— Я здесь по поручению несчастной женщины, матери, разлучённой со своими детьми, — сказала Джейн. — Она желает припасть к вашим ногам.
— Не знаю я никакой несчастной женщины, — съёжился констебль.
— Попробуйте поверить мне, сэр, — проникновенно сказала Джейн, глядя на констебля так, словно хотела его заколдовать. — И в доказательство моей искренности мне был дан этот перстень. Дан, чтобы показать его вам.
Джейн протянула Брендбьюри перстень королевы с резным изображением пальмовой ветви и рыцарского шлема — родового герба семейства Вудвилл, к которому принадлежала Елизавета. Над шлемом с ветвью был вырезан кабан с острыми клыками — герб правящей династии Йорков.
Алиса с интересом смотрела, как констебль берёт перстень и внимательно его разглядывает. Ведь в то время визитных карточек не было, даже компьютеров не водилось — ну как людям друг друга узнавать? По паспорту? А если и паспорта не было?
Алиса подумала, что для мелкого дворянчика Брендбьюри гербы высокопоставленных особ как дерево для дворняжки.
Она уж и бегает вокруг, и обнюхивает, и ищет, кто из настоящих догов и сеттеров пометил это бревно.
— Это перстень королевы Елизаветы, — сообщил свой вердикт констебль. — Если только вы его не украли.
«Вот тут бы ему и показать визитную карточку», — подумала Алиса. Но Джейн ничуть не смутилась, а уверенно, хоть и негромко, произнесла:
— Вы могли видеть меня в свите её величества.
— Ну, разумеется, разумеется, я польщён, — забормотал Брендбьюри.
— У её величества беда, — сказала леди Джейн. — Её дражайшая мать очень плоха и находится при смерти в Стратфордшире, в родовом поместье. Бабушка просила перед смертью привезти ей внуков. Попрощаться.
— Законное желание, — согласился констебль.
— Но есть одна трудность…
— Какая же именно?
— Её внуки находятся в заточении в вашем замке.
— Ах да, да, припоминаю…
— Вы знали об этом?
— Я их вижу каждый день. Но нельзя сказать, что они находятся в заточении. О нет! Они ожидают коронации. Герцог Глостер только и ждёт подходящего дня, чтобы выполнить обещание, данное им старшему брату.
— Но надо отвезти их к бабушке!
— Как можно? — опешил констебль. — Это же опасно! Они — достояние королевства!
И тут Алиса подумала: «Ведь уже половина Лондона знает, что по велению Ричарда брак Елизаветы признан незаконным. И не сегодня завтра об этом узнает и глупый констебль. Лучше было бы сказать ему об этом самим».
— Простите, сэр, — произнесла Алиса голосом послушной девочки, — но разве вам неизвестно, что обнаружилось, будто принцы — вовсе не принцы, а простые люди и не могут стать королями Англии?
— Ах, не может быть! — Сэр Брендбьюри был потрясён. — Это невозможно!
Но глазки у него были такие хитрые, что Алисе сразу стало ясно: врёт уважаемый тюремщик.
Джейн быстро сообразила, что к чему, и продолжила:
— И очень скоро эти мальчики не будут представлять никакой ценности. Их просто выгонят из Тауэра, и дело с концом.
— Может быть, может быть, — согласился констебль.
— Но бабушка уже не увидит своих внуков, и это большое человеческое горе.
— О, как я сочувствую!.. — Тут констебль замолчал, подумал немного и спросил: — А может быть, и королева теперь уже не королева?
— Всё может быть, — сказала Джейн.
Брендбьюри постучал донышком кружки о стол, и мальчишка принёс всем полные кружки.
— А не хотите чего-нибудь покрепче? — спросила Джейн. — У нас есть деньги.
— А я не пью, — резко отказался Брендбьюри.
И тогда Джейн крикнула мальчишке, чтобы тот принёс господину чарку настоящего лондонского джина.
Глазки констебля загорелись, и он признался:
— В моём положении я не могу себе этого позволить. Спасибо, добрая леди.
— Надо будет вывезти мальчиков из Тауэра, — твёрдо сказала Джейн.
Констебль допил джин, запил его элем и лишь потом сообразил, чего от него требует эта женщина.
— Как же это возможно?! — воскликнул он. — Мне отрубят голову.
Чтобы было понятнее, он даже провёл ребром ладони по шее и сам огорчился, чуть не заплакал.
— А ведь у вас трудное положение, — заметила Алиса.
— Ой и трудное, девочка, — пригорюнился констебль. — Тебе даже не понять.
— Всю жизнь вы честно трудитесь, а не можете купить себе дом, достойный детей и жены…
— И никакой надежды, — подхватил сэр Брендбьюри. — Даже если я заморю голодом всех заключённых, то не разбогатею. Кстати, вы знаете, какой указ пришёл от принца Ричарда? Заключённого Генри Уайта, который что-то вёз Генри Ричмонду, не кормить до полного прекращения в нём жизни, а все остальные его желания выполнять по мере возможности. Разве это не издевательство?
— Боюсь, что принца Ричарда сильно накажут, — нахмурилась Джейн. — Я вам это обещаю.
— Вы серьёзно?
— Совершенно серьёзно.
— Но мне это ничего не даст.
— А ведь королева могла бы решить все ваши проблемы, — осторожно произнесла Джейн.
— Как же?
