Начались занятия. Мило и Вейнесс приступили к занятиям и начали приспосабливаться к новым для них порядкам. Глауен по возможности старался всячески помочь им, а заодно разъяснял им лицейские традиции и обычаи. Мило и Вейнесс восприняли холодный прием со стороны остальных учащихся вполне спокойно.
— На Штроме, где подобные группы на самом деле представляют собой небольшие тайные общества, нам было бы еще труднее, — признался Мило Глауену.
— И все же…
Мило жестом остановил его.
— По правде говоря, меня это совершенно не волнует. Я определенно не собираюсь присоединяться ни к одной из групп. Уверен, что Вейнесс придерживается такого же мнения. Так что ты зря беспокоишься.
— Как скажешь.
Мило засмеялся и хлопнул Глауена по плечу:
— Брось, не надо переживать! Я рад, что нравлюсь тебе настолько, что ты из-за меня переживаешь.
В свою очередь усмехнулся и Глауен:
— Подобная ситуация беспокоила бы меня даже если бы ты мне и не особо нравился.
Что касается Вейнесс, то к ней Глауен испытывал не просто симпатию, а более сложную гамму чувств. Она посещала его мысли намного чаще, чем он того бы хотел, к тому же это происходило почти против его воли, так как у него не было никакого желания снова испытывать сердечные муки. Влюбиться в Вейнесс и обнаружить полное отсутствие взаимности с ее стороны будет ужасно, думал он. И что тогда?
Приветливая манера общения Вейнесс со всеми окружающими не давала Глауену даже намека на ее истинные чувства по отношению к нему. Иногда ему даже казалось, что Вейнесс избегает его, что вызывало в нем очередной приступ мук сомнения.
В полной растерянности, Глауен плюхнулся на стул, уставился в окно и попробовал придти к какому-нибудь определенному решению. Если он попытается завязать с девушкой более тесные отношения, а она вежливо, но твердо остановит его, что по мнению Глауена, было вполне вероятным, то это причинит ему только очередные страдания. Но с другой стороны, если он не приложит никаких усилий для сближения, а будет продолжать рассуждать, то он точно потеряет ее и опять-таки все закончится теми же страданиями, которые, на самом деле, будут еще более мучительными, так как в данном случае он еще и обвинит себя в трусости… Глауен тяжело вздохнул. Да кто же он в конце концов? Клаттук или мыльный пузырь? Собрав в кулак всю свою храбрость, Глауен подошел к телефону и позвонил Вейнесс.
— Здравствуй, это Глауен.
— Правда! И чем же я заслужила такую честь?
— Я тебе звоню по личному делу. Я бы хотел завтра вместе с тобой кое-что предпринять, но для начала мне нужно твое согласие.
— Это очень мило с твоей стороны предоставить мне право выбора, я очень тронута. На самом деле, я даже заинтригована. И что же ты задумал? Надеюсь, мне это понравится… хотя, скорее всего, я соглашусь в любом случае.
— Завтра будет прекрасный денек для морской прогулки. Может быть устроим пикник на Океанском острове?
— Звучит заманчиво.
— Так мы едем?
— Да.
Даже если бы Глауен лично принял участие в создании этого дня, он бы не смог сделать его более прекрасным. В голубом небе ярко сверкала Сирена, прохладный северо-восточный бриз приятно щекотал кожу и дул точно в нужном направлении.
Ранним утром Глауен и Вейнесс пришли в док Клаттуков, спустили шлюп, поставили паруса и натянули снасти. Лодка отплыла от берега, поймала попутный ветерок, заплясала на волнах, потом развернулась и устремилась вниз по течению. Она пересекла лагуну, миновала устье реки и вышла в открытый океан. Глауен поставил паруса так, чтобы лодка легла на юго-восточный курс. Шлюп начал удалятся от берега в бесконечные просторы плавно вздымающихся прозрачно-голубых вод, покрытых легкой рябью.
Сами они удобно устроились на подушках в рубке.
— Мне нравится такое плаванье, — сказала Вейнесс, — Вокруг тебя такой безмятежный мир, что волей-неволей и настроение у тебя становится безмятежным. Вокруг полная тишина, и тебе слышится только собственный тихий голос. Совесть превращается в шепоток воображения. Ответственность теряет всякое значение. Лицейские заботы превращаются во что-то вроде пузырьков за кормой.
— Если бы это так и было, — вздохнул Глауен, — Извини, ты просто мне кое о чем напомнила.
— Напомнила тебе о чем-то? Уверена, что я не могла напомнить тебе о чем-то совсем плохом.
— Ты должна быть счастлива потому, что ты девушка и с тобой не может произойти такого.
— Глауен, не надо строить из себя таинственную личность. Я не люблю всякие тайны. Что тебя так расстроило? Я? Я слишком много болтаю? Так мне просто нравится вести себя так здесь, в океане!
— Возможно мне не стоит обсуждать с тобой это, — сказал Глауен, — Но… А почему бы и нет? Вчера вечером Бодвин Вук предложил мне совершить нечто ужасное.
Вейнесс нервно фыркнула.
— Надеюсь, это не имеет отношения ко мне. Он ведь не приказал тебе оставить меня на необитаемом острове или выбросить за борт.
— Нет, все гораздо хуже, — мрачно пробурчал Глауен.
— Хуже? А что может быть хуже?
