Дым мучения их [86]
I
Всю дорогу от Балтимора до Майами, от Майами до Панамы, а оттуда на запад с Реверди Холденхерстом люди говорили о Японии. Они считали, что ему не надо рисковать там, где была такая опасность. Почему он не мог провести зиму в тех местах, где было безопаснее? Когда он спросит их, где, они скажут, ну, Флорида, или Аризона, или Нью-Мексико. Это человеку, который владел красивой яхтой, и любил ее, и за свои деньги хотел получить всё, что хотел!
У Реверди всегда шёл своим путём, с тех пор как он себя помнил, и в результате стал упрямой личностью. Он решал, что он хочет сделать, а затем делал это. Из года в год он совершал этот круиз. Он знал места и имел там друзей и наносил им официальные визиты. Именно так в старые времена светские дамы ездили в колясках о двух лошадях с кучером и лакеем, оставляя «визитные карточки» в одном доме за другим. Реверди чувствовал, что оставил половину мира в распоряжение фюрера и дуче. И он не хотел оставлять другую половину императору Японии.
То и дело во время круиза он смаковал этот вопрос. Японцы завязли в Китае, и им там нелегко. Захотят ли они испытать на себе мощь Британской империи и Соединенных Штатов? Разумеется, нет, пока они не упрочат своё положение в Китае и не создадут там свои источники снабжения! Реверди неоднократно посещал Японию и разговаривал с ведущими государственными деятелями. Он знал, что они проницательно наблюдают за мировой сценой, умеют взвешивать силы, с которыми они столкнутся, если они бросят вызов англосаксонским народам. Конечно, они не начнут с безвредной частной яхты, чьи груз и кладовые они могут свободно проверить в любое время. У Реверди были письма от японских уважаемых персон, в которых эти вежливые джентльмены выражали свое глубокое уважение, и он держал их в ящике своего стола на случай, если какой-нибудь японский лейтенант однажды взойдёт к нему на борт с военного корабля.
В Маниле знакомые Реверди решительно предостерегали его. Зачем идти в Гонконг, когда вам это не нужно, и когда все, кто мог оттуда уйти, сделали это? Разве шкипер яхты Ориоль не знает, что всем американским женщинам было предписано покинуть город, и всем британским женщинам, у которых не было срочных обязанностей, тоже? Реверди сказал: «Да, я знаю, но не собираюсь оставаться в Гонконге». Он собирался только высадить на берег женщину-врача, отец которой был врачом в глубине страны, а она хотела воссоединиться с ним.
«Что за идея!» — воскликнули эксперты. — «Разве вы не знаете, что японцы полностью окружили территорию Гонконга? Никто не может попасть в город!»
Реверди улыбнулся вежливой улыбкой. — «Моя женщина-врач хорошо знает ситуацию. Японцы там уже три года и более, и есть много способов преодолеть их. Берёте катер или сампан и подходите к побережью на короткое расстояние ночью и пристаёте в какой-нибудь бухточке, где есть китайские партизаны, которые берут вас и сопровождают вас туда, куда вы хотите отправиться. Особенно, если вы врач, который хочет помочь их людям. Они заботятся о своих друзьях».
Капиталист из Балтимора имел влияние и смог получить пропуск для такой экскурсии. Здесь все еще свободная страна, сказал он и лукаво добавил: «Если вы знаете правильных людей!» В Маниле ещё никого не обвиняли в том, что он не позволял владельцу яхты плавать в открытом море. Реверди обсудил этот вопрос со своими гостями и заверил их, что пребывание будет очень кратким. Всё время на берегу они должны поддерживать связь с яхтой и быть готовыми к отплытию при любых признаках неприятностей. Он пополнит запасы топлива и займётся деловыми вопросами, а затем они отправятся на юго-запад, вплоть до Бали и Явы, где японцы, конечно, не рискнут появиться. Если только они не были готовы покончить жизнь самоубийством.
«Если бы я был азартным человеком», — сказал этот знающий хозяин, — «я бы поставил десять к одному, что, если японцы планируют нанести удар в любом месте, то это будет Владивосток и железная дорога к северу от Маньчжоу-Го. Это их настоящий враг, и поверьте мне, у них есть здравый смысл понять это».
