Это была довольно просторная комната, потому что она занимала весь второй этаж башни. Она показалась Алисе совершенно пустой. Посреди комнаты стоял низкий стол, на котором горела свеча, а у дальней стены притулилась небольшая лежанка. На табурете перед столом сидел весёлый толстощёкий молодой человек с пышными усами и светлыми кудрями. Перед ним стояла миска, в миске лежала какая-то зажаренная птица. Молодой человек отлично слышал и крики констебля, и его топот по лестнице, но этот шум его никак не встревожил. Он продолжал обгладывать птичью ножку с таким наслаждением, что Алисе захотелось есть. Одет молодой человек был очень скромно — тёмные рейтузы, некогда белая рубашка с отложным воротником, рукава которой были закатаны до локтей.
— Что случилось? — спросил узник.
— Вы знаете, что случилось! — продолжал буйствовать констебль. — Где она? Выдать мне её немедленно!
— И помереть с голоду? Нет, я не согласен!
— Из-за вас меня самого повесят!
— Туда тебе и дорога, скряга!
Констебль в гневе застучал тростью по полу. И тут из-под стола выскочила кошка, промчалась между ног сэра Брендбьюри и исчезла в дверях.
— Учтите, сэр Уайт! — заявил тогда констебль. — Я сейчас спущу на неё всех собак Тауэра и всего Лондона. Мы её найдём и публично отрубим ей голову, потому что она — ведьма!
— Сколько? — не обращая внимания на крики констебля, спросил весёлый узник.
— Сто гиней!
— Ты сошёл с ума, скупердяй! — воскликнул узник. — Две гинеи, и чтобы к завтраку я имел суп из этой птички.
Оказалось, что на полу у его ног лежит голубь — тот самый, которого только что тащила в зубах кошка.
— Пять гиней!
Снизу донёсся шёпот:
— Алиса, это же дядя Генри Уайт!
Алиса уселась на ступеньку и посмотрела вниз. У подножия лестницы стояли принцы, одетые как дети констебля.
— Вы уверены, что это он и есть?
— Я его голос знаю, — прошептал Эдди.
— Совсем не похоже, чтобы он умирал от голода, — заметила Алиса.
— Это он!
— Тогда у меня к нему есть несколько поручений. — И с этими словами Алиса вошла в комнату.
В комнате почти ничего не изменилось, если не считать того, что Генри Уайт отсчитывал серебряные монеты из своего кошелька, привязанного к поясу, а констебль уже держал за хвост несчастную птичку.
— Объясните, что это значит? — как можно строже спросила Алиса. — Чего мы ждём? Почему, когда каждая минута на счету, мы должны собирать голубей по башням Тауэра, платить за это гинеями и гоняться за кошками?
— А это ещё что за создание? — удивился Генри Уайт. — Неужели это и есть твоя очаровательная дочка Бекки, констебль?
— Считайте, что так, — ответила Алиса. — Хотя это совсем не так, потому что я — дочь фрейлины её величества Елизаветы.
— И ты общаешься с этим негодяем?! — не поверил своим глазам сэр Генри.
— Только по приказу королевы и в интересах царствующего дома. Вы меня понимаете?
— Разговорчики! — рассердился сэр Брендбьюри. — Нам пора идти.
— Так, значит, это не вас морят голодом? — спросила Алиса.
— Меня, конечно же, меня! — рассмеялся Уайт. — По приказу самого герцога Глостера!
— А почему вы такой весёлый и здоровый?
— Потому что он хитрец и жулик! — проворчал констебль. — Потому что обдурил самого герцога Глостера.
— И вас? — удивилась Алиса.
— Меня ему не обдурить, — сказал констебль. — Мне он приличные деньги платит. Потому и живой.
— Значит, вы тоже ослушались герцога?
— Я?! Да ни в коем случае! Я точно выполняю указ: сэра Уайта не кормить, пока он не умрёт своей смертью.
— Значит, я зря старалась, — вздохнула Алиса. — Мне нужно было поговорить с сэром Уайтом и принять его последний вздох.
— Ой, долго придётся ждать! — произнёс констебль.
— Надеюсь, что долго, — согласился Уайт.
— Так что же случилось? — спросила Алиса.
— Сначала всё было ужасно, — сказал узник. — Меня заперли в этой башне и сказали, что мне суждено умереть от голода. И я начал умирать.
— Он умирал безобразно, — заметил констебль. — С криками и жалобами.
— Я же не совершил никакого преступления, — возмутился Уайт. — Меня задержали на берегу пролива, где я отдыхал и наслаждался свежим воздухом.
— Никто не дышит свежим воздухом в пустынном месте на берегу пролива, за которым лежит Франция, где скрывается враг престола и королевства, злобный бунтовщик некий Генри Ричмонд, — отрезал констебль. — Так что вас правильно арестовали.
— У меня ничего не нашли. Меня не в чем обвинить!
— Вас обвинили в дурных намерениях найти лодку и переплыть пролив, чтобы передать Ричмонду какое-нибудь письмо или ещё чего похуже.
— Но ведь не было письма! — воскликнул Генри Уайт.
— Значит, плохо искали. И вообще, вы — известный друг Ричмонда. Так что вам и голову отрубить было бы правильно. А вас всего-навсего посадили в башню. Причём в хорошую башню, в Зелёную, тут и камера проветривается, и вид из бойницы прямо на газон…
— И сколько же времени прошло? — спросила Алиса.
