилась и стала рвать вас в клочья!
До Колпакова наконец дошел смысл мрачных аллегорий Писаревского.
— Между тем есть люди, готовые стать вашими верными друзьями. Например…
Толстяк значительно назвал несколько известных в институте фамилий.
— Вы понимаете, что это значит — ключевые посты в администрации, совете, на смежных кафедрах… С такими друзьями все у вас пойдет как по маслу. — Писаревский заговорщически понизил голос. — Чтобы не быть голословным: дайте мне любой материал, и мы протолкнем его в ближайший институтский сборник. Даже сырой или компилят! Публикация для молодых всегда проблема, а для вас их не будет!
— Предложение заманчивое… — сказал Геннадий.
Писаревский довольно улыбнулся.
— …Для бездарностей. Я сам решаю свои проблемы! — резко возразил Колпаков.
— И чудесно! Ответь ты по-другому, я бы разочаровался! Но сила за спиной еще никому не мешала… Этот пузырь Иван Фомич наконец лопнул, но его группировка пока сохранилась. Скоро собрание, я дам тебе кучу фактов, и ты наносишь им сокрушительный удар, а мы добиваем…
Колпаков презрительно усмехнулся.
— Так нанимают платных убийц. И продажных девок. Стыдно, Писаревский!
— Не валяй дурака! Принципиальность оставь для общественности и начальства! Играть словами все умеют, да про свою выгоду не забывают!
Подлецам редко говорят в лицо, что они подлецы Как-то не принято, неудобно и вообще. Но Колпаков сделал над собой усилие и тихо сказал все, что считал нужным. Как кипятком обварил толстяка. Потом железным плечом сдвинул его в сторону, двумя костяшками кулака отдавил тяжелую коричневую дверь и вышел на улицу, прищурившись от яркого солнца.
Писаревский не испортил настроения, скорее напротив — Колпаков ощущал радость победы. Времени было достаточно, но, давая выход эмоциям, он побежал, привычно уклоняясь от столкновений с прохожими. Сейчас он чувствовал себя мощным, идущим на взлет самолетом сверхдальних линий.
Возле городского Дома физической культуры беспокойно колыхалась разношерстная толпа; Выгоревшие трико соседствовали с новенькими адидасовскими комплектами, короткие стрижки — с длинными прическамм, спортивная подтянутость с разудалой развязностью. Майки, джинсы, традиционные брюки и шведки, потрепанные практичные и пижонские яркие сумки, атлетические и астеничные фигуры — все перемешалось, составляя непривычный для городского спортивного центра конгломерат. И уж совсем непривычным был запах спиртного, который несколько раз уловил Колпаков, пока пробирался ко входу.
На ступеньках он встретился с Зиминым, критически осматривающим собравшихся.
— Как тебе нравятся кандидаты?
— Живописная публика. Половина наверняка даже физ-зарядку не делает. А некоторые к тому же под хмельком. Знаешь, они одним своим присутствием компрометируют новый вид спорта.
— Ничего, сейчас мы устроим небольшой кросс, шелуха и отсеется.
Из здания с достоинством вышел Гришка Габаев. За ним тенью следовал бородатый травматолог.
— Ну, как? — с явным самодовольством проговорил Гришка. — Полный аншлаг? Все билеты проданы! Ну-ну. То ли еще будет!
И небрежно бросил через плечо:
— Командуй!
Кулаков мгновенно переместился на первый план, вобрал в могучую, как у орангутанга грудь побольше воздуха и, перекрывая уличный шум и гул толпы, рявкнул:
— Всем пройти на стадион! Будете бежать кросс! — Этим «будете» он отделял себя от безликой массы кандидатов и заявлял о принадлежности к организаторам предстоящего испытания.
Через несколько минут площадка перед ДФК опустела.
— Ретивого помощника ты нашел! — насмешливо сказал Колпаков.
— Старательный парень, из него толк выйдет. Будет у меня старостой. Дисциплина в группе, организационные вопросы… бы тоже подберите ребят поздоровей — с хорошим активом хлопот меньше…
— Гена, тебя Колодин ждет по какому-то делу, — сказал Зимин, не обращая внимания на Гришку, и тот настороженно замолчал.