II
Ланни слушал эти рассуждения и, ходя по палубе, обдумывал их. В его мыслях постоянно возникала старая фраза, сказанная ему в Мюнхене: «Ты умрешь в Гонконге». Агент президента сказал себе, что астрология — псевдонаука, которая давно отвергнута. Но это не помешало ему вспомнить предупреждение. Он был похож на человека, который наблюдает за приближением грозы, видит молнию на горизонте и спрашивает себя, ударит или не ударит.
Он, возможно, пошел бы к своему хозяину и сказал бы: «Реверди, я не думаю, что разумно брать наших дам в такое опасное место. Почему бы не подойти к побережью немного дальше на север за японскими линиями и воспользоваться катером для доставки Алтеи в бухту, где она хочет быть?» Хозяин согласился бы на это предложение, особенно если сама врач поддержала это.
Но Алтея пообещала представить Ланни мадам Сунь Ятсен, и он очень хотел этого. Более того, он действительно интересовался предсказанием. Старый исследователь парапсихологии воспринял это предупреждение как вызов, и ему было бы стыдно убежать от него. Здесь был еще один шанс узнать, возможно ли предсознание! В этом сыграло роль особое любопытство. Он хотел знать, что должно произойти здесь, если произойдёт. Это чувство люди разделяют со многими животными. Медведь, идущий по следу и услышавший странный шум, не задержится ни на секунду. Он оставит след и быстро и тихо убежит оттуда. Но олень, услышав тот же звук, остановится, навострит уши и пойдёт в направлении звука. Если он увидит человека, стоящего на голове и с ногами в воздухе, олень приблизится, пытаясь разобрать смысл странного явления. Это одна из причин, по которой смертность оленей намного выше, чем у медведей.
III
Гонконг — это остров из гранитных холмов длиной восемнадцать километров, расположенный у входа в глубокую выемку, которое можно назвать устьем или заливом. Сто лет назад остров был прибежищем пиратов. Британцы взяли его, как место, где они могли вести торговлю и находиться в безопасности от действий местного правительства. Теперь это была «колония короны», называемая «Гибралтар Дальнего Востока», и одним из центров мировой торговли. Даже тот факт, что японцы захватили Кантон в ста тридцати километрах вверх по реке, не остановил деятельность порта. Потому что новые завоеватели должны были получать припасы, и они даже хотели, чтобы китайцы внутри страны тоже их получали, при условии, что «откат» распределялся среди правильных японских чиновников.
Британская территория включала все берега гавани и сельскую местность вокруг нее на расстояние пятидесяти километров. В этом районе проживало около пятнадцати тысяч белых людей и, возможно, в сотни раз больше китайцев. Было трудно сказать точно, потому что они продолжали приходить и уходить. В течение четырех лет японского вторжения они только приходили, и англичанам приходилось работать над строительством приютов. Через гавань от острова был полуостров под названием Коулун, и беженцы заполнили его и распространились на рисовые поля и огороды. В гавани они жили на борту сампанов и джонок, создав плавучие трущобы. Реверди сказал, что нельзя понять, что такое бедность, не повидав Китая. Там и в Индии научились думать о людях, как о личинках в туше животного, и впервые поняли, насколько цивилизация зависит от контроля над рождаемостью.
Гавань длинная и узкая. Яхта Ориоль медленно продвигалась сквозь скопление джонок и других туземных судов разных форм и размеров. Они выглядели великолепно, живописные с парусами коричневого и желтого цвета, залатанными до самых краев. Управлялись они обычно женщиной или девушкой с длинным шестом, умело уклоняя плавсредство с курса яхты. Чувство юмора матросов и их женщин было восхитительным. Когда они подходили близко к яхте, пассажиры бросали монеты, а туземцы ловили их небольшой сеткой на конце длинного шеста. Они были очень искусны и почти никогда не пропускали. Яхта Ориоль нашла безопасную якорную стоянку. Из-за правительственной волокиты пополнение топливом задержится, а тем временем пассажиры выехали на берег на катере. Они оказались в современном городе с роскошными отелями, универмагами, театрами, банками. Они нашли бы всё это в Лондоне или Нью-Йорке. Белые жители были богаты. Зачем еще им оставаться здесь? Торговцы построили виллы на высоком холме под названием «Пик». Их там стояло такое множество, что для садов не осталось места. Но там дул морской бриз, и летом было комфортно. В декабре было прохладно, и мужчины носили свитера и твидовые костюмы.
