Как известно, юридические рамки назначения наказания определены законом. Уголовный и уголовно-процессуальный законы предоставляют судье право при наличии некоторых указанных подробно или хотя бы в общих чертах обстоятельств определять вид и размер наказания в соответствии со своим внутренним убеждением и правовым сознанием в пределах, установленных Общей и Особенной частями уголовного закона, так чтобы они отвечали целям наказания. Таким образом, сам закон оставляет известные границы для усмотрения применяющего наказание органа или должностного лица.
В. А. Глазурин и В. И. Никитинский пишут: «Целесообразность правоприменителя может оказывать значительное влияние на достижение целей норм»[554]. Поэтому, с нашей точки зрения, мнение о сужении пределов судебного усмотрения является ошибочной и недальновидной. Как известно, уголовное законодательство предоставляет суду право определять наказание в пределах установленного размера уголовно-правовой санкции за то или иное преступление. А это значит, что законодатель воздержался от разработки абсолютно определенной и детализированной системы санкций и тем самым предоставил возможность судам некоторой свободы усмотрения при применении закона. И это вполне естественно, ибо в законе практически невозможно установить конкретный вид и размер наказания за конкретное преступление. В качестве положительного момента действующего УК Азербайджанской Республики и УК других стран СНГ следует отметить, что кодексы предоставляют суду широкий простор для избрания той или иной меры, того или иного срока лишения свободы, широкий простор для комбинации различных мер репрессии. Однако необходимо иметь в виду, что правовому регулированию общественной жизни должны быть чужды как подмена закона усмотрением под видом целесообразности, так и противопоставление законности справедливому и целесообразному применению правовых норм[555]. Закон и усмотрение при его применении — две стороны правового регулирования общественной жизни, нуждающиеся в определенном сочетании, при котором должна сохраняться ведущая роль закона в качестве законности и судейского усмотрения.
Исходя из вышеизложенного, мы полагаем, что законодатель должен идти по пути существенного расширения рамок судебного усмотрения. Такого же мнения придерживаются некоторые другие ученые[556]. В связи с этим хотелось бы отметить, что большинство судей также считает целесообразным дальнейшее расширение судебного усмотрения. Против такой позиции резко выступил А. Б. Сахаров, выдвинув три аргумента: во-первых, он считает, что тенденция к расширению судейского усмотрения при определении наказания не соответствует исторической перспективе постепенного сокращения преступности и сужения сферы применения уголовной репрессии. Поэтому, с его точки зрения, уголовное законодательство должно идти по пути не расширения, а сужения судейского усмотрения, ибо только так можно обеспечить применение уголовной репрессии, замену ее другими формами воздействия на правонарушителей[557]. Он утверждает, что история развития уголовного права свидетельствует о тенденции сужения судейского усмотрения со стороны законодателя.
Во-вторых, А. Б. Сахаров считает, что расширение судейского усмотрения противоречит и важнейшему принципу уголовной политики, ибо неизбежно ослабляет авторитет закона и вместе с тем и авторитет самого судебного решения, главной основой которого является закон[558].
И наконец, в-третьих, широкий простор судейского усмотрения при назначении наказания, с точки зрения законодательной техники, есть следствие нечеткости определения признаков составов преступлений. По мере уточнения составов, углубления дифференциации простых, квалифицированных и «привилегированных» их видов неизбежно сужаются пределы санкций, а значит, сужается и судейское усмотрение[559].
С позицией А. Б. Сахарова вряд ли можно согласиться, ибо уголовный закон представляет собой обобщение типической ситуации совершения преступного деяния, содержит абстрактную формулировку состава преступления. Этим же уголовным законом предусмотрены виды и относительно определенные пределы наказания. Однако закон является всеобщим, а деяние и личность преступника — конкретными. Поэтому-то индивидуализация наказания невозможна без определенного простора судейского усмотрения, которое предусмотрено самим законом. Этот простор в применении к единичному случаю представляет собой необходимую предпосылку индивидуализации наказания конкретного лица за совершенное им преступное деяние.
