— Да, вполне, — Левон осмотрел холл так, словно видел его впервые. — Люстра, конечно, абсурдна — бегемот, который стоит безмерные тысячи, а свету дает на грош. Когда-нибудь она просто грохнется, разобьется да еще и придавит кого-нибудь впридачу.
— Будет очень жаль.
— Без сомнения. В целом у Коневицких, надо сказать, был дурной вкус. Мраморные изразцы, например, абсолютно банальны. Пилястры нарушены в размере и имеют неправильный ордер…
— Неужели? Я даже не заметила.
— Но в целом эти неточности можно простить. Зато мы обладаем лучшей в мире коллекцией сассанидских инталий[68], абсолютно уникального минойского стекла и почти полным собранием миниатюр Леони Бисмайи. Наш отдел семантики тоже считается непревзойденным.
— Наверное, интересно работать в такой атмосфере? — вежливо поинтересовалась Уэйнесс.
Левон сделал жест, который было можно расценить как угодно.
— Итак — приступим к нашему делу?
— Разумеется.
— В таком случае, пройдемте. Но сначала надо одеть вас в соответствующий костюм, наподобие моего. Таковы правила музея. Только не просите у меня объяснений — все, что я смогу вам ответить, лишь вызовет у вас подозрение, не больше.
— Как скажете. — Уэйнесс последовала за Левоном в боковой флигель. Там из сундука ее проводник вынул черное одеяние и помог девушке в него облачиться. — Нет. Слишком длинно. — Задурый выбрал другое. — Вот это, вроде, сойдет, хотя и материал, и покрой, конечно же, оставляют желать много лучшего.
Уэйнесс сделала несколько движений, проверяя свой новый наряд.
— Я чувствую себя каким-то другим человеком!
— Будем считать, что это самая лучшая курианская тафта и наиболее модный силуэт. Чашку чая и миндальное пирожное? Или прямо за работу?
— Сгораю от нетерпения увидеть вашу коллекцию, — призналась девушка. — А чай, если можно, попозже.
— Так и сделаем. Материалы находятся на третьем этаже.
Левон Задурый повел девушку по мраморной лестнице, потом длинными коридорами, уставленными всевозможными полками и, наконец, привел в комнату с большим тяжелым столом посередине. За столом сидели люди в черных одеяниях и изучали какие-то документы, иногда что-то занося на карточки. В небольшом алькове, где стоял компьютер тоже работал человек в одежде установленного образца. Еще какие-то люди ходили взад-вперед по залу, перенося книги, рукописи и небольшие ящички. В комнате царила полнейшая тишина, если не считать шуршания одежд и бумаг да мягкого шороха тапочек по полу. Задурый провел девушку прямо через этот зал в боковую комнатку и закрыл двери.
— Здесь можно говорить, не мешая другим. — С этими словами юный куратор положил перед гостьей пачку бумаг. — Я составил список документов, имеющих отношение к Обществу натуралистов, и разделили их на три категории. Но теперь вы, может быть, объясните свой интерес, а главное, укажете более точно, что вы ищите — и я с удовольствием помогу вам.
— Это долгая и запутанная история, — ответила Уэйнесс. — Сорок лет назад секретарь нашего Общества похитил некие важные бумаги, включая счета и платежные документы, которые теперь оказались под вопросом. И если я обнаружу эти бумаги, Общество получит большую прибыль.
— Совершенно вас понял. Если вы еще и опишите мне эти документы, я помогу вам вдвое эффективней.
Уэйнесс улыбнулась и покачала головой.
— Я сама могу узнать их, лишь непосредственно увидев. Так что, боюсь, мне придется работать одной.
— Хорошо, — согласился Задурый. — Тогда я продолжу общее описание: первая категория, как вы видите, состоит из шестнадцати монографий, которые все посвящены семантическим исследованиям. — Уэйнесс сразу же узнала в этом списке тот ящик, который музей купил на аукционе в галерее Гохун. — Вторая категория относится к документам, посвященным генеалогии графов Фламандских, а третья — «Различные документы и Бумаги» еще не была разобрана и, как я подозреваю, больше всего вас и интересует. Так?
— Вы правы.
— В таком случае, я сейчас затребую эти материалы и принесу вам сюда. А пока поразвлекайте себя несколько минут чем-нибудь.
Левон покинул комнатку. Правда, он вернулся буквально через минутку, катя перед собой тележку, из которой выгрузил на стол три больших коробки.
— Не пугайтесь, ни одна из них не набита доверху. А теперь, поскольку помощь моя вами отвергнута, я оставляю вас в одиночестве.
В дверях Левон нажал какую-то кнопку, после чего загорелся красный свет.
— Я вынужден включить систему наблюдения, поскольку мы имеем некоторые неприятные инциденты в этом отношении.
— Включайте, что хотите, — пожала плечами девушка. — Мои намерения совершенно чисты.
— Не сомневаюсь. Но вашими добродетелями обладает не каждый.
Уэйнесс бросила на него самый обаятельный из своих взглядов.
— Вы очень галантны, но у меня так много работы!
Задурый ушел, явно довольный собой, а Уэйнесс вернулась к столу и подумала, что, если она не обнаружит здесь Хартии и гранта, то все ее добродетели окажутся весьма сомнительными.
В первой коробке оказались тридцать пять аккуратно перевязанных сочинений, каждое из которых представляло собой биографию какого-нибудь члена-основателя Общества натуралистов.
