«Здравствуйте, дорогие радиослушатели, любимые мои земляки! — продолжил низкий ровный голос, и фоном включилась расслабляющая музыка. — Мы начинаем наш сеанс. Пока немного побудьте с открытыми глазами. Посмотрите на обстановку, где вы находитесь. Устройтесь поудобнее. Вы должны иметь точку опоры. Около вас не должно быть острых предметов. Вы должны быть далеко от огня. Если вы больны каким-либо психическим заболеванием, лучше выключите радио. Предупреждаю, если у вас появятся какие-то произвольные движения: руками, головой, вам захочется покачаться в кресле… Это не я вас заставляю. Это высвобождается нечто в организме. Не бойтесь этого. Когда наш сеанс закончится, то и движения прекратятся. У некоторых из вас глаза сами собой закроются. Я это знаю. Я знаю, что кто-то не сможет закрыть глаза, даже если я об этом попрошу. Вот я говорю сейчас: „Закройте глаза“. Есть люди, которые реагируют своеобразно, но большинство нормальных людей сейчас уже с закрытыми глазами. Сидят расслабленно, а их организм настраивается на исцеление всех недугов, всех неприятных болячек, мешающих жить. Не сопротивляйтесь. Вы теперь в полурастворенном состоянии, но все понимаете и слышите. Вам хорошо-спокойно. Хорошо-спокойно. Я досчитаю до шести, и вы почувствуете себя лучше. Вы изменитесь. Не должно быть в вас никакой борьбы сейчас. В момент лечения. Вам хорошо-спокойно. Хорошо-спокойно. Я не отвлекаю вас ни от каких проблем, ни от мыслей о допустим внезапно пришедшей к вам милиции, о приезжих, которые суют нос в чужие дела. Можете думать все, что угодно: о погоде, о том, что представители власти могут говорить то, во что вы не верите или о чем никогда не слышали. Не подавляйте сейчас эти мысли. То будет неправильная реакция. Эти пятнадцать минут должны принести вам исцеление. И пусть мысли текут сами собой. И будущее вас сейчас не волнует. Все идет как надо. Высшие силы позаботятся о вас. И вам сейчас легко-спокойно. Легко-спокойно. Вы пассивны сейчас. А потом вы займетесь своими делами с новыми силами, перестроившись. В чем-то изменившись. Став лучше. Став здоровее. А сейчас мы с вами один на один. И ваш организм настроен на здоровье. Раз. Ваш организм сейчас с моей помощью чинит свои поломки. У каждого свое. Я вижу, ты плачешь. Не плачь. Слезы высохнут. Это боли твои выходят. Я не позволю никому обижать тебя. Лезть в твою жизнь. И ты тоже не позволяй. Не давай людям чужим пусть даже с оружием вмешиваться в твою жизнь. Не давай им навязывать тебе ложь. От тебя зависит многое. Ты — один, один-единственный, можешь все испортить. Знай, моя установка, чтобы ты был в норме. Два. Даю установку на добро. Чтобы ты не говорил о благодетелях своих плохо, а о преступниках хорошо. Власти ставят все с ног на голову. Моя установка, чтобы ты был здоров. Три. Потому что наши сеансы призваны избавлять вас от болезней. Четыре. И ты почувствуй это. Пять. Ты слышишь правду в моем голосе. Относитесь к исцелению вашего организма, которое сейчас происходит, как угодно, хоть вы скептик, хоть критик. Это не имеет никакого значения. Ваш организм становится здоровее, моложе, стройнее. А вы становитесь новым человеком. Шесть. Итак, расстаемся с вами. До следующей встречи. Наш сеанс закончен». Романтические аккорды еще кружили над головами селян, пока из гипнотического удовольствия их не вывел бодрый голос диктора, начавшего читать новости.
Прекрасным майским днем на улицы маленькой горной деревни черным горохом высыпали из грузовика бойцы с автоматами в руках. Расслабленное население, не привыкшее к виду омоновцев, встревожилось, но не слишком — горный воздух и что-то еще навевало покой. Большинство посчитали явление вооруженных людей за учения ФСБшников, решивших после операции хорошо отдохнуть на природе. Однажды такое уже случалось.
Впрочем, когда бойцы, так и не найдя участкового, рассеялись по поселку, опрашивая каждого встречного и предъявляя фотографии, мысль об учебной операции развеялась сама собой. Тем более что многие видели девушку, сияющую улыбкой с фото. Вот и профиль со второй фотографии казался знакомым. Только никому рассказать об этом не захотелось. Лишь пара мальчишек ткнули пальцем в старый домик на краю села, сказав, что видели там девушку. Домик с низкой крышей вскоре окружили со всех сторон, но он был пуст. Спецотряд предпринял несколько вылазок по горным тропам, объездил близлежащие поселения.
Несолоно хлебавши, омоновцы уехали из потревоженной деревушки, расклеив на каждом столбе портреты похищенной и ее похитителя с жирным заголовком «Внимание! Розыск!». Остались только горбоносый следователь и высокий бизнесмен, с прискорбием обнаружившие к концу дня, что ни одно объявление не уцелело.
