Витек встретился с ним неуверенным закомплексованным тюфяком, раскормленным и подавленным не в меру энергичной мамашей. Все изменения, происшедшие с ним, прямо обусловлены этой встречей.
Он, Геннадий Колпаков, создал нынешнего Хомутова, гения автосервиса, хозяина положения — вон как вертятся вокруг него, суетятся, заискивают; чрезвычайно довольного собой, своей жизнью, достигнутым местом под солнцем…
Полностью довольными бывают, конечно, не слишком умные люди, надо признаться, детище не очень удачное; и грязнуля, на тренировки тоже ходил в нестираном кимоно, приучить к чистоте так и не удалось. Но зато хороший автослесарь, это немало!
В действительности Хомутов вовсе не был гением автомобильного ремонта. Он относился к категории посредственностей и в любом деле мог достигнуть лишь среднего уровня. За годы работы он нахватался вершков — и только. Постигнуть глубины профессии мешали лень, необязательность, отсутствие интереса к специальности.
Научившись устранять несложные, наиболее часто встречающиеся неисправности и проводить простейшие регулировки, он возомнил себя опытным, познавшим все тонкости ремесла мастером. Этому в немалой степени способствовало заискивание клиентов, терпеливо сносивших барские замашки и дававших понять, как высоко они ценят опыт и знания Виктора Александровича.
Правда, когда он попытался заняться частной практикой на дому, ничего не получилось: оторванный от должности Хомутов ничего собой не представлял, и клиенты предпочитали Потапыча, Кольку-карбюраторщика и других конкурентов.
Не задумываясь над причинами неудачи, Хомутов махнул рукой на свою затею и перестроился, получая «левый» доход на рабочем месте. Здесь это удавалось: владельцы машин не скупились на чаевые, надбавки за «срочность», «дефицитность» запчастей и т, д.
Беззастенчиво пользуясь покладистостью заказчиков, Витек привык откровенно халтурить, а наиболее сложные неисправности отпасовывать коллегам. Постепенно даже для знакомых он перестал делать исключения и всех подряд обслуживал спустя рукава. Для самого себя он всегда находил причины, оправдывающие такое поведение.
«Ишь, написал… Проверить то, проверить се… Делать нечего, вот и морочит голову на халтуру…»
Хомутов оглянулся, как бы опасаясь, что Колпаков услышит его мысли. Но Геннадия в цехе уже не было. Витьку стало спокойней.
«Подумаешь, сенсей! Из-за него я стал калекой… Пустил в группу эту обезьяну с бородой, костолома проклятого… Все они там хороши…»
— Так что, шеф, сделаешь? — с фамильярностью «своего» обратился к нему Гарандин.
— Я же сказал! — хмуро бросил Витек. — Три часа до конца работы, а мне вон еще тачку подкинули! Что мне, разорваться?
— Все понятно, шеф. — Гарандин изобразил интонацией сочувствие. — Только позарез нужно! А за срочность…
Красная кредитка, хрустнув, опустилась в горбом торчащий карман.
Хомутов остановился между автомобилями Гарандина и Колпакова.
— Всем срочно, все спешат, а я при чем?
Хотя говорил он по-прежнему хмуро, опытный Гарандин понял, что последний аргумент оказался убедительным.
— Яшка! — позвал Хомутов ученика — совсем молодого, не успевшего окончательно изгваздать синий халат. — Посмотри эту лайбу. Вот список.
— Но клапана я не умею… И вообще…
— Ты зачем сюда пришел? Учиться? Вот и учись! Что сможешь — сделай, я потом гляну!
Отчитав ученика. Хомутов направился к машине Гарандина.
— Ну, что здесь у тебя? — хмуро спросил он, открывая капот.
Ученик ковырялся в карбюраторе, когда Хомутов, разглаживая карман, подошел и стал рядом.
— Ну как?
— Аккумулятор разрядился, потому плохо запускалась… Поставил на зарядку… Жиклеры продул…
— И все дела! А понапишут: стартер, зажигание! Людям делать нечего…
Хомутов был настроен добродушно и охотно принялся развивать излюбленную тему о бессовестных заказчиках, не знающих, чего они хотят.
— Клапаны сделал, не знаю, как вышло…
— Включи мотор! Так…
Хомутов прислушался.
— Немного не дотянул. Не страшно, хуже, когда затянешь — через пять тысяч распредвалу крышка.
Хомутов вспомнил, какой скандал он имел по этому поводу, и смачно сплюнул.
— Вы дорегулируете?
— Зачем? Сойдет… В случае чего еще приедет.
— А тормоза я вообще не смотрел, побоялся…
— Да?
Хомутов сел за руль, выключил передачу.
— Толкни.
Он нажал педаль.
— Ну-ка еще! Еще разок… — Что-то ему не нравилось. — Еще… Еще…
«Разобрать тормозную систему? Сменить жидкость, продуть, прокачать, проверить шланги…»
Он посмотрел на часы. До конца смены оставалось тридцать минут. Можно успеть, но надо будет спешить, напрягаться…
— Сойдет!
Чего ломать голову? Явных признаков неисправности нет, к чему делать лишнюю работу?
Колпаков появился ровно в шесть.
— Все в порядке! — бодро сообщил Хомутов. — Зарядил аккумулятор, отрегулировал зажигание, карбюратор промыл в ацетоне… Заводится с пол-оборота!
Он повернул ключ. Действительно, мотор схватился мгновенно.
