Около уха снова раздался шёпот Забела:
— Крестьянка, самородок из Казанской губернии.
Судя по звукам сзади, больше никто не выбивал стул из-под Забела, чтобы не создавать лишний шум во время пения, но что-то там определённо происходило.
Ирина вслушалась в слова баллады, слова были такие:
Под вечер, осенью ненастной,
В далёких дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках.
Всё было тихо — лес и горы,
Всё спа́ло в сумраке ночном;
Она внимательные взоры
Водила с ужасом кругом.
В зале установилась тишина и в этой тишине глубокий и проникновенный голос певицы, сопровождаемой маленьким оркестром, звучал, и перед глазами вставали картинки.
Ирэн подумала:
— Так мог написать только человек с даром Пушкина, чтобы ты слушал, а перед глазами словно кинокадры мелькают.
К концу баллады многие дамы утирали слёзы платочками. Заканчивалась баллада на словах:
Но вдруг за рощей осветила
Вблизи ей хижину луна…
С волненьем сына ухватила
И к ней приближилась она;
Склонилась, тихо положила
Младенца на порог чужой,
Со страхом очи отвратила
И скрылась в темноте ночной. *
(Стихотворение А.С. Пушкина «Романс», написано в 1814 году)
Императрица, тоже с повлажневшими глазами, обернулась к Ирэн и спросила:
— Кого тебе жаль больше?
Ирэн даже не задумалась над ответом:
— Мальчика жаль, неизвестно, что его ждёт. Я бы не бросила.
Императрица ещё ближе наклонилась к Ирэн и сказала:
— Я знаю, что ты бы не бросила, но согласись детям нужны и мать и отец.
Ирина промолчала, а про себя подумала: — вот же манипуляторша венценосная.
Тем временем на сцену снова вышел человек и объявил:
— Сцена вторая: мечтательная
Теперь вышел мужчина и сильным басом запел романс, слова, которого Ирина точно знала:
Мечты, мечты,
Где ваша сладость?
Где ты, где ты,
Ночная радость?
И так ей стало радостно-грустно, защемило сердце оттого, что она вдруг поняла, это же тоже её мир, люди в котором одной с ней крови, их сердца откликаются на те же смыслы, что важны и для неё. Почему она до сих пор вспоминает с тоской тот мир, который остался там за дверями вагона поезда?
Так стихи гениального поэта, соединённые с музыкой, раскрыли в душе Ирины какую-то дверь, как будто там была пыльная тёмная кладовка, в которую вдруг хлынул поток света, очищая её и наполняя теплом.
Ирэн и сама не заметила, как из глаз её полились слёзы. Императрица с удивлением взглянула на неё и сначала вроде не собиралась ничего говорить, но потом сказала, снова наклонившись к ней, потому как кресло у императрицы было несколько повыше, чем у остальных:
— Обычно на таких стихах не плачут. Кого ты здесь пожалела?
— Себя, — ответила Ирина, —я пожалела себя.
— Почему?
— Потому что много времени потратила ни на то.
А про себя добавила: — Мне был дан второй шанс, а я, чем я занимаюсь?
Сзади снова послышался голос Забела:
— Вот и я о том же, Ирэн Леонидовна, бросайте всё и выходите за меня замуж.
На этот раз падения на пол графу избежать не удалось.
Императрица, смотревшая как раз за спину Ирен, кивнула ей головой, мол, повернись, посмотри.
Ирэн повернулась и увидела, как Забела встаёт с пола, а Виленский стоит и держит стул в одной руке, а между ними стоит Якоб Морозов и не даёт одному приблизится, а другому применить «грозное оружие на четырёх ножках», хотя, приосмотревшись Ирина поняла что одной ножки у стула как раз и не хватает.
Пришлось вмешаться императрице:
— Господа, не мешайте нам наслаждаться представлением.
Оба тут же остановились, но ни один из них не вышел из зала
А императрица повернулась обратно и тихо, так, чтобы было слышно только Ирэн, сказала:
— Говорю же надо выбирать, а то переубивают друг друга. Жалко же.
На сцену снова вышел человек и объявил:
— Сцена третья: любовная
На этот раз вышли и мужчина и девушка, и запели романс, который тоже был знаком Ирине, особенно последние строки:
О жизни час! лети, не жаль тебя,
Исчезни в тьме, пустое привиденье;
Мне дорого любви моей мученье —
Пускай умру, но пусть умру любя!
Мужчина пел, девушка ему подпевала, а Ирина сидела и размышляла о том, что, ведь не могла императрица знать, что Ирине знакомы стихи Пушкина и что они так глубоко откликнутся в душе. Скорее всего она действовала по наитию, по той женской интуиции, благодаря которым женщины всегда видят больше, чем мужчин, мыслящие прямыми линиями.
Ирине теперь стало ясно, что на самом деле решение очень простое, надо только его принять.
Больше никто Ирэн в ухо и в шею не дышал, потому как и Забела и Виленский, а вместе с ними и Якоб Морозов со своими спутниками теперь стояли у дальней стены зала.
На этом представление закончилось, и императрица захлопала. Вслед за ней захлопал и император, и все остальные. Артисты вышли на сцену и поклонились.
