ния. Согласование принимало также множество других форм: обращение к парламенту, подкуп городских чиновников освобождением от уплаты налогов, подтверждение преимуществ гильдии в обмен на заем или выплату, урегулирование суммы обложения и сбора налогов в обмен на гарантию, что их будут платить охотнее, и т.д. Это согласование производило или подтверждало индивидуальные и коллективные требования к государству, индивидуальные или коллективные права по отношению к государству и обязательства государства по отношению к своим гражданам. Оно также порождало права — признанные принудительные требования — государства по отношению к гражданам. Суть того, что мы теперь называем «гражданством», состоит из множества переговоров, затеянных правителями и проведенных в ходе борьбы за средства деятельности государства, в особенности, за средства ведения войны.
Согласование, очевидно, было асимметричным: не трудно увидеть, что это было противостояние пушек и посоха; постоянное разоружение государством населения увеличивало асимметрию. Но даже силовые репрессии в отношении восстающих против налогов и воинской повинности обыкновенно предусматривали серию соглашений с теми, кто сотрудничал в умиротворении, и общественное одобрение мирных средств, посредством которых простые граждане могли законным образом добиваться исправления ошибок и несправедливостей государства. Эти средства обыкновенно включали петиции, ходатайства и представительство в местных законодательных органах. По мере того как рабочие и буржуа (и реже крестьяне) организовывались, они использовали разрешенные средства, чтобы добиваться расширения своих прав и прямого представительства. Во времена специализации государства предвосхищали или реагировали на растущие запросы буржуазии и рабочих, проводя через своих агентов такие программы, как социальное страхование, пенсии бывшим военным, государственное образование и обеспечение жильем. Претворение в жизнь всех этих программ означало появление новых департаментов, бюрократов и строчек в бюджете все более гражданского государства.
Через борьбу, согласование и непрерывное взаимодействие с держателями основных ресурсов, государство приходило к пониманию классовой структуры подвластного ему населения. Наибольшее влияние оказывали господствующие классы, так что государства, где господствовали крупные землевладельцы, развивали совершенно иные структуры, чем те, где господствовали капиталисты (Moore, 1966). Но государственным фискальным организациям, контролю над торговлей, полицейским силам и многим другим приходилось вступать в контакт также с крестьянами, ремесленниками или безземельными работниками. Соглашения, достигнутые посредством специальных переговоров, прекращавшие продолжительное сопротивление или способствовавшие народному согласию, были важным делом этих государственных институтов.
Снова нам надо представить себе весь спектр возможностей. На одном конце расположатся договоренности с сильными организациями, существовавшими до великой экспансии государственной власти и пережившими эту экспансию, в особенности, органы правления капиталистических муниципалитетов, как Амстердам. В результате этих согласований правящие органы включались в структуру государства и становились представительными институтами. В целом правители в тех районах, где находились процветающие города, обыкновенно имели дело с советами, представляющими носителей власти этого города. Так сначала князья Каталонии допускали в свои советы (кроме знати и духовенства) делегатов Барселоны и других каталонских городов, что стало прообразом позднейших трехпалатных каталонских кортесов (Corts) (Vilar, 1962:1, 439).
На другом конце находятся договоренности, заключенные с большими блоками населения, например, со всеми землевладельцами, в особенности, в форме законодательства, устанавливающего правила налогообложения, воинской повинности и других видов деятельности государства по изъятию ресурсов.
Так, когда британский премьер–министр Уильм Питт захотел оплатить часть расходов на войну с Францией при помощи первого в Британии всеобщего подоходного налога (1799), он заключил договор с собственниками земли, капиталистами и рабочими на зарплате, инициировав билль, допускающий погашение прежнего несправедливого налога на землю (Watson, 1960: 375–376). В 1802 г. после восстановления мира с Францией (правда, неудачного) и (окончательного) в 1815 г. парламент вскоре предпринял шаги по отмене этого налога. И хотя премьер–министр Ливерпуль попытался в 1816 г. удержать подоходный налог, чтобы с его помощью отчасти погасить громадный военный долг Британии, парламент недвусмысленно посчитал, что данное соглашение о налоге было вызвано военной необходимостью (Levi, 1988: 140–143).
