В это же время появляются города. В период между 8000 и 7600 гг. до н.э. поселение, которое позднее называлось Иерихон, имело храм и каменные дома; в последующее тысячелетие здесь появились толстые стены и отдельно стоящие здания. Уже можно было не без оснований назвать Иерихон городом, причем и другие ближневосточные поселения начинают приобретать черты городов. В Анатолии Чатал–гуйюкские находки включали богатые дома, гробницы и предметы искусства, восходившие ко времени задолго до 6000 г. до н.э. Оформившиеся города и значительного размера государства появляются в мировой истории примерно в одно время, это было время великого развития способности человека к творчеству и разрушению. В течение нескольких тысячелетий, однако, государства, о которых идет речь, оставались в основном городами–государствами. Часто они состояли из управляемой жрецом столицы, к которой прилегали платившие ей дань области, составлявшие ее экономическую зону. К 2500 г. до н.э. некоторые города Месопотамии, включая Ур и Лагаш, начинают создавать под управлением полководцев империи, целостность которых поддерживалась силой и данью; Хаммурапи собрал Южную Месопотамию примерно 7000 лет спустя после появления здесь первых империй. С этого времени великие цивилизации развиваются как соединения значительных по размерам государств и многочисленных городов. Так развивались цивилизации от Месопотамии, Египта и Китая до Европы.
Появившись, города и государства в течение следующих 8–10 тысячелетий попеременно становились предметами любви или ненависти. Завоеватели часто разоряли города и перебивали жителей, чтобы затем построить на их месте новые столицы. Горожане, отчаянно борясь за независимость против монаршего вмешательства в их дела, в то же время прибегали к защите монархов против бандитов, пиратов или соперников–купцов. Оглядываясь теперь на развитие городов и государств, мы видим, как необходимы они друг другу.
По большей части национальные государства — государства, осуществлявшие правление над множеством расположенных рядом регионов с их городами посредством централизованных, дифференцированных и автономных структур, — появлялись нечасто. Государства по большей части не были национальными: империи, города–государства или что–то еще. Термин национальное государство, к сожалению, не обязательно означает государство–нация, государство, где население отличается значительной языковой, религиозной тождественностью и общностью символов. И хотя такие государства, как Швеция и Ирландия, очень близки к этому идеалу, на самом деле очень немногие европейские национальные государства были государствами–нациями. Великобритания, Германия и Франция — эти главнейшие национальные государства — конечно, никогда не отвечали предлагаемому условию. А Советский Союз, имея в составе воинственно настроенных эстонцев и армян, пришел к трагическому концу. Китай, история которого исчисляется тремя тысячами лет последовательно сменявших друг друга национальных государств (из которых ни одно не было государством–нацией, благодаря множеству языков и национальностей, проживавших в них), является в этом смысле исключением. Только в последние несколько веков распространились по свету национальные государства со своими отдельными территориями, включая колонии. Только после Второй мировой войны почти весь мир оказался поделенным на номинально независимые государства, правительства которых более или менее признают существование друг друга и право на существование.
По мере того как шел процесс деления мира на солидных размеров государства, начались два противоположных процесса. Во-первых, многие народы, не имевшие собственной государственности, стали предъявлять права на образование независимых государств. С удивительным постоянством образования собственных государств требовали не только жители бывших колоний, но и жившие на территории старых, признанных государств Запада меньшинства. И сейчас армяне, баски, эритрейцы, канаки, курды, палестинцы, сикхи, тамилы, тибетцы, жители Западной Сахары и многие другие народы, не имеющие государственности, борются за право образования самостоятельных государств; тысячи погибли за это право. В Советском Союзе, который долгое время казался монолитным, литовцы, эстонцы, азербайджанцы, украинцы, армяне, евреи и множество других «национальностей» добились самостоятельности (в той или иной степени) и даже независимости.
В недавнем прошлом бретонцы, фламандцы, жители Французской Канады, черногорцы, шотландцы и валлийцы (уэльсцы) пытались получить самоуправление внутри или вне тех государств, которые в настоящее время их контролируют. В борьбе за собственную государственность меньшинства часто получают поддержку третьих сторон, но не тех государств, на территории которых они обитают. Если бы все стремящиеся к самостоятельности народы действительно создали свои государства, то мир бы был разделен не на (примерно) 160 признанных в настоящее время государств, а на тысячи государствоподобных образований, причем многие из них были бы совсем крошечными и экономически нежизнеспособными.