Глава XVII. Громовержец
Навигатор на панели завис, и Виктор притормозил, чтобы взять из бардачка старый, не часто используемый атлас российских дорог. Тонкой пунктирной линией пробегал путь через перевал от Майкопа в Адыгею. Точкой, даже не кружком был выделен населенный пункт с непривычным названием Денеб. Судя по карте, Миллер остановился прямо перед дорогой, ведущей в горы. Еще рывок — и он на месте. Все бы хорошо, если бы не изнывшая тупой болью, не успевшая толком восстановиться нога. Виктор вылез из машины. Через полсотни метров впереди автомобиля асфальтированная полоса обрывалась, уступая первенство серому гравию.
Группа молодежи собралась неподалеку возле придорожного ларька. Черноволосые парни кавказского вида сидели на корточках возле мотоциклов, что-то жарко обсуждая на смеси русского мата и местного наречия.
По другую сторону дороги приютилась в соснах небольшая гостиница. «На ночь оставаться не буду», — решил Виктор. — «Только поем». Ступив на порог пустого холла, он сразу заметил надпись «Кафе», над которой костлявыми крыльями торчали оленьи рога. В зале почти никого не было. Деревянное помещение пропиталось запахами копченых сыров и лука.
— Здравствуйте! Рады вам, — поприветствовал хозяин, высокий седой горец, — сейчас моя хозяйка вас обслужит. Галя! — крикнул он и добавил. — Если что-то не понравится, вы ее обязательно поругайте! Женщины — они такие, их надо ругать. Выбирайте столик.
— Спасибо, — Виктор опустился на стул, положив трость рядом, быстро пробежал глазами список предлагаемых блюд на глянцевом листе бумаги.
Подоспела пожилая хозяйка, уютная, как и все вокруг:
— Доброго дня! Вы что-нибудь выбрали?
— Дайте, пожалуйста, жареной картошки, люля, и, если можно, сыра, — Виктор поправил гарнитуру на ухе.
— Мы сами сыр делаем! — похвасталась женщина.
— Очень хороший запах, хотелось бы попробовать, — поднял на нее глаза Виктор.
Горянка Галя странно на него посмотрела, и непроизвольно махнула рукой, словно отгоняя воспоминания.
— Что-то не так? — поинтересовался Миллер.
— Да нет, — смутилась она.
— И все же?
— Глаза ваши… У вас сестры нет?
Виктор покачал головой: — Нет, а что?
Женщина рассмеялась неловко:
— Недавно девушка у нас останавливалась. Почему-то она мне запомнилась. Глаза у нее были почти как у вас, такого же необычного цвета, словно бирюза, мой любимый камешек. И заказала она то же, что и вы: фри, люля и сыр.
Виктор подался вперед: — А когда это было?
— Не скажу точно, может, неделю, может две…
— Она была одна?
— Нет, с женихом, высоким таким…
— С раскосыми глазами? — ёкнуло сердце Виктора.
— Точно, — кивнула хозяйка, — и волосы длинные, как смоль.
— Почему вы думаете, что он — ее жених? — не понял приезжий.
— Да как же! Он о ней заботился, за все платил. Она тут выпила лишнего, прямо на ногах не стояла… Ну, со всеми бывает, — хитро улыбнулась собеседница, — а он ее в номер на руках отнес. Молодец! Красивая пара.
У Виктора сдавило виски. Кулаки сжались, а сердце провалилось в пустоту. Он больше не хотел ничего спрашивать, но разговорчивую Галину было не остановить:
— Правда, чуть беда не случилась. Наверное, они ночью поссорились, потому что наутро я ее прям не узнала: такая вышла бледная-бледная. А когда пошла номер убирать, так вы не поверите — нашла петлю в ванной! Она повеситься хотела! Молодая, красивая. Представляете?!
Виктор переспросил, разжав холодные потные руки:
— Повеситься?…
— Да-да, крюк из стены вырвало, — женщина заохала. — Только мы там ремонт сделали, пришлось новый кафель класть…
— Галя! Ты что разболталась, Трещётка?! — прикрикнул на нее хозяин. — Обслужи человека, а потом болтай!
Виктор встал из-за стола, чувствуя, что ему нехорошо:
— Извините, я… мне надо ехать. — Физик подобрал трость, и торопливо вышел, раздираемый мучительными мыслями. Идеальный, ангельский образ Дины заслонила мутная тень. Напилась? Голову в петлю засунула? По пьянке? Похититель носит ее на руках? Жених? Да-да, — Виктор прислонился спиной к своему автомобилю и сжал голову руками, слушая, как бешено бьет пульс в ушах. — Она не хотела, чтобы кто-то за ней приезжал. Наверное, ее все устраивает… — задохнулся Виктор, — … говорила, что любит — бывает же такое двуличие! В конце концов, он совсем ее не знает! Или он все неверно понял? Она пожалела его из-за болезни, а потом передумала… Женщины непостоянны: его мать не успела забеременеть, и вышла замуж за другого! А потом был и третий, и четвертый… Он думал, что Дина не такая? С чего он взял?! Дурак! Боже, какой дурак! И Денис не хотел, чтобы он ехал, наверное, догадывался про свою сестру… или знал все!
Неконтролируемый гнев пеной поднимался вместе с новыми «доказательствами».
Откуда-то слышались звуки кавказской музыки. Ее все больше и больше заглушали крики скапливающейся рядом толпы парней. Виктор со злостью сплюнул на землю горькую слюну и принялся обходить машину, чтобы развернуться и уехать обратно. Трость с лязгом упала на асфальт, и когда Миллер разогнулся, подняв ее, несколько человек из толпы направлялось к нему. Невысокий, коренастый, как борец, горбоносый парень с ненавистью ткнул пальцем в сторону приезжего: