гии и ресурсов защите какой–нибудь особой монополии, — замечает Г. В. Скаммел, — но только Венеция сделала управление (своей монополией) и ее защиту единственной целью своего существования; причем государство поставляло корабли для ее успешного функционирования, а также флот и верховную власть для того, чтобы ее обезопасить» (Scammell, 1981: 116). Такое государство старалось воевать как можно меньше, но уж если воевало, то беспощадно.
Особой заботой дожей было ведение войны. Первые дожи даже получают почетные титулы (ипата, протоспатария) при византийском дворе. Но по мере того как Венеция обретала самостоятельность от империи, дожи все больше становились избранными, а затем и суверенными князьями, действовавшими, не согласуясь с коммуной и намечая себе преемников из своих династий. С ростом города после 990 г. Венеция формально становится олигархией. Дожа выбирает общее собрание, где главную роль играли знатные семьи. Он должен был согласовывать свои действия с советом, который (теоретически) представлял коммуну всех живших в лагуне, а на практике выступал от лица знатных семей только центрального поселения. Как это часто случается, формально совет оформился тогда, когда будущий суверенный правитель столкнулся с группировкой, имевшей определенные и отдельные интересы, без поддержки каковой он не мог править. Со временем доступ в Большой совет все больше и больше ограничивался; в 1297 г. членство в нем стало по преимуществу передаваться по наследству. В 1300 и 1310 гг. Совет подавил народные возмущения против отстранения незнатных членов от обсуждений в Совете. С этого момента члены олигархии упорно борются за первенствующее положение в городе, не упуская, впрочем, ни на миг коллективного контроля над его судьбой.
Но вместо того чтобы привести к созданию единого правящего совета, непрекращающаяся борьба за власть породила все время менявшуюся иерархию советов — от собственных советников дожа до общего собрания всех жителей, права последнего при этом были сведены к утверждению решений вышестоящих лиц. Кроме того, в Венеции не сложилась бюрократия; избранные комитеты и личные служащие при должностных лицах делали основную массу работы правительства. К 1200 г. дож становится скорее исполнительным лицом олигархии, а не автократором, избранным с одобрения народа. В результате во внутренней и внешней политике венецианского государства начинают доминировать интересы торговых капиталистов.
И если Венецией правили коммерческие интересы, то государство, в свою очередь, регулировало коммерческую деятельность граждан. «Венецианец, у которого были дела в Леванте, — пишет Даниэл Уоли, — отправлялся, скорее всего на галере, построенной государством, под командованием капитана, назначенного государством, в сопровождении конвоя, предоставленного государством, и когда он пребывал в Александрию или Акру, ему вполне могли приказать участвовать вместе с другими венецианцами в общей организованной государством покупке хлопка или перца. Преимущество этой системы состояло в том, что цены были ниже, если венецианцы друг с другом не соперничали. Система организации конвоя для дальних вояжей восходит, по крайней мере, к XII в. К XIII в. обычно разрешались два конвоя галер в год в восточное Средиземноморье, а к началу XIV в. были организованы также раз в год плавания в Англию и Фландрию, в Северную Африку (к варварам или берберам) в Эгю–Морт (возле устья Роны). Арсенал, государственная судостроительная верфь заложена в начале XIII в. и материалы, используемые там, обычно закупались прямо Венецианской республикой» (Waley, 1969: 96).
Государство как исполнительный комитет буржуазии серьезно относилось к своим обязанностям.
Впрочем, венецианское государство никогда не было громоздким. На собираемые здесь налоги можно было содержать очень небольшое правительство. В 1184 г. Венеция установила монополию на производство и продажу соли из венецианской лагуны; хотя эта монополия порождала в небольших размерах контрабанду и мошенничество, но она приносила существенный доход, не привлекая больших человеческих ресурсов. С XIII в. коммуна устанавливает фундированный долг; долгосрочные государственные займы. Монте веккио (гора долга) и другие (последующие) монти (ценные бумаги), представляющие этот долг, стали излюбленной инвестицией в Венеции и повсюду. Город делал займы, чтобы финансировать войны, а затем прибегал к пошлинам и акцизам, чтобы с ними расплатиться. Великие ритуальные и благотворительные братства, Великая школа (Scuole Grandi) ссужали государству значительные суммы (Pullan, 1971: 138). Поскольку же государство могло занимать у собственных купцов и облагать налогами потоки через исключительно коммерциализованную экономику, то не было нужды создавать множество новых финансовых организаций.
В XIV в. Венеция все больше втягивается в войны на суше и государственная структура строится соответственно. По мере того как города–государства Северной Италии начинают расширять свои территории, они ставят под угрозу и венецианские источники, необходимые для ее промышленности, на материке, и доступ венецианским купцам к наиболее важным торговым путям через Альпы. Венецианцы втягиваются в две роковые игры: завоевания на материке и установление союзов с другими державами северной Италии. К концу века с тем, что трансальпийские страны все более серьезно наступают на Северную Италию, Венеция вступает в коалиции против Франции и соединяет свои силы как с королем Кастильи, так и с германским императором. Послы отправляются из Венеции к крупнейшим дворам Европы. Происходившее при этом одновременное продвижение турок в восточное Средиземноморье и даже в Италию вынудили Венецию усиленно вести военные действия и на море.
Расширение военных действий произвело изменения в военных организациях города. Впервые венецианцы поручают вести военные действия посторонним, и кондотьеры привлекают множество наемников. Правительство старалось уравновесить влияние кондотьеров посылкой комиссаров–патрициев, проведиторов (proweditori), имевших широкие полномочия в том, что касалось поставок, жалованья наемникам, а иногда и самой военной стратегии (Hale, 1979). Вскоре затем город вводит воинскую повинность на подвластных ему территориях и в самой Венеции, где гильдии ремесленников и торговцев получали квоты на поставку гребцов для военных галер. В XV в. Венеция начинает принуждать служить на галерах отбывающих наказание (преступников) и пленных. Тем временем и сами галеры претерпевают изменения: от трирем, где на скамье располагались три искусных гребца (каждый со своим веслом), к кораблям, где только одно большое весло приходилось на скамью, так что неумелые, сопротивляющиеся и закованные в кандалы заключенные не могли уклоняться от гребли. Окончательно прошли времена, когда все вооруженные силы формировались по принципу добровольности. Расширение военных действий и отход от системы гражданин—солдат потребовали от города новых финансовых затрат. К концу XIV в., чтобы оплатить свои возникающие в связи с войнами долги, Венеция навязывает населению принудительные займы — подоходные и прямые налоги на имущество. Тем не менее, пусть и исключительные, эти усилия не привели к созданию значительного или постоянного бюрократического аппарата. При высоко коммерциализованной экономике избранные должностные лица и небольшой отряд клерков и секретарей управляли финансами (accounts) города и без большого штата. Множество обязанностей государство возлагало на граждан: так, например, оно потребовало от Великой школы снарядить на свой счет часть военного флота (Pullan, 1971: 147–156; Lane, 1973b: 163). Взимание налогов также было вполне по силам фискальному аппарату города. В начале XVII в., в то время как другие европейские государства мучались, накапливая военные долги, Венеция сумела на время совсем избавиться от своих долгосрочных задолженностей (Lane, 1973a: 326).
Впрочем, апогей своей коммерческой власти Венеция прошла задолго до 1600 г. Начиная с XV в. целая цепь событий низводит Венецию до положения второстепенного актора на международной арене: Турция вытесняет Венецию из черноморских и восточно-средиземноморских портов, империи Габсбургов, Бурбонов, и турецкая почти что окружают венецианскую территорию, ограничивается доступ Венеции к строевому лесу, соответственно, падает кораблестроение, ограничивается контроль Далмации, и основная роль в борьбе с пиратами на Средиземном море переходит к имевшим выход в Атлантику морским державам, как Голландия и Англия. Португальские купцы, проплывшие вокруг Африки и проникшие на торговые пути в Индийском океане, покончили с оплотом венецианской торговли — пряностями. В конце XVI в. на португальских судах перевозилось от четверти до половины всех пряностей и наркотиков, доставляемых в Европу с Дальнего Востока (Steensgard, 1981: 131). Но первенствующую роль Португалия сохраняет недолго, уже через сто лет эффективные голландская и британская Ост–Индская компании вытесняют своих иберийских соперников (Steensgard, 1974).
На воду Средиземного моря спускают большой, хорошо вооруженный корабль, который покончил с давней гегемонией венецианской галеры. Теперь уже Венеция, хотя и по–прежнему шумная, неугомонная и независимая, все больше занята производством товаров и управлением своей территорией на материке, но уже не является ведущей силой Средиземноморья. Даже на Адриатике, которая некогда была практически внутренним озером Венеции, в XVI в. венецианские суда уже не могут сдерживать своих торговых соперников из Рагузы или набеги пиратов. В XVIII в. венецианцы оставляют попытки не допускать иностранные военные суда в свой залив. К тому времени уже не только Рагуза, но и Триест и Анкона активно борются за первенство в торговле на Адриатике.
Венеция переходит к политике военного и дипломатического нейтралитета, удерживая важное положение на рынке, все больше полагается на свои материковые территории как на экономическую базу, а в ее республиканской публичной жизни господствует старая олигархия. «В условиях тяжелого выбора между политической независимостью и коммерческим успехом, — пишет о XVII в. Альберто Тененти, — перед лицом неопределенного будущего Венеция все–таки не утратила свою гордую решимость, несмотря на все ошибочные и жалкие действия. Вместо того чтобы, подобно своему сосе