Приезжие раскатывали повсюду в мягких креслах на резиновых надутых колесах, называемых рикшами. Китайцев, которые их тащили, называли «мальчиками», хотя они были мужчинами и выглядели намного старше своего возраста. Это была работа, которая быстро их изнашивала, и когда они получали варикозное расширение вен и больше не могли бегать, никто не знал, что с ними стало, и немногие хотели узнавать. У перенаселения были свои неприятные черты, но также и удобства. Было много слуг, и ваш «Мальчик номер один», который управлял хозяйством, управлял им железной рукой. Белые старожилы, которые жили здесь со времен Империи, приняли все как должное, и смеялись, когда им говорили об улучшениях чего-либо в этой части мира. Восток ест Восток и так далее. Все их проблемы возникли с миссионерами, которые начали «воспитывать этих нищих» и разговаривать с ними о «реформах». В результате весь Китай погрузился в хаос, и, конечно, японцы положат этому конец. А что ещё вы ждали!
IV
Такой человек, как доктор Алтея Кэрролл, вряд ли был бы принят с распростёртыми объятиями практичной плутократией Гонконга, будь то британской или американской. Ланни и кузине Лорел они были бы рады, но те решили посвятить свое время вдове революционного святого Китая. Реверди был старым другом недавно назначенного губернатора, и когда он позвонил по прибытии, то получил приглашение поужинать в Доме правительства. Приглашение распространялось и на его дочь. Оно могло бы распространиться на его племянницу и на сына президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, если бы Реверди намекнул о них, но он этого не сделал.
Ланни был доволен этому, потому что он ужинал во многих официальных резиденциях и знал, как скучно там бывает. То, что сэр Марк Айчисон Янг мог бы сообщить о политической и военной ситуации, Реверди наверняка расскажет во время рейса на Бали. Тем временем Алтея занималась организацией визита к мадам Сан в этот вечер. Ланни и Лорел теперь могли делать то, что они не могли делать в Берлине или Берне, в Каннах или Лондоне или Нью-Йорке. Бродить по улицам и смотреть на достопримечательности в полное свое удовольствие.
Их заинтересовал китайский квартал, или, может быть, его следовало назвать китайским только на девяносто девять процентов. Холмы были крутыми, и, глядя вниз сквозь узкие ущелья, можно увидеть только узкие полоски залива и холмов на дальней стороне. Улицы и тротуары были забиты тележками и ларьками, не говоря уже о мужчинах, женщинах и детях, так что даже рикше было трудно проехать. Большинство магазинов выходили на улицу, а за ними шли жилые кварталы. Возможно, то, что находилось там, лучше назвать логовом. За туристами следовали голодные дети, скулящие и поющие. Давно кто-то, должно быть, научил их шутке, но они никогда не поймут этого. И потом в Гонконге они повторяли: «Нет ни мамочки, ни папочки, ни виски-соды!»
Пара стояла на эспланаде под названием «Набережная», наблюдая за китайскими похоронами. Это было длинная процессия, всецело пешая. Гроб несли специальные профессионалы, работающие посменно. Отдыхающая смена жевала какие-то семена, часто плевалась и шутила со зрителями. Многие из скорбящих шли босиком. Их тоже наняли, а некоторые из них несли большие смятые транспаранты, по этому случаю взятые в аренду. У скорбящих женщин были своего сорта носилки с бумажными цветами. Было много оркестрантов в выцветшей форме и громких звуков, не имеющих никакого отношения к музыке для западного уха. Самой странной особенностью этого длинного шествия были люди с большими кусками ваты на их головах, из которых на их щеки свисали сосульки из ваты. Другие скорбящие продолжали вытирать эти сосульки грязными тряпками, и кто мог догадаться, что это означало? Когда они спросили Алтею, она объяснила, что сосульки представляют собой слезы горя, а скорбящие вытирали их.
V
Доктор присоединилась к ним, и они поужинали в одном из ресторанов, обслуживающим зажиточных китайцев, которых на острове было много. Здесь, как и везде, было много тех, у кого были деньги. Алтея договорилась о визите к Мадам Сун в этот вечер. А на этой трапезе она рассказала им об этой замечательной леди и о китайском торговце шелком мистере Фу Сун, который приедет на своей машине, чтобы доставить их в дом этой леди.