«Печально, — подумала Уэйнесс. — Эти трактаты надо бы вернуть на место, а здесь они никому неинтересны!»
Некоторые сочинения, как заметила девушка, несли на себе следы частого пользования; некоторые их страницы были прямо-таки испещрены замечаниями.
Но указанные в бумагах имена ничего не говорили нашей юной исследовательнице, и тогда она занялась второй коробкой. Во второй коробке хранились несколько трактатов, посвященных генеалогии и связям графов Фламандских на протяжении двух тысяч лет.
Уэйнесс разочарованно поджала губы и взялась за третью коробку, хотя уже совсем отчаялась найти что-то действительно важное. Содержимое третьей коробки составляли различные бумаги, газетные вырезки, фотографии и тому подобное. Все они имели отношение к предполагаемому строительству большого и красивого здания, где предполагалось разместить основной офис Общества. Туда собирались перебраться Коллегия естественных наук, искусства и философии, музей и кунсткамера, и, возможно, некий виварий, где изучались бы неземные формы жизни в условиях, приближенных к естественным. Защитники этого проекта говорили о том, какую славу он принесет Обществу, а противники неустанно твердили о дороговизне. Многие жертвовали на строительство крупные суммы, например, граф Фламандский предложил доход со своих трехсот акров в имении на Мохольке.
Но энтузиазм строителей испарился еще за несколько лет до появления на сцене Фронса Нисфита. Правда, какие-то действия еще предпринимались, но инвестиций уже не было, и дело кончилось тем, что граф Блуа Фламандский отказался от своего предложения, и проект заглох окончательно.
Уэйнесс встала из-за стола разочарованная — никаких даже упоминаний о Кадволе, о его Хартии и гранте. След снова завел ее в тупик.
Вскоре появился Задурый. Куратор некоторое время стоял и внимательно смотрел то на девушку, то на коробки. Затем спросил:
— Как ваши исследования?
— Ничего хорошего.
Левон подошел к столу, заглянул в коробки и открыл одно из сочинений.
— О! Как интересно — или я предполагаю, что интересно, поскольку эта область не моя специальность. Но в любом случае пришло время подкрепиться. Готовы ли вы выпить чашечку хорошего красного чая и, возможно, съесть бисквит? В нашей повседневной жизни существует так мало радостей!
— Да. Я готова немного украсить свое существование. А документы мы так здесь и оставим? Или мне нужно пройти компьютерную проверку?
Левон посмотрел на сигнальную лампочку, которая почему-то погасла.
— Система совсем вышла из строя. Можно украсть луну, и никто не заметит. Пойдемте, все равно, документы никто не тронет.
Задурый привел Уэйнесс в небольшое кафе, где музейные сотрудники сидели за крошечными столиками, прихлебывая чай. На всех были черные одеяния, Уэйнесс поняла, что в обычном наряде она действительно вызывала бы здесь подозрение.
Но траурные одежды не мешали работникам болтать в этом месте всем разом, прерываясь лишь для того, чтобы сделать очередной глоток из глиняных кружек.
Левон нашел свободный столик, где им подали чай и пирожные, и извиняющимся жестом махнул по сторонам. — Истинные роскошь и великолепие, как и самые лучшие пирожные, остаются большим людям, которые пользуются Большой столовой князя. Я как-то видел это действо. У каждого по три ножа и четыре вилки только для рыбы, а пот с лица вытирается шелковой салфеткой размером в два квадратных фута. Всякая же мелочь, вроде нас, может довольствоваться малым, хотя мы и платим пятнадцать пенсов за один коржик.
— Я человек из другого мира, и, возможно, наивна, но мне кажется, здесь вполне уютно, — тихо сказала Уэйнесс. — На самом деле в кексе я нашла целых четыре миндалины!
Левон усмехнулся.
— Предмет серьезный и требует тщательного анализа.
Уэйнесс промолчала, и оба стали пить чай в тишине. Неожиданно к Левону подошел хрупкий молодой человек, совершенно потерявшийся в своем черном облачении, и что-то прошептал ему на ухо, при этом ему на лоб упала непокорная светлая прядь. Светло-голубые глаза на бледном лице тихо светились, как у больного, и Уэйнесс подумала, что мальчик, наверное, и вправду болен. Он говорил что-то горячо и нервно, постукивая пальцами одной руки по раскрытой ладони другой.
Тем временем мысли Уэйнесс уплыли далеко в мрачное море будущего. Утренняя работа не принесла никакой новой информации, и след, так, казалось, удачно приведший ее в этот музей, снова закончился тупиком. Что же дальше? Теоретически, она может начать проверять каждое имя из списка галереи Гохун в надежде, что кто-нибудь вдруг да и купил что-то из третьего ящика — но работа эта настолько колоссальна, а шанс на успех — настолько мал… Словом, от этого плана девушка быстро отказалась. Она вдруг испугалась, что Левон и его собеседник обсуждают не что-то, а просто ее, то и дело поглядывая в ее сторону и что-то шепча друг другу на ухо. Высказавшись, каждый смотрел на нее так, словно проверял только что услышанное. Улыбаясь, Уэйнесс решила проигнорировать эти разговоры и взгляды и снова погрузилась в размышлениях о так и нереализованных планах построить для Общества натуралистов просторное и роскошное здание. Какая жал