Какой же цели следует отдавать предпочтение как при построении уголовно-правовых санкций, как и при их применении в судебной практике с позиций осуществления требования принципа гуманизма?
Еще в 20-х гг. А. А. Пионтковский утверждал, что развитие советской уголовной политики пойдет по пути от общей превенции к специальной. По мере укрепления советского строя и роста социалистического строительства ослабляется потребность в осуществлении результата общего предупреждения, «ослабляется и суровость средств уголовно-правового принуждения, направленного на осуществление задач общего предупреждения»[488].
Некоторые авторы совершенно обоснованно считают, что нельзя говорить об уменьшении роли общепредупредительного воздействия наказания[489]. Так, А. Д. Соловьев пишет: «В настоящее время нет каких-либо оснований для выделения на первое место какой-либо одной из целей наказания — общего или специального предупреждения»[490]. Такого же мнения придерживается и Н. А. Беляев[491].
Сочетание в уголовном праве задач общего и частного предупреждения не исключает, конечно, того что в различных конкретно-исторических условиях в зависимости от социально-политической обстановки и от усиления или ослабления степени опасности для общества тех или других преступлений уголовное право выдвигает на первый план или общее, или частное предупреждение. Так, в обстановке военного времени резко повышается опасность всех преступлений, которые могут нанести ущерб делу победы над врагом, а это вызывает необходимость при построении и применении уголовно-правовых санкций отдать преимущество цели общего предупреждения. М. Д. Шаргородский в свое время указывал, что, когда свойства наказания (свойства предупреждения преступлений) осознаны и становятся целью его применения, на первое место может выдвигаться и выдвигается одно их этих свойств в качестве основной цели, а это уже влияет на систему и характер наказания[492].
Противоречие между общим и специальным предупреждением часто состоит в том, что наказание, необходимое для общего предупреждения, нередко излишне для специального предупреждения. Это объясняется тем, что общее предупреждение и специальное приводит к совершенно различным результатам: последнее переносит центр тяжести на преступника, первое — на неустойчивых граждан.
Для законодателя соображения общего предупреждения является по нашему мнению, главным при определении вида и размера наказания. И это совершенно оправданно, ибо нет никаких оснований для недооценки значения общей превенции как цели наказания.
Динамика, структура и состояние преступности на сегодняшний день требует рассматривать устрашение уголовным наказанием как наиболее эффективное средство удержания неустойчивых лиц от совершения преступления. Суровое наказание как средство общего предупреждения более эффективно тогда, когда оно само по себе существует в законе и люди знают, что за такое-то преступление следует такое-то суровое наказание. В то же время законодатель в известной мере делает уступку цели специального предупреждения, представляя суду большие возможности при назначении конкретного наказания, которые выражаются в индивидуализации наказания. Именно по этому пути пошло в последние годы уголовное законодательство в своем развитии.
Итак, по нашему мнению, законодатель при построении уголовно-правовых санкций должен отдавать предпочтение цели общего предупреждения, так как этого требует состояние, динамика и структура преступности на современном этапе, свидетельствующие о низком уровне эффективности общепредупредительного воздействия уголовного наказания. Однако при этом нельзя умалять значения частного предупреждения и исправления посредством расширения судебного усмотрения.
Если идет тенденция к росту преступности вообще, следует наряду с усилением уголовно-правовой санкции выдвигать на первый план общее предупреждение путем усиления судебной практики, назначения более суровых мер наказания рецидивистам и лицам, совершившим тяжкие преступления. Если идет тенденция к росту преступности за отдельные категории преступлений, необходимо идти по пути усиления уголовно-правовой санкции и судебной репрессии именно за эти преступления. И наоборот. Таким образом, выделение цели общего предупреждения на первый план осуществляется путем: а) законодательного усиления уголовно-правовой санкции за отдельные категории преступлений; б) усиления судебной практики; в) сужение судебного усмотрения. Обратный процесс, естественно, свидетельствует о понижении значения общепредупредительного воздействия и о возрастании роли специального предупреждения.