Император подошёл к супруге, поцеловав ей руку, произнёс:
— Мари, как и всегда, потрясающее представление.
Все тут же заохали и заахали, но императрица строго на всех посмотрела и «шум» стих, а она, мягко улыбнувшись, ответила супругу:
— Я старалась
Император извинился, пообещав подойти к началу танцев, и пошёл к выходу из зала, на ходу подзывая к себе кого-то из стоявших у стены.
А императрица снова задала вопрос:
— Ирэн, тебе понравилось?
— Конечно, я просто в восторге.
— Я немного не о том спрашиваю, — уточнила императрица, — мне больше интересно, поняла ли ты про что все это было?
Ирэн кивнула, а про себя подумала, — Что же, значит я не ошиблась и императрица тоже хочет, чтобы я приняла решение.
Ирина мысленно усмехнулась:
—Ну что же, она примет, только потом, чур не расстраивайтесь, если вас это не устроит.
После представления танцы прошли несколько напряжённо, Ирина всё искала подвох в словах своих поклонников, и переводила все их речи на какую-нибудь ерунду.
Единственное, что Ирэн вынесла из разговора с Виленским во время танца, было про то, что если она примет решение уехать в Никольский, то он препятствовать не будет. Всё так как она решит. Но сопровождать её он вряд ли сможет. Поэтому ему бы очень не хотелось, чтобы она уезжала из столицы.
На последний танец к Ирине подошёл граф Шувалов. Не успела начаться павана, а граф Шувалов уже заговорил. И начал он с вопроса:
— Что вы решили насчёт того, чтобы остаться в столице?
— Я не решила пока, я думаю, — несколько раздражённо ответила Ирина, поскольку ей надоело, что почти каждый из её кавалеров начинал с какого-нибудь вопроса.
Шувалов сразу почувствовал, что она не довольна и заговорщически сообщил:
— Ирэн Леонидовна, я на вашей стороне. Я знаю, что Сергей и императрица, которая решила, что вы просто не понимаете своего счастья, пытаются вас оставить здесь в статусе супруги барона. Но у меня к вам есть другое предложение.
Ирина, уже практически смирившаяся с тем, что придётся принимать решение, вдруг почувствовала, что «повеяло свежим ветром с гор» и вопросительно посмотрела на Шувалова.
Глава 30.
Танец действительно был медленный, пожалуй, даже самый медленный из тех, что Ирэн танцевала на сегодняшнем балу. Даже на полонезе они и то быстрее вышагивали. Да и партнёрами здесь не менялись, поэтому говорить было удобно
— Я вас слушаю, Александр Григорьевич
Шувалов улыбнулся, и Ирэн подумала, что лучше бы он этого не делал. Граф, похоже и сам понял, что не надо было демонстрировать даме свой знаменитый шуваловский оскал и улыбаться перестал.
— Ирэн Леонидовна, всё, что я вам здесь скажу имеет крайне опасный и тайный характер. Но вы со своим мылом, картой и посещениями профессора Гукасова и так уже влезли по уши во всю эту историю. И не смотрите на меня так возмущённо, я, к примеру, очень рад, что вы есть, и благодарен вам за то, что вы сделали, но получается следующая картина…
Внезапно Шувалов прервал свою речь, потому что музыканты сыграли финальный аккорд.
—Неужели так и не удастся договорить, — с досадой подумала Ирина, но Шувалов посмотрел куда-то в сторону и сделал странный жест пальцами похожий будто он играет на пианино. И сразу после этого музыка зазвучала с новой силой, а Ирэн и Шувалов смогли продолжить разговор.
Все остальные только удивлённо взглянули в сторону музыкантов, но продолжили танцевать.
— Так вот, Ирэн Леонидовна, — повторил Шувалов, — получается следующая картина. Без вас эти проекты двигаться не смогут. Это показал даже пример внедрения булатного сплава на Златоустовском железоделательном заводе.
Ирина вопросительно приподняла бровь.
— И не делайте такое удивлённое лицо, — продолжил Шувалов, — я говорил с Картузовым, он мне рассказал, что, если бы вы не посоветовали что-то там изменить, то они бы ещё долго топтались на месте.
Ирина, затаив дыхание слушала, ей казалось оттого, что сейчас скажет этот человек, на плечах, которого держалась вся безопасность империи, зависело многое как в её жизни, так и в жизни всех, кто странным образом оказался с ней связан.
Между тем, Шувалов продолжил говорить:
— Я обсуждал с императором различные варианты и будь вы мужчиной было бы намного проще. С вами сложнее и, если вы согласитесь на наше предложение, то государь готов изменить закон владения имуществом*. Вы будете сами владеть землями и деревнями, и своими мануфактурами. Вам не будет нужен ни муж, ни отец. Более того ваш муж не будет иметь права претендовать на ваше имущество.
(*В истории Российской империи в 1737 году по указу Анны Иоанновны дворянки, вернувшие свое приданое, после развода или овдовев, могли самостоятельно распоряжаться им. И не имело значения, была это кухонная утварь или земля с крестьянами. А в 1740 году суды перестали регистрировать земли на жениха и требовали, чтобы приданое записывали на невесту.)