— Скоро две недели, как я здесь, — вздохнул сэр Генри.
— И ничего не ели?
— Мне ничего не давали.
— А почему вы живой?
— Из-за кошки.
— Убью! — взревел констебль.
— На третий или на четвёртый день, когда чувство голода уже пропало, я увидел, как ко мне в камеру вбежала кошка. Серая кошка, обыкновенная. Как пробралась наверх, не знаю, у них свои ходы. Пришла, легла рядом со мной. А я уже совсем ослаб, даже пожаловаться как следует не мог. Она пригрелась у меня на животе и грела меня всю ночь. А утром стала мяукать, чтобы я её накормил. Потом сообразила, что кормить не будут, и убежала. Я подумал: «Вот последнее существо на божьем свете, которое обо мне подумало, — и то убежало». И вдруг — вы не поверите! — появляется кошка и тащит в зубах голубя! И кладёт его к моим ногам. И ведь не крысу, не мышь, а голубя! Я был так голоден, что попытался съесть его сырым, но не смог. И тут я подумал…
Рассказ сэра Генри подхватил констебль:
— Прихожу я к сэру Уайту, чтобы проверить, живой ли он. Ведь герцог приказал, чтобы все его просьбы, кроме еды, выполнялись. А он сидит, держит в руках дохлого голубя и говорит: «А ну-ка, поджарьте мне эту птицу!»
— И при этом я предложил тебе гинею!
— Сначала я отказался, — продолжал констебль. — А потом понял, что запретов герцога я не нарушаю. Ведь никто не запрещал мне жарить голубей, если сам заключённый мне их выдаёт по штуке каждый день.
— И кошка продолжает носить вам голубей? — недоверчиво спросила Алиса.
— Когда выйду на свободу, — сказал сэр Генри, — отплачу ей добром. Она ведь не только подкармливает меня, но и согревает ночами.
— А мы эту кошку видели, — сказал принц Дик. Принцы незаметно поднялись на второй этаж — так заслушались удивительной историей сэра Генри Уайта.
И хоть свеча давала мало света, голос Дика показался узнику знакомым.
Он схватил свечу и, прежде чем Брендбьюри успел его остановить, кинулся к мальчикам.
— Это вы, ваше высочество? — прошептал он.
— Ни слова больше! — воскликнула Алиса.
— Ни слова больше! — повторил констебль.
Брендбьюри схватил мальчиков за руки и потащил их прочь, а Алиса, воспользовавшись суматохой, кинула сэру Генри Уайту сразу два мешочка с чищеными грецкими орехами.
— Это посылают вам ваши друзья, — сказала она. — Держитесь!
— А почему принцы…
— Да помолчите вы! Можете всё погубить! Вы уже забыли, что видели нас здесь. Поклянитесь!
— Святым духом клянусь! Я никого не видел.
Алиса помахала ему и поспешила вниз по лестнице.
— Молодцы! — громко прошептал вслед сэр Генри. — И скажи королеве: я выполнил её просьбу и успел передать мешочек.
— Ты идёшь? — раздался снизу голос Брендбьюри.
Алиса догнала братьев на полпути к дому констебля. И тут всё чуть не погибло.
Раздались голоса, песни и пьяные возгласы.
Окружённая факельщиками, в их направлении двигалась шумная процессия.
Констебль рванулся было к своему дому, подгоняя перед собой мальчиков, как коз, возвращающихся с пастбища. Алиса не успела его догнать, но почувствовала опасность и стала сутулиться ещё больше, чтобы стать похожей на Бекки.
И тут она, к своему ужасу, узнала самого герцога Глостера, который в окружении друзей и челяди, пошатываясь, двигался к главному зданию Тауэра.
Семейство Брендбьюри попалось ему на глаза.
— Констебль! — крикнул он. — Ты знаешь о славном решении парламента? Ты слышал?
— Никак нет, ваше высочество!
— Так вот, отныне я не высочество, а величество. Парламент провозгласил меня королём, потому что дети Эдуарда оказались самыми обыкновенными бастардами, дворовыми щенками!
В темноте Ричард не заметил, как замерли при его словах мальчишки, которые уже почти добежали до дома констебля.
— Поздравляю вас, ваше…
— Величество! Привыкай — ве-ли-че-ство!
— Да здравствует его величество! — пьяными голосами закричали вельможи.
— Стойте! — остановил крики Ричард. — Ещё никто не знает моего окончательного решения. Не исключено, что завтра с утра я откажусь от титула короля Англии. На что мне английская корона? Нет, вы скажите, на что мне корона Англии?
— Да здравствует его величество! Гип-гип-ура! — кричали придворные.
К счастью для Алисы и принцев, Ричард уже забыл о констебле и его семействе. Толпа вельмож двинулась дальше, горланя песни.
При свете далёких звёзд и луны было видно, как блестит от нервного пота лицо Брендбьюри.
— Я думал, мы погибли. Он же знает принцев в лицо! — прошептал констебль.
— Уж это точно, — согласилась Алиса. — Он и меня мог запомнить. Хоть и не часто, но мы встречались.
Шум и крики затихли вдали.
Повозка, устланная соломой, уже стояла перед входом в дом.
Жена констебля ждала их в дверях.
— Ну как они там? — спросила она. — У них мягкие постельки?
Принцы забрались на повозку.