Как мог Блейк видеть его и не вспомнить о нем до сегодняшнего дня? Ведь, по крайней мере технически, он должен владеть тем, что когда-то знал. В тот миг, там, в больнице, все это вернулось к нему – все, что было, все, что он сделал. Но если так, то каким образом у него отняли воспоминание об Уиллоу-Гроув?
Старый город, почти древний город, где нет летающих домов, сидящих на своих решетчатых фундаментах, будто на насестах; нет воздушных жилых массивов многоквартирных домов, возвышающихся на окраинах. Прочные, добросовестно сложенные дома из дерева, камня и кирпича, возведенные на века и не предназначенные для скитаний. Некоторые из них, отметил Блейк, были снабжены солнечными электростанциями, пластины которых неловко прилепились к крышам, а на окраине стояла муниципальная станция более солидных размеров, вероятно снабжавшая дома, не оборудованные электроустановками.
Он поудобнее устроил на плече мешок и плотнее затянул капюшон туники. Перейдя улицу, Блейк медленно побрел по мостовой. На каждом шагу ему встречались мелочи, будившие бессвязные воспоминания. Теперь он вспомнил не только дома, но и имена. Банкира звали Джейк Вудс, и Джейка Вудса наверняка уже нет в живых, поскольку, если Блейк когда-то видел сам городок, было это, скорее всего, более двухсот лет назад. Тогда он, Блейк, вместе с Чарли Брином удирал с уроков и отправлялся на рыбалку. Они ловили в ручье голавлей.
Невероятно, сказал он себе. Невозможно. И тем не менее воспоминания продолжали накапливаться, наваливаться на него, и в них присутствовали не смутные тени, а события, лица, картинки прошлого. И все они были трехмерными. Блейк помнил, что Джейк Вудс хромал и ходил с тростью; и он знал, что это была за трость – тяжелая, блестящая, сделанная из отполированного вручную дерева. У Чарли были веснушки и широкая, заразительная улыбка. И Блейк помнил, что именно из-за Чарли он всегда попадал в передряги. Тут жила Минни Шорт, полоумная старуха, которая носила рубище, передвигалась странной шаркающей походкой и работала на полставки бухгалтером на лесопильне. Но лесопильня исчезла, а на ее месте стояло построенное из стекла и пластика здание агентства по найму леталок.
Блейк добрался до скамейки, стоявшей перед рестораном напротив банка, и тяжело опустился на нее. На улице было несколько человек; проходя мимо Блейка, они разглядывали его.
Он прекрасно себя чувствовал. Даже после трудной ночи в теле еще ощущались свежесть и сила. Возможно, из-за похищенной Мыслителем энергии.
Сняв с плеча мешок, Блейк положил его рядом с собой на скамью, потом откинул с лица капюшон.
Начали открываться магазины и лавочки. По улице с мягким урчанием проехала машина. Блейк читал вывески. Тут не было ни одной знакомой. Названия магазинов, имена их владельцев и управляющих изменились.
Окна над банком были украшены позолоченными надписями, сообщавшими, кто тут живет: Элвин Бэнк, доктор медицины; Г. Г. Оливер, стоматолог; Райан Уилсон, поверенный; Дж. Д. Лич, оптометрист; Вильям Смит…
Стоп! Райан Уилсон – вот оно! Имя, упомянутое в записке.
Там, на другой стороне улицы, находилась контора человека, написавшего в записке, что он может сообщить нечто любопытное.
Часы над дверью банка показывали почти девять. Уилсон уже мог быть в конторе. Или вот-вот там появится. Если контора еще закрыта, Блейк может подождать его.
Он поднялся со скамьи и пересек улицу. Дверь, ведущая на лестницу, которая шла наверх, на этаж над банком, болталась на петлях, скрипела и стонала, когда Блейк открывал ее. Лесенка была крутая и темная, а коричневая краска перил вытерлась и облупилась. Контора Уилсона располагалась в самом конце коридора, дверь была открыта.
Блейк вошел в приемную, которая оказалась пустой. Во внутреннем кабинете сидел человек в рубахе с короткими рукавами и корпел над какими-то бумагами. Другие документы кипой лежали в корзинке на столе.
Человек поднял глаза.
– Входите, входите, – сказал он.
– Вы Райан Уилсон?
Человек кивнул.
– Моя секретарша еще не пришла. Чем могу быть полезен?
– Вы прислали мне записку. Мое имя – Эндрю Блейк.
Уилсон откинулся на стуле и воззрился на Блейка.
– Черт меня побери! – сказал он наконец. – Вот уж не чаял свидеться. Думал, вы исчезли навсегда.
Блейк озадаченно покачал головой.
– Вы видели утреннюю газету? – спросил Уилсон.
– Нет, – ответил Блейк, – не видел.
Человек потянулся к сложенной газете, лежавшей на углу стола, развернул ее и показал Блейку.
Заголовок кричал: «ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ЧЕЛОВЕК СО ЗВЕЗД – ОБОРОТЕНЬ?» В подзаголовке сообщалось: «Охота на Блейка продолжается». Под «шапкой» Блейк увидел свою фотографию. Он почувствовал, как застывает лицо, но сумел сохранить бесстрастное выражение.
– Интересно, – сказал Блейк Уилсону. – Спасибо, что показали. Они уже объявили награду?
Уилсон резко взмахнул кистью, складывая газету, и положил ее обратно на угол стола.
– Вам надо всего-навсего набрать номер, – сказал Блейк. – Телефон больницы…
Уилсон покачал головой.
– Это не мое дело, – заявил он. – Мне все равно, кто вы.
– Даже если я оборотень?