Колпаков довольно улыбнулся.
— Что-то клапаны шумят…
Хомутов озабоченно кивнул.
— Нарочно не дотянул — кажется, на валу есть выработка, чтобы не испортить. Проедет тысячуполторы — тогда, посмотрим.
Колпаков оплатил счет в кассу. О том, что Витек может рассчитывать на чаевые, он даже не подумал: новый Хомутов и так должен быть благодарен своему создателю.
— Спасибо! — Геннадий стиснул не слишком тщательно отмытую руку.
— Приезжайте, — пригласил Хомутов.
Думали они в этот момент о разном. Колпаков — что его творение, в общем, не так уж неудачно. Хомутов — что бывший учитель жмот, жалеющий хотя бы трояк.
— Неужели это настолько серьезно? — Широко распахнутые глаза девочки-глупышки выражали непонимание. — Я уже договорилась, завтра принесут… Канадская, как раз такая, о которой я мечтала… — Она умильно хлопнула ресницами, раз, другой… — Что тебе стоит, Генчик? В конце концов, займем…
— Пойми, полторы тысячи — моя годовая зарплата! Чем отдавать? Рассчитаться с Гончаровым — и то проблема!
Умышленная наивность Лены раздражала Колпакова: только что он подробно объяснил ей положение вещей.
— Не вечно же это будет продолжаться! Волна пройдет, опять начнешь тренировать, разом со всеми расплатимся.
— Ты нарочно не хочешь меня понять? Я распустил платную секцию и не собираюсь возвращаться к прежним занятиям!
— То есть как? — Недоумевающая девочка исчезла. Лена смотрела строго и требовательно. — Как же ты представляешь нашу жизнь? Аванс, получка? Знаешь, сколько у меня уходит на косметику? А на такси?
— Но… — попытался возразить Колпаков.
— Не перебивай! — властно приказала Лена. — Зима на носу, в чем мне ходить? В потертой дубленке и растоптанных сапогах? Тебя устраивает, чтобы я выглядела чучелом? Меня — нет!
Колпаков перевел дух, как после удара в солнечное.
— Ты хочешь, чтобы я попал в тюрьму?
Он вспомнил пережитый в поезде страх. Казалось невероятным, что самый близкий человек может подталкивать его к тому безысходному состоянию преследуемого зверька.
Лена поняла, что перегнула палку.
— Что ты, глупый! Ведь все не так страшно. Мы же привезли обратно хрусталь, ковры. Да и за первый раз не сажают, только оштрафуют.
«Только»! В голосе Лены ему послышалась габаевская интонация.
— Кстати, откуда ты так хорошо знаешь указ? Про конфискацию и остальное?
— Ну… Я случайно встретила на улице Габаева, он меня напугал…
Дура! Придумала бы что-нибудь другое: случайно прочла газету…
— А потом ты случайно встретила его еще раз, и он тебя успокоил. И вы с ним подробно проштудировали новый закон. Основательно и досконально.
— Что ты имеешь в виду? — вскинула брови высокомерная светская дама.
Колпаков уже бывал свидетелем подобных превращений и, хотя не наблюдал их давно, воспринял спокойно, не смутившись и не растерявшись, чем смазал ожидаемый эффект. Ему надоело сдерживать раздражение.
— Ты повторяешься, как плохая актриса.
— Что ты имеешь в виду? — повторила она менее уверенно.
— Ты уже делала такое лицо и задавала такой вопрос, причем не один раз… После того как Гарандин под присмотром братца излупил меня в котлету и ты, совершенно невинно, разумеется, переночевала с ним на турбазе, а потом устроила мне скандал за оскорбительные подозрения и беспочвенную ревность… — Глубоко внутри заныла, казалось, навсегда зарубцевавшаяся рана. — В ресторане, когда я посмел усомниться в чистоте и возвышенности твоей дружбы с этим… дипломатом или торговцем…
Колпаков говорил медленно, уверенно, эта уверенность подавила Лену, ледяная маска таяла на глазах.
— Можно вспомнить еще много случаев, и всегда я пугался, давал задний ход. Но не теперь. — Он напряженно, с усилием улыбнулся. — Сейчас твоя игра мне безразлична.
— Как и я сама, — то ли спросила, то ли констатировала Лена.
Колпаков прислушался к себе.
— Пожалуй, нет. Я всегда испытывал к тебе сильные чувства. Чаще любовь… Иногда — злость, раздражение. Но не безразличие… Ты ко мне была равнодушна, это да.
Лена презрительно улыбнулась.
— Однако в постели ты был мной доволен.
— Ты этим умело пользовалась. Вспышки любви совпадали с исполнением твоих капризов, приобретением дорогой одежды, получением крупных денежных сумм…
— А за что, по-твоему, женщина должна любить мужчину? За сторублевую зарплату? — Лена вновь обрела спокойствие, красивое лицо отвердело, взгляд был жестким. — Или ты ждешь вспышки любви после сообщения, что не способен больше обеспечивать семью? Хорош супруг! Мужчина должен рисковать ради любимой женщины!
Фраза была произнесена с глубокой убежденностью.
— Как муж Клавдии? Благодаря молодящимся старушкам твои представления перевернуты с ног на голову!
Он вспомнил, что не так давно уже говорил кому-то эти слова. Да, точно — Гришке.
— Вы смотрите на мир не так, как нормальные люди… Иные представления о правильной жизни, другие ценности…