Доктор Сунь Ят-сен, основатель Китайской Республики, был сыном бедного фермера. Он получил образование в христианской школе и посвятил свою жизнь обучению своих людей свободе и социальной справедливости. Он провел большую часть своей жизни в изгнании, спасаясь бегством от разных военных баронов, правивших Процветающей империей. Он отправился в Америку и в Великобританию получить поддержку тамошних китайцев для Гоминьдана, Республиканской партии. Он организовал революцию, которая свергла Маньчжурскую империю, и заложила своего рода политическую хартию для будущего своих соотечественников.
Сначала были «Три народных принципа». Первый принцип Национализм, который означал свободу и независимость для всех китайцев. Второй Демократия, которая подразумевала правительство, назначаемое по воле народа. Третий Социализм, что означало производство и распределение товаров для использования, а не для частной прибыли. Излишне говорить, что доктор Сунь Ят-сен не дожил до того времени, чтобы увидеть, как эти принципы воплотились в жизнь для его четырехсот миллионов соотечественников. Но его идеалы лелеяли и изучали чистые и благородные души не только в Китае, но и в других местах многострадального мира.
Три леди Китая, известные как сестры Сун, были дочерями самой богатой банковской семьи в стране. Все трое были христианками и получили образование в американских колледжах. Самая известная из них, Сун Мэйлин, была женой генералиссимуса Чан Кай-ши. Вторая, Сун Айлин, была женой министра финансов Кун Сянси. Третья, Сун Цинлин, стал секретарем Сунь Ят-сена и вышла замуж за него в последующие годы. Она впитала его доктрины, и хотя она была его вдовой уже шестнадцать лет, она все еще считала эти доктрины путеводной нитью своей жизни. Гоминьдан стал политической машиной и пошёл на соглашение с богатыми эксплуататорами, или, во всяком случае, так полагала Сун Цинлин. Она была «радикалом» в семье Сун, «диванной социалисткой». Ланни, который был в молодости в той же неудобной роли, мог посочувствовать ее положению. Но так как он еще не решил, что собирается делать в остальную часть своей жизни, он продолжал носить свой камуфляж искусствоведа, аполитичной личности.
VI
Мистер Фу Сун заехал за ними в ресторан на своём лимузине. Он был пожилым джентльменом с длинной белой эспаньолкой в очках в золотой оправе и китайском костюме из черного шелка. Он был очень величав, очень учтив и знаком с искусством, как с восточным, так и с западным. Он говорил по-английски не в совершенстве, но его легко можно было понять. После того, как он некоторое время слушал изысканный разговор Ланни, он пригласил путешественника осмотреть его собственную коллекцию и высказать своё мнение о подлинности Гольбейна, которого он собирался предложить. Ланни сказал, что работы Гольбейна были в основном в музеях, и вероятность того, что одна из них появилась в Гонконге, кажется весьма проблематичной. Мистер Фу ответил: «У меня есть то, что вы называете родословной на него». Ланни пообещал посмотреть, что он может сделать завтра.
Мадам Сун жила в Коулуне, городе на материке через залив. Туда можно было переправиться на небольшом зеленом пароме, и на нём было время для культурного разговора. Мистер Фу, один из тех редких богатых людей, которые поднимаются выше своих классовых интересов и готовы попытать свои шансы в демократическом мире, был большим поклонником леди, которую они собирались посетить. Ланни подумал, стал бы он так восхищаться ею, если бы она не была членом самой богатейшей семьи страны? Человеческие мотивы смешаны, во всяком случае, как Ланни наблюдал их в западном мире, и он догадался, что это может быть справедливо в отношении еще более древнего Востока.
Вдова китайского Джорджа Вашингтона жила в скромном коттедже в западном стиле в пригороде. Она была маленькой, хрупкой женщиной на шестом десятке, выглядящей удивительно похоже на свою более знаменитую сестру, чью фотографию Ланни видел в газетах. На ней была облегающая мантия светло-голубого цвета, и ее черные волосы были отброшены назад со лба и образовали узел сзади. Она не носила драгоценностей. Ее английский был превосходным. Её поведение вызывало одобрение и свидетельствовало невозмутимость. Она неустанно служила в комитетах для помощи военным беженцам, сиротам и рабочим кооперативам.