Второе противодействие было сильнее: на суверенитет государств посягают их могущественные соперники — блоки (НАТО, Евросоюз или европейский торговый союз), мировые сети торговцев такими дорогими и незаконными товарами, как наркотики и оружие, и финансовые организации вроде гигантских международных нефтяных компаний. В 1992 г. члены Евросоюза разрушили внутренние экономические барьеры до такой степени, что государствам стало трудно проводить самостоятельную политику в отношении денег, цен и занятости. Все это признаки того, что государствам, как мы их знаем, может прийти конец, что они вскоре могут утратить свою немыслимую гегемонию.
Одним из своих язвительных «законов» организационного поведения С. Норткот Паркинсон устанавливает, что «задуманные планы замечательно исполняются институтами, находящимися на грани коллапса» (Parkinson, 1957: 60). Так строительство знаменитых собора св. Петра и Ватиканского дворца было завершено в XVI— XVII вв., после того как папы в основном утратили свою земную власть. Созданный во имя мира Дворец Лиги Наций завершен в 1937 г., как раз во время, когда подготавливается Вторая мировая войны. Или вспомним проектирование колониального Нью–Дели, где «каждая фаза отступления британцев точно совпадала с новой победой в осуществлении этого проекта» (Parkinson, 1957: 68). Возможно, такой же принцип можно выявить и в нашем случае. Вероятно, государства следуют той древней закономерности, согласно которой институт разрушается как раз тогда, когда завершается его становление. Государства, однако, остаются доминирующей формой, так что каждый, кто представляет себе мир без государств, — бессмысленный мечтатель.
Государства собираются в системы столь широкого охвата, что они взаимодействуют, и они взаимодействуют так активно, что влияют на судьбы друг друга. Поскольку государства всегда возникают в результате борьбы за контроль над территорией или населением, то и появляются они не поодиночке, и обычно группируются в системы. Система государств, которая теперь преобладает почти повсюду, сформировалась в Европе после 990 г. н.э., а пять столетий спустя распространилась далеко за ее пределы. Постепенно она поглотила, заслонила или уничтожила всех своих соперников, включая те системы государств, которые тогда имели центрами Китай, Индию, Персию и Турцию. Однако в начале второго тысячелетия Европа не существовала как нечто органическое; она состояла из территории к северу от Средиземного моря, которую раньше занимала Римская империя, и огромного северо–восточного фронтира, так никогда и не покоренного Римом, который, впрочем, был освоен христианскими миссионерами, оставленными на память распадавшейся империей. В то же время значительную часть южной Европы контролировали мусульмане.
Европейский континент, как мы его знаем теперь, уже и тогда имел базу для объединения. Почти всю его территорию объединяла неорганизованная сеть торговых городов, и она обеспечивала связи с процветающими системами производства и коммерции от Средиземноморья до Восточной Азии. Население Европы составляли в основном крестьяне, а не охотники, скотоводы или горожанеторговцы. Даже в таких районах городской концентрации, как Северная Италия, у власти находились главным образом крупные землевладельцы, а сельское хозяйство было преобладающим видом экономической деятельности. Возможно европейское население (сравнительно с другими мировыми ареалами, кроме Китая), было более однородным, гомогенным в культурном отношении, благодаря религии, языку и другим видам наследия римской оккупации. В том регионе, который был в свое время под властью Рима, обнаруживаются (среди обломков суверенитета) также следы римского права и политической организации.
Эти особенности затем окажут значительное влияние на историю Европы. Возьмем произвольно дату 990 г. н.э. За тысячу лет до того Европа на мировой арене не была определившимся, единым и независимым актором, поэтому наши попытки описать последующие трансформации Европы в терминах ее отдельных этносов или социальных структур будут попытками проецировать позднейшие достижения на то время, когда они еще не возникли. Больше того, в указанное время еще даже не сформировались такие страны, как Германия, Россия или Испания, как нечто целое. Они оформятся в следующие века в результате процессов, которые мы постараемся здесь проследить. Так что соответствующие ссылки на отчетливые и устойчивые характеристики «Германии» или «России» были бы неверным представлением бурной, обусловленной обстоятельствами истории европейских государств.
Длительная гегемония Европы, возникновение национальных государств и рост национальных армий представляются столь естественными событиями, что ученые редко задаются вопросом, почему в Европе не победили другие альтернативные варианты, например, региональные империи Азии, Африки и обеих Америк, процветавшие там долгое время после 990 г. Конечно, отчасти ответом на вопрос может быть диалектика развития городов и государств в течение нескольких столетий после 990 г. Со временем густая и неравномерная сеть городов совпала с делением на многочисленные хор