– Даже если так, – отвечал Уилсон. – Вы можете повернуться и уйти, если желаете, а я продолжу работу. Но если хотите остаться, я вынужден задать вам пару вопросов. И если вы сумеете ответить на них…
– Вопросы?
– Да. Всего два.
Блейк заколебался.
– Я действую по поручению клиента, – сообщил ему Уилсон. – Клиента, который умер полтора столетия назад. Это дело переходило по наследству от одного поколения сотрудников этой юридической фирмы к другому. Ответственность за выполнение просьбы клиента принял на себя еще мой прапрадед.
Блейк замотал головой, стараясь разогнать туман в мыслях. Что-то тут было не так. Он понял это в тот миг, когда увидел городок.
Уилсон выдвинул ящик стола, вытащил из него два конверта. Один он отложил в сторону, второй вскрыл и извлек листок бумаги, который зашелестел, когда поверенный принялся разворачивать его.
Уилсон поднес листок к глазам.
– Хорошо, мистер Блейк, – сказал он. – Первый вопрос: как звали вашу учительницу в начальных классах?
– Ну, ее имя было, – проговорил Блейк, – ее имя было…
Ответ пришел почти сразу.
– Ее звали Джонс, – сказал он. – Мисс Джонс. Ада Джонс, кажется. Это было так давно.
Но как-то выходило, что все это было не так уж давно. Он внезапно вспомнил, как она выглядела. Чопорная, похожая на старую деву, с вечно поджатыми губами и растрепанной прической. Она еще носила лиловую блузку. Как он мог забыть эту ее лиловую блузку?
– Хорошо, – сказал Уилсон. – А что вы и Чарли Брин сделали с арбузами Дикона Уотсона?
– Ну, мы… Эй, а как вы об этом узнали?
– Неважно, – сказал Уилсон. – Просто отвечайте на вопрос.
– Что ж, – сказал Блейк, – по-моему, это была жестокая проделка. Нам обоим было не по себе. Мы никому об этом не говорили. Чарли стащил у отца шприц: его старик, как вы, верно, знаете, был доктором…
– Я ничего не знаю, – ответил Уилсон.
– Ну, в общем, взяли мы шприц. У нас был кувшин керосина, и мы впрыснули керосин во все арбузы. Понемножку, как вы понимаете. Ровно столько, сколько нужно, чтобы у арбузов появился странный привкус.
Уилсон положил листок и взял второй конверт.
– Вы сдали экзамен, – сказал он. – Надо думать, это принадлежит вам.
Он вручил конверт Блейку.
Блейк взял его и увидел на лицевой стороне надпись, сделанную, судя по всему, трясущейся рукой глубокого старца. Чернила до того выцвели, что стали бледно-коричневыми.
Надпись гласила: «Человеку, которому принадлежит мой разум». Строкой ниже виднелась подпись: Теодор Робертс.
Рука Блейка дрогнула, и он опустил ее, все еще сжимая в пальцах конверт. Блейк попытался унять дрожь.
Теперь он знал. Теперь он снова знал. К нему вернулось все – все то, что было забыто, все лица и личности.
– Это я, – сказал он, с трудом шевеля застывшими губами. – Это был я. Тедди Робертс. Я не Эндрю Блейк.
Передние ворота, чугунные и массивные, были заперты, он вошел через задние и обнаружил посыпанную гравием тропинку, которая змейкой поднималась вверх по склону. Внизу лежал городок Уиллоу-Гроув, а здесь, под покосившимися замшелыми надгробиями, обрамленными соснами и старинной чугунной оградой, покоились старики, которые были молодыми людьми во времена его детства.
– Ступайте по левой дорожке, – сказал Уилсон. – Ваш семейный участок на полпути к вершине холма, с правой стороны. Но, знаете ли, Теодор не совсем мертв. Он помещен в Банк Разумов, и еще он в вас. Здесь только его тело. Хотя я этого не понимаю.
– Я тоже, – сказал Блейк, – но, думаю, мне надо сходить.
И он двинулся в путь, карабкаясь по крутой, неровной, почти нехоженой тропинке вверх, к воротам кладбища. По дороге ему пришло в голову, что во всем городке самым знакомым местом ему показалось именно кладбище. Сосны вдоль внутренней стороны чугунной решетки выглядели выше, чем он помнил, и даже при ярком дневном свете были более темными и мрачными, чем он мог предположить. В их тяжелой хвое стонал ветер, и эти звуки походили на погребальную песню из воспоминаний детства.
Письмо было подписано именем Теодор. Но нет, тогда он был не Теодор, а Тедди. Маленький Тедди Робертс, и позже тоже Тедди Робертс, молодой физик с дипломами технологических институтов Калифорнии и Массачусетса, которому Вселенная представлялась блестящим, совершенным механизмом, требующим объяснения. Теодор появится позже – доктор Теодор Робертс, старый грузный человек с медленной походкой, нудным голосом и седой головой. Того человека, сказал себе Блейк, он не знал и никогда не узнает. Потому что его разум – разум, нанесенный на его синтетический мозг в его синтетическом теле, – был разумом Тедди Робертса.
Теперь, чтобы поговорить с Тедди Робертсом, надо было лишь снять трубку, набрать номер Банка Разумов и назвать себя. И немного погодя, возможно, раздастся голос, и голос этот будет говорить от имени разума Теодора Робертса. Не самого человека, чей голос умер вместе с ним; и не разума Тедди Робертса – более пожилого, более мудрого, более уравновешенного разума, в который должен был вырасти разум Тедди Робертса. Но это бессмысленно, подумал он, это будет разговор двух незнакомцев. Или нет? Ведь письмо ему оставил не Тедди, а Теодор, и послание выводила слабая, трясущаяся рука старика.