Она предположила, что эти путешественники пришли, потому что они хотели понять проблемы Китая, и она говорила о них свободно. Она не упоминала ни одного из членов своей семьи, но указала на то, что, по ее мнению, было ошибкой режима. Конечно, необходимо было изгнать японских захватчиков, и для этого Китай должен был иметь порядок и дисциплину. Но даже война не могла подавить противоречия между интересами народа и интересами эксплуататоров. Даже в военное время будет извлекаться прибыль. И кто должен был её получить, спекулянты и крупные монополисты или кооперативы, которые так хорошо показали свою способность производить предметы первой необходимости, как при войне, так и в мирных усдовиях? Кооперативы теперь были задавлены Чунцинским правительством, и еще хуже была блокада против «красного» Китая. Даже партиям срочных медицинских поставок, пожертвованных Америкой, не разрешалось пересекать границу. Когда политическая партия, которая была сформирована с целью создания народной власти, постепенно превращалась в группу политиков, продающих привилегии правительства по самой высокой цене, стало необходимо сделать этот факт известным народу.
Ланни, поборник мира, спросил, что она думает, что можно сделать по проблеме Японии. Ответ состоял в том, что это была та же проблема, что и в Китае. Богатые семьи использовали как милитаристов, так и государственных деятелей, чтобы увеличить свое богатство и укрепить свою власть над средствами к существованию народа. Народ не хотел войн. Люди были готовы работать и производить, и просили только сохранить плоды своего труда. Но те, кто эксплуатировал труд, должны были увеличивать свою собственность, защищать себя от соперничающих групп. Им приходилось искать рынки за рубежом, потому что у народа дома не было денег на покупку промышленной продукции. — «Наша надежда на кооперативы, мистер Бэдд, и на кооперативный метод производства и распределения». Ланни хотел бы сказать: «Я полностью согласен с вами». Но с осторожностью, которая стала его второй натурой, он сказал ей: «То, что вы говорите, чрезвычайно интересно, и я обещаю, что я исследую этот вопрос».
«Розовая» леди ответила: «В вашей стране есть большое кооперативное движение, но это немодное дело, достижение простых людей, и, вероятно, оно не часто освещается вашей капиталистической печатью».
VII
Ланни пообещал поддерживать связь с яхтой и сообщил, где он и две женщины должны были провести этот вечер. Теперь зазвонил телефон, и это был Реверди, спрашивая, может ли он поговорить с мистером Бэддом. — «Я думал, что вы захотите узнать, что утром мы должны уйти как можно раньше. Сэр Марк очень серьезно смотрит на ситуацию и думает, что любое судно с женщинами на борту не должно оставаться здесь. Он сказал мне, что японцы только что удвоили свои силы в Индокитае, а также что их боевой флот наблюдался возле их подмандатных островов, очень близко к месту, где мы проходили. Сэр Марк считает, что они собираются предпринять какие-то шаги против британских позиций. Он дал нам специальное разрешение на получение топлива завтра утром».
«О.К. со мной», — ответил Ланни. — «Наша группа направится на яхту в течение часа или около того».
— Я останусь дольше с губернатором. Лизбет отправилась с одним из его адъютантов на танцы в отель Peninsular, который находится в Коулуне. Вы можете пойти туда и присоединиться к ней, если хотите. Её заберёт правительственный катер, и вас троих могут доставить на яхту на нём.
«Я спрошу других», — сказал Ланни, — «но я предполагаю, что они предпочтут вернуться, как мы пришли. Мы целый день ходили пешком, а вы знаете, что танцы заканчиваются обычно довольно поздно. И кроме того, мы не одеты».
«Как вам угодно», — ответил Реверди. — «Вам надо быть на яхте до рассвета».
Ланни сообщил об этом компании, и они обсудили информацию губернатора. Мистер Фу заявил, что трудно прогнозировать действия японцев, поскольку армия и флот являются отдельными и независимыми формированиями, что немыслимо в западных странах. Они не всегда говорят правительству, что они планируют, а иногда даже не говорят друг другу. Громадная Квантунская армия, несомненно, захочет разрезать Транссибирскую железную дорогу и вытеснить русских из Восточной Азии. Военно-морской флот, несомненно, хочет овладеть голландской Ост-Индией с их невероятным богатством резины, нефти и олова. Трудно представить, почему они укрепляют свои войска в Индокитае, если они не нацеливаются на Сингапур. Зачем они посылают боевой флот на свои подмандатные острова далеко на восток, еще труднее объяснить. Если только они не сошли с ума, чтобы совершить нападение на Австралию.