Итак, субъективизм при назначении наказания в судействе неизбежен. Поэтому мы сталкиваемся с проблемой соотношения предоставленного суду «оперативного простора» с целями и задачами, поставленными перед наказанием самим законодателем. Решение этой проблемы мы видим не в сужении пределов судебного усмотрения, а в сведении субъективизма при назначении наказания к минимуму.
Назначение наказания носит сознательный характер и осуществляется в определенных условиях. К ним относятся те, не зависящие от воли и сознания судей обстоятельства (факторы), под детерминирующим воздействием которых происходит процесс подготовки, принятия и реализации судебного приговора. Сознательный характер при назначении наказания придается субъективным факторам, в рамках которых наиболее важную роль призвано выполнять судейское правосознание, перерабатывающее входящую и в значительной мере предопределяющее выходящую информацию. Поэтому, несколько упрощая ситуацию, субъективный фактор можно свести к судебному правосознанию. Следует отметить, что вопросам влияния правосознания судей на назначение наказания не уделено сколько-нибудь значительного внимания. Отсюда совершенно очевидны своевременность и целесообразность рассмотрения именно этого аспекта назначения наказания. Переходя к характеристике правосознания, его структуры и функций, следует отметить, что под структурой принято понимать строение изучаемого объекта, характер связи (взаимодействия) его элементов между собой[560]. Однако если структура материальных тел позволяет вычленять в них самостоятельную часть, разлагать исследуемый объект на его компоненты, каждый из которых способен к обособленному, раздельному с целым существованию, то общественное сознание обладает в этом отношении своей спецификой[561].
Многие исследователи в структуре общественного сознания условно выделяют следующие четыре слоя: идеологию; систему знаний, имеющих общечеловеческое значение; эмпирическое по происхождению обыденное сознание; эмоциональную сферу, охватываемую понятием общественной психологии. Следовательно, и правосознание как одна из форм общественного сознания должна подразделяться на четыре названных структурных слоя. Идеологический слой правосознания составляют правовые теории, идеи, принципы, которые обоснованы теоретически.
Наряду с этим в правосознании имеется такой слой теоретических знаний, который в отличие от идеологии имеет общечеловеческое значение. Объективно отражая правовую действительность, он аккумулирует накопленный человечеством опыт правового регулирования общественных отношений. Кроме того, правосознание включает в себя не только правовые идеи и знания, но и правовые эмоции, общественную правовую психологию. Возможность и необходимость включения психологического слоя в структуру правосознания обусловлены тем, что люди воспринимают правовые положения не только разумом, но и чувствами, эмоциями. Как правильно отмечается в юридической литературе, многосторонность юридической практики определяет специфические условия для формирования правосознания и обусловливает специфику правосознания следователей, прокуроров, судей, адвокатов, работников уголовного розыска и т. д. Каждая юридическая профессия вносит специфику в правосознание ее представителей, выступает основой для формирования особого вида правосознания, характерного для представителей той или иной правоприменительной деятельности.
Надо отметить, что профессиональное сознание юристов отличается от правосознания других граждан не столько элементами структуры, сколько их содержанием, глубиной, качеством и направлением связей между ними. По сравнению с правосознанием других социальных групп, профессионально-юридическое сознание обладает, прежде всего, высокоразвитым когнитивным компонентом. Знания юристов в области права, естественно, значительно полнее и детальнее, чем у других граждан, и достигают высокого экспертного уровня. Некоторые авторы правильно отмечают, что влияние профессионального разделения труда на уровень правосознания юристов особенно наглядно проявляется в уровне их знания в зависимости от специализации в той или иной отрасли законодательства, профессиональных навыков, отношения к представителям других юридических профессий[562]. Тем не менее нельзя забывать, что правовое сознание юристов можно определить как одну из коллективных форм правового сознания общества, выступающего в виде системы правовых взглядов, знаний, чувств, ценностных ориентаций и других структурных образований правового сознания общности людей, профессионально занимающихся юридической деятельностью, которая требует специальной образовательной или практической подготовки. Для профессионального сознания юристов в целом должны быть характерны профессиональная компетентность, справедливость, политическая зрелость, неуклонное следование принципу законности, гражданское мужество, ответственность, чувство высокого профессионального долга перед государством и гражданином