Между этими двумя предельными ситуациями имеются некие средние варианты. Таковы договоры между определенными группами носителей власти (как руководители церкви), которые в угнетенном и бедственном положении обыкновенно соглашаются на гарантированное государством денежное содержание и защиту, но в случае удачного сопротивления изъятию часто принуждали к созданию или признанию своих представительных органов, — например, церковных ассамблей. Генрих VIII Английский лишил свою церковь земель, прекратил ее связи с Римом и таким образом взял на себя обязательство обеспечивать постоянное денежное содержание тем священникам, которые приняли его вариант Реформации.
В целом, должностные лица тех государств, которые складывались среди сети торговых городов, протянувшихся от Северной Италии до Фландрии и Балтики, осуществляли свою деятельность по первому варианту: здесь сохранялись согласования с муниципальными олигархиями, умевшими настоять на своем, и эти согласования стали основными компонентами государства. Города–империи такие, как Венеция, принадлежали другой крайности. Агенты государств, формировавшихся вне пояса городов–государств, чаще вели согласования с крупными землевладельцами и их клиентами и таким образом создавали новые представительные институты. В крупных государствах такого рода знать часто подтверждала свои привилегии и монополии на высшие военные должности в обмен на сотрудничество с королем в деле создания национальной армии. Но во всех рассматриваемых случаях согласование относительно государственных изъятий приводило к утверждению прав, привилегий и институтов защиты, каких прежде не было.
Институт прямого правления
Широкое движение от непрямого правления к прямому происходило вместе с созданием национальных вооруженных сил. Простым людям теперь предоставлялась привлекательная, но дорогостоящая возможность. После 1750 г. (в эпохи формирования национальных государств и специализации) государства начинают наступательно переходить от почти универсальной системы непрямого правления к новой системе прямого правления: вмешательства без посредников в жизнь местных общин, домохозяйств и производственных предприятий. По мере того как правители отказывались от использования наемников и переходили к набору в войска собственного национального населения, а также увеличивали налоги в поддержку громадных военных сил, ведших войны XVIII в., они вели переговоры о доступе к общинам, домохозяйствам и производственным предприятиям, исключая при этом любых самостоятельных посредников.
На протяжении всего тысячелетия города–государства, автономные епархии, крошечные княжества и другие микрогосударства управлялись сравнительно прямым правлением. Ответственные перед короной агенты собирали налоги в пользу монарха, вели дела двора, заботились о собственности короны и поддерживали постоянный контакт с местными общинами, находившимися в юрисдикции короны. Более крупные образования, однако, неизменно склонялись к какому–нибудь непрямому правлению, привлекали местных носителей власти и подтверждали их привилегии, не вводя их, впрочем, в государственный аппарат.
До XVII в. все европейские государства управляли своими подданными через имевших большую власть посредников, которые пользовались значительной самостоятельностью, препятствовали удовлетворению запросов государства, если таковые противоречили их интересам, и действовали к собственной выгоде, пользуясь властью, которую им делегировало государство. В качестве посредников часто выступали привилегированные члены подвластного населения, они прокладывали себе путь заверениями, что обеспечат получение правителями дани и согласия от населения на определенные действия. В особенности, в Юго–Восточной Европе наличие множества самых разнообразных народонаселений, смешение которых стало результатом завоеваний и торговли на Средиземном море, а также наличие здесь характерных форм мусульманского правления через полуавтономные зависимые образования — все это привело к образованию громадной зоны непрямого правления, следы которой обнаруживаются и по сей день как в культурной разнородности этого региона, так и в идущей здесь непрерывной борьбе за права меньшинств. Чаще всего посредниками выступали представители духовенства, землевладельцы, городские олигархии и независимые профессиональные военные, количество тех или иных варьировалось от регионов интенсивного капитала до регионов интенсивного принуждения. Именно главные посредники определяли особенности непрямого правления в конкретной местности.
Всякая система непрямого правления серьезно ограничивала размеры ресурсов, которые правители могут изъять при существующей экономике. Помимо этих ограничений у посредников был собственный интерес в том, чтобы сокращать размеры изъятий, в союзе даже с простыми людьми, сопротивлявшимися запросам государства. В этих обстоятельствах, однако, правители были заинтересованы в подрыве автономной власти посредников и в заключении союза с основными категориями подвластного населения. Когда же военные потребности требовали все больше ресурсов, и в особенности, людских, когда росла угроза захвата собственной территории государством превосходящих размеров, тогда правители еще активнее обходили, подавляли или кооптировали прежних посредников, устанавливая прямые связи с общинами и домохозяйствами для получения от них необходимых средств на войну. Так зависели друг друга национальные регулярные армии, национальные государства и прямое правление.