Так стратеги любители размышляли и обсуждали не только в Гонконге, но и в каждом месте на суше и на море, где был радиоприемник, и люди крутили ручки настройки. В эту субботнюю ночь была пятница на другой стороне света. В «Штатах», было 5 декабря, а в Гонконге и Маниле 6 декабря. Повсюду были группы здравомыслящих людей, которые с тревогой спрашивали, что будет с их миром. И везде были более крупные группы легкомысленных людей и молодых, танцующих под стук барабанов, стоны саксофонов и рев труб.
VIII
Лорел, всегда тактичная, предположила, что они слишком долго задерживают свою хозяйку, но мадам Сан сказала, что она наслаждается их компанией. Когда Ланни упомянул о танцах в отеле, мистер Фу заметил, что танцы были устроены в пользу Китайско-британского фонда бомбардировщиков, и он подумал, что было бы хорошо, если бы Сун Цинлин показалась там хотя бы на несколько минут. Мадам согласилась, сказав: «Мне нужно поддерживать связь с моими богатыми друзьями, я могу пристыдить многих из них и заставить пожертвовать на наше дело».
Она извинилась на несколько минут и вернулась в красивом мандаринском платье из черного шелка с золотой вышивкой. У них было масса времени, мистер Фу заверил их, и они поехали в отель Peninsular, огромное здание, стоящее фасадом перед Гонконгом примерно в двух километрах через залив. Китайский город окружал его торговыми улицами, построенными с аркадами, где можно пройти несколько километров укрытым от солнца и дождя. Улицы были настолько переполнены, что там было трудно пройти, но умелый китайский шофер смог доставить их в отель. И они поднялись на второй этаж, где два больших бальных зала были забиты танцорами.
Гонконг гордился своей общественной жизнью и сделал её символом престижа и продолжал её, несмотря на все преграды, чинимые природой или человеком. Тот факт, что пятьдесят тысяч японских войск, составляющих полукруг вокруг территории, находящийся ближе двадцати пяти километров к некоторым точкам, не был причиной того, чтобы светское общество должно отказаться от своих привычек. Будь то завтраки, сопровождаемые конными прогулками, будь то обеды, сопровождаемыми парусными вечеринками или бриджем, ужинами, а затем танцами. Были и скачки на ипподроме Хэппи-Вэлли. И между всеми остальными делами были виски-сода! Отказаться от всего этого было бы потерей лица перед своими китайскими союзниками и слугами. Новости распространялись со скоростью молнии в переполненных аркадах, и если в этом регионе потерять лицо, то ничего не останется. Гонконг, Гибралтар Дальнего Востока, никогда не должен знать страха!
Мадам Сун вошла, и ее друзья толпились вокруг нее. Три американца, одетые не должным образом, постояли в дверях в течение нескольких минут, наблюдая за живописной сценой. Многие из мужчин были в форме, британской или китайской. Многие из дам носили костюмы, которые были компромиссом между стилями этих двух стран. У китайских девушек волосы были распущены, они были гладкими и блестящими и струились позади них черными потоками. Наступала война, и это может быть их последний шанс счастья. Ланни подумал о балле в Брюсселе накануне битвы при Ватерлоо, о котором он читал в Ярмарке Тщеславия. Для американского наблюдателя самым странным было видеть, как британцы и китайцы танцевали под музыку, которая называлась «современной» и которая вышла из джунглей Африки и была переделана в пивнушках речных городов Миссисипи и в Гарлеме в Нью-Йорке.
Ланни заметил, что дочь Холденхерстов танцует в объятиях высокого молодого человека в форме лейтенанта британской армии. Он был красивым блондином с аккуратными маленькими усами. У Лизбет были все признаки счастья. И Ланни подумал, что, возможно, это будет большой роман ее жизни. Этот галантный воин, наверное, шептал ей на ухо и обещал прибыть в Долину Грин Спринг, когда закончится война. Если бы это было так, то остальная часть круиза яхты Ориоль была бы более счастливой для сына президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. Он не знал, видела ли она его сейчас, и позаботился о том, чтобы не вторгаться в ее мечту.