— Ну, сама посуди. Он приказал мне присоединиться к Дерзким Львам.
— Согласна, ничего хорошего. Но бывает и хуже… И что ты ответил?
— Для начала я скажу тебе то, что должен бы был сказать ему: «Если вас так интересуют Дерзкие Львы, то присоединились бы к ним сами!» Но тогда я от неожиданности и язык проглотил. Наконец я высказался: «Почему именно я? Кеди уже и так входит в эту группу». «Я знаю это, — согласился он, — Но Кеди, однако, несколько безынициативен и бывает легко предсказуем. Нам нужен там ты!» Я снова спросил его: «Зачем? Почему именно я?» Но только ответил: «Настанет время и ты все поймешь сам». «Очевидно, вы хотите, чтобы я стал вашим шпионом?» — поразился я. «Естественно! — с каким-то удивлением ответил он, — А как же иначе?» Тогда я напомнил ему, что Арлес относится ко мне очень враждебно и не позволит мне присоединиться к этой группе. На что он только рассмеялся и сказал, чтобы я не брал это в голову. «Не пройдет и недели, как ты будешь считаться Дерзким Львом», — сказал он. Вот поэтому-то у меня такое мрачное настроение.
— Бедняга! Но, Глауен, давай не будем сегодня забивать себе этим голову. До острова еще далеко?
— Уже близко. Мы вот-вот его уже увидим… На самом деле, видишь вон то серое пятнышко на горизонте? Это и есть Океанский остров.
Шлюп продолжал бежать своим курсом: вверх по склону голубой волны, а затем сквозь брызги вниз в низину между волнами. Океанский остров, являясь вершиной подводной скалы, представлял собой невысокий конус с изрезанной вершиной. По прибрежной линии он зарос кокосовыми пальмами, а сами склоны были покрыты лесом из местных пород деревьев.
Глауен бросил якорь в укрытой со всех сторон бухточке, примерно в ста метрах от берега, покрытого белым песком. Он спрыгнул за борт, где глубина не превышала полуметра.
— Иди сюда, — сказал он Вейнесс, — Я отнесу тебя на берег.
После секундного замешательства, Вейнесс обхватила руками его шею. Он отнес девушку на берег. После этого он опять вернулся к лодке, чтобы забрать корзину с продуктами для пикника.
В тени большого раскидистого дерева Глауен развел костер, и на шампуре поджарил куски мяса. Потом эти куски были смочены наперченным соусом, положены на хлеб и уничтожены вместе с бутылкой молодого белого клаттукского вина.
Позавтракав, они развалились под деревом и любовались кокосовыми пальмами, которые в так бризу качали своими широкими листьями. Океанские волны набегали на песчаную полосу берега, а потом не торопясь откатывались обратно.
— И нет здесь никаких Дерзких Львов, — вздохнул Глауен, — Они поджидают нас где-то вон там. И возвращаться к ним кажется такой глупостью. И зачем тогда возвращаться, коли мы можем провести свою жизнь в этом вечном покое, в гармонии с природой? Против такой идеи даже ничего и не возразишь.
— Я бы так не сказала, — с сомнением возразила Вейнесс, — От завтрака-то ведь ничего не осталось. Что мы здесь будем есть?
— Дары природы. Рыбу, съедобные корешки, водоросли, кокосы. Будем ловить крыс и береговых крабов. Да это несбыточная мечта миллионов романтических поэтов.
— Так-то оно так, если не задумываться о кухне. Представь себе, каждый вечер у тебя на ужин или крыса или краб. Это очень скоро надоест. Примерно по этой же причине лет через десять-двадцать тебе надоем и я… особенно, если учесть отсутствие мыла.
— Ну, мыло — это не проблема. Мыло можно сделать из кокосового масла и золы. — возразил Глауен.
— В таком случае остается только одно препятствие: моя мама. Она ничем не отличается от всех остальных мам. Романтическое проживание на Океанском острове, как в прочем и на любом другом, разрушит ее планы в отношении моего замужества.
— Твоего замужества?! — с удивлением уставился на нее Глауен, — Но тебе еще рано думать о замужестве.
— Не надо так переживать, Глауен. Все еще очень неопределенно. Просто, моя мама немного заглядывает в будущее. Этот человек не прочь жениться на мне, по крайней мере, он так сказал моей маме. Он получил большое наследство и на данный момент очень влиятелен на Штроме. Моя мама считает, что мы составим великолепную пару, не смотря на то, что по всем своим взглядам он примыкает к ЖМС.
— Хмм. А что ты думаешь обо всем этом?
— А я особо об этом не задумываюсь.
— А как зовут этого ЖМСера, — как бы невзначай спросил Глауен.
— Джулиан Бохост. Когда мы были на Земле, он был там же, но я видела его совсем мельком. Он довольно умен и важен, и мама, может быть, права: Джулиану скорее всего не понравится, что его невеста проведет десять или двадцать лет своей юности на Океанском острове в обществе другого джентльмена.
— Он тебе нравится?
Вейнесс снова рассмеялась.
— У меня могут быть хоть какие-то секреты?
— Извини. Я не должен был задавать подобных вопросов, — Глауен встал и взглянул на солнце, — Что ни говори, но на сегодняшний день время романтических идиллий подошло к концу. Бриз повернул на запад, а это хорошая новость, но у него есть тенденция к концу дня ослабевать, так что, возможно, сейчас самое время возвращаться.