Примечательным является рассмотрение взаимосвязи принципа гуманизма с еще одной целью наказания — восстановлением социальной справедливости. Как уже отметили, восстановление социальной справедливости означает устранение по мере возможности вредных последствий совершенного преступления, восстановление нарушенных прав и интересов, заглаживание морального, материального и физического ущерба. В этом смысле осуществление цели восстановления социальной справедливости тесным образом взаимосвязано с удовлетворением требований принципа гуманизма.
Осуществление цели восстановления социальной справедливости способствует реализации принципа гуманизма не только в отношении конкретного преступника, но и в отношении широкого круга лиц, интересы которых нарушены совершенным преступлением. Восстановление нарушенных прав и интересов пострадавшего, возмещение материального, морального или физического вреда призвано восстановить социальную справедливость. Но это является одновременно и проявлением гуманизма в отношение лиц, интересы которых нарушены криминальным деянием. В свою очередь, восстановление социальной справедливости предусматривает назначение виновному заслуженного, соразмерного наказания, что вполне соответствует требованию принципа гуманизма в отношении преступника.
В судебной практике нарушение принципа гуманизма чаще всего проявляется в назначении слишком суровых наказаний. Такие наказания, конечно, не причиняют физических или моральных страданий осужденному, однако с их применением виновный подвергается излишним лишениям и страданиям, что противоречит требованиям гуманизма. В связи с этим интересным является постановление Апелляционного Суда Азербайджанской Республики от 15 марта 2002 г. Так, гражданин П. по предварительному сговору с Ю., В. и Е. похитил гражданку А. с целью жениться на ней. Суд Азербайджанской Республики по делам о тяжких преступлениях признал вышеназванных виновными в похищении человека, совершенном группой лиц по предварительному сговору (ст. 144.2.3 УК Азербайджанской Республики), и приговорил их соответственно к 9, 8, 8 и 5 годам лишения свободы. Апелляционная коллегия, рассмотрев апелляционную жалобу обвиняемых, определила, что назначенное наказание является слишком суровым, не соответствующим характеру и степени общественной опасности совершенного деяния и личности обвиняемых. Исходя из этого, апелляционная коллегия изменила приговор суда первой инстанции и, применив ст. 62 УК Азербайджанской Республики (назначение наказания ниже низшего предела санкции соответствующей статьи), снизила сроки лишения свободы в отношении П., Ю., В и Е. соответственно с 9 лет на 4 года, с 8 лет на 3 года, с 8 лет на 2 года и с 5 лет на 3 года[493].
При характеристике гуманизма в связи с назначением наказания исследователь не может пройти мимо проблемы применения лишения свободы судебными органами, а также смертной казни как вида уголовного наказания, до недавнего времени существующего в нашей стране.
Как справедливо отмечают некоторые авторы, лишение свободы на определенный срок относится к числу наиболее применяемых наказаний в судебной практике[494]. Однако отсутствие до недавного времени в уголовном законе нормативного понятия этого вида наказания способствовало существованию научных дискуссий вокруг его сущности и содержания.
В старом УК отсутствовало понятие лишения свободы как вида уголовного наказания. В юридической литературе давались разные его определения. В свое время лишение свободы сводилось к трем видам: изгнание, ссылка, лишение свободы в узком смысле или тюремное заключение. Если исходить из того, что лишение свободы — отнятие у человека или ограничение возможности располагать передвижением с места на место и образом жизни, то такой подход совершенно правилен. Определение лишения свободы, которое имелось в советской юридической литературе, в принципе соответствовало понятию тюремного заключения, которое было общепризнанным в дореволюционной уголовно-правовой литературе. Так, например, Н. Д. Мергиевский писал; «Тюремным заключением или лишением свободы в тесном смысле слова называется такая форма лишения свободы, в которой преступник помещается в особое, для того предназначенное учреждение — тюрьму, с определенным режимом и обязательным образом жизни»[495]. Такое же определение лишению свободы дал и И. Я. Фойницкий: «Тюремное заключение — значит принудительное помещение человека, в наказание за учиненное им преступное деяние, в государственное сооружение, ограничивающее свободу передвижения его определенным пространством»[496].
В юридическом словаре советского периода лишение свободы определяется как «наказание, сочетающее в себе задачи кары и воспитания виновного в совершении преступления путем изоляции его на определенный в приговоре срок»[497]