— Сколько вам не хватает для покупки желанного дома?
— Ах, и не говорите! Четыреста фунтов!
— Это целое состояние.
— Это только мечта!
— От имени королевы предлагаю вам пятьсот фунтов стерлингов, — сказала Джейн, рассеянно глядя на воду Темзы.
— Ах! — воскликнул констебль. — Не смейтесь над бедным стариком!
— Никогда бы не посмела.
Констебль допил эль и с прискорбием заглянул в пустую чарку, где был джин.
Джейн тут же заказала ему ещё джина.
— И что же я должен для вас сделать? — спросил Брендбьюри. — При условии, что освободить принцев я не смогу.
— И не надо, — успокоила его Джейн. — Нам нужно, чтобы вы всего лишь подменили их на то время, пока Эдуард и Ричард побудут у умирающей бабушки в Стратфордшире.
— Кем же я их подменю? Коровами?
И констебль захохотал, поражённый собственным остроумием.
— Нет, — сказала Джейн. — Вашими сыновьями Робином и Питером. Они как раз того же возраста, что и принцы.
— Вы с ума сошли! — взревел констебль. — Я сейчас же вызову стражу!
— Это только на несколько дней. Ваши мальчики — разумные дети, они вас не подведут…
— Стра-а-а-а-а-ажа! — заорал Брендбьюри.
— Шестьсот фунтов стерлингов, и вы сможете к дому подкупить ещё и мельницу, а может быть, новую конюшню.
— Стража! — повторил констебль, только уже гораздо тише.
— Если вы не сделаете этого сегодня или завтра, — продолжала Джейн, — то герцог может выпустить принцев, и тогда вы не получите ни пенни. А мы знаем, что собирать пятьсот фунтов вам придётся… двести лет. Не так ли?
— Это вас не касается! Я не стану рисковать жизнью моих детей!
— А им ничего не будет угрожать. Вы же сами будете сторожить их от посторонних.
— Уходите, вы возмущаете во мне честного королевского служащего.
Джейн поднялась первой. Она показала на Грини, который сидел неподвижно и в их сторону не глядел.
— Вот этот юноша будет каждый день ждать у ворот Тауэра, в сторонке, на самом берегу Темзы. Каждое утро, с семи до десяти утра. И когда вы примете решение, киньте камешком в сторону этого юноши. Вам ясно?
— Ничего я не буду кидать! — пробурчал констебль.
— Мы ждём. Три дня. Не больше.
— Шестьсот фунтов?
— Шестьсот. Но принцев из Тауэра вы выведете сами.
— Как же?
— Под видом своих сыновей. Возьмёте их покататься на лодке по Темзе. Кто будет за вами следить?
— А дальше что?
— А дальше вы отдаёте нам принцев, а мы вам — деньги на дом в Девоншире.
— Исключено! — рявкнул Брендбьюри. — И не надейтесь! Мне дорога собственная голова!
И констебль направился к выходу. Когда его и след простыл, Алиса сказала:
— Бежим отсюда! А то он стражу позовёт.
— Вот этого он никогда не сделает. Он же ничего не решил и не знает, на что согласиться.
— Как он мне не понравился! — вздохнула Алиса. Она поднялась из-за стола первой.
— Констебль многим не нравится, особенно тем, кто сидит по ту сторону решётки, — сказала рассудительная Джейн, и они пошли в Вестминстер.
Вечер был тёплый, приятный, гулять — одно удовольствие.
До аббатства они добрались к закату.
Джейн была расстроена, ей казалось, что из разговора ничего не вышло. Алиса надеялась, что констебль подумает-поду-мает и согласится, а королеву больше всего заинтересовал рассказ о Генри Уайте.
— Констебль сказал, что сэр Генри что-то вёз Генри Ричмонду, — сказала леди Джейн.
— Что же он вёз? — задумчиво спросила королева.
— А вы его знаете? — удивилась Алиса.
— Он старый приятель Генри Ричмонда. Но я его ни о чём не просила и никуда не посылала, — ответила королева. — А ну, признавайся, Лиззи, ты ни о чём не просила Генри Уайта?
— Да я его тысячу лет не видела! — возмутилась Лиззи.
— А может, письмо для Генри? Тебе же ничего не стоит сорвать с места солидного человека и послать его с рискованной миссией.
— Мама, клянусь тебе, я тут совершенно ни при чём!
— Значит, констебль не сказал, за что Генри Уайта посадили в Тауэр?
— Не сказал.
— И что у него отобрали, тоже не сказал?
— Клянусь, миледи, ничего не сказал.
Алиса из этого разговора ничего не поняла, кроме того, что какой-то Генри Уайт, которого герцог Глостер решил уморить голодом, известен и королеве, и Лиззи. Королева подозревает, что именно Лиззи послала Уайта к Генри Ричмонду, а принцесса думает, не мама ли его послала.
— Если будете снова встречаться с констеблем, — попросила королева, — обязательно узнайте у него, не отобрали ли у Уайта чего-то при аресте — письма или посылки.
— А могло быть? — спросила Алиса. Но ответа не получила.
Только потом, когда разговор шёл уже совсем о другом, королева напомнила:
— Кстати, Алиса, ты порой забываешь, что здесь и у стен могут быть уши. А когда ушам хочется что-то услышать, лучше всего подсказать им такие слова и мысли, которые придутся им по вкусу.