Хватит с танцами! Мистер Фо пригласил их поужинать в рестране отеля, а когда они закончили, было уже за полночь. Они поднялись наверх, чтобы бросить последний взгляд на танцоров и попрощаться с мадам Сан. Когда они стояли в дверях, музыка внезапно прекратилась, на балконе стоял человек, призывая к тишине. Позже они узнали, что это был мистер Уилсон, глава президентской линии пароходов и видной фигурой в обществе. Он помахал мегафоном, и когда установилась тишина, он сказал: «Всем мужчинам, связанным с кораблями в гавани, приказано явиться на борт немедленно. Всем мужчинам, находящимся в отпуску, вернуться на службу немедленно».
Так что это был конец празднеств. В Гонконге было очень мало белых мужчин, которые не принадлежали к этим двум категориям, и они внезапно исчезли из поля зрения. В результате чего женщины собрались небольшими группами, бледные, несмотря на свою боевую раскраску. Было ясно только одно, это — японский враг. Где он был, и что он делал или угрожал? Мистер Фу сказал: «Мадам узнает», и пошёл ее спросить. Она, как невестка «Гиссимо», имела право делиться военной тайной. Пожилой торговец вернулся и сообщил: «Рядом большой флот японских кораблей. Всем кораблям в порту приказано отбыть сегодня вечером или на следующий день. Очень плохая ситуация. Вам надо быстро вернуться на яхту».
IX
Это действительно было серьезно, и они не стали терять времени на обсуждение. Мадам Сун заберут домой другие друзья. Мистер Фу забрал трех пассажиров в свою машину. Доктор Кэрролл, которая не продолжит своё путешествие на яхте, проведёт ночь в доме мистера Фу. Они поспешили вниз к выходу из отеля, где масса людей искала свои машины, такси или рикши. После некоторой задержки они нашли машину своего хозяина и отправились на паром Star, как его называли. Там они нашли длинную очередь ожидающих машин. Мистер Фу сказал: «Мы не сможем поставить машину на борт следующего парома, а вам без машины будет быстрее. На другой стороне вы возьмёте такси».
Это был, очевидно, хороший совет, поэтому Ланни и Лорел коротко попрощались с двумя остающимися. «Когда-нибудь вы снова посетите нас», — сказал пожилой китаец, а доктор пообещала написать Ланни в Ньюкасл, когда это будет возможно. Они поспешили присоединиться к ожидающей толпе, приблизившись к её началу, и когда подошёл паром, они оказались с толпой на борту. Над гаванью стоял густой туман, обычный в это время года. Пронзительные гудки и свистки раздавались рядом и издалека, и маленький зеленый паром крался вперед с осторожностью.
Все согласились, что это была бы хорошая ночь для бегства, если бы судно смогло найти выход в море. Здесь был командный состав судов, которые хотели попробовать это. Они говорили без опаски. Угроза опасности нарушало привычную сдержанность. Информация была скудна, но спекуляции присутствовали в изобилии. Все, казалось, соглашались с тем, что Гонконг мог выдержать долгую осаду. Но место кораблей было в море, а не в какой-нибудь запертой гавани. У сухопутных жителей тоже были свои дела. И если у кого-то из них были сомнения или страх, то он держал его в своем сердце.
В такое время людям было естественно предположить, что их работа самая важная. Они бросились с парома и расхватали все ожидающие такси и рикши, а Ланни, к ногам которого надо относиться с осторожностью, вышел с парома со своей леди и обнаружил, что улица пуста. Они пошли вдоль набережной, и прошло некоторое время, прежде чем они смогли найти одну рикшу, а затем вторую. Наконец, они добрались до пирса, где должен был стоять катер с яхты Ориоль, но никакого катера не было. С замиранием сердца они убедились в этом, а затем уселись ждать. Ланни сказал: «Возможно, катер повёз Реверди на яхту». Лорел ответила: «Неужели он так долго оставался с губернатором?» Это действительно не казалось правдоподобным.
Они сидели, глядя в туман, настолько тяжелый, что не могли разглядеть свет на расстоянии одного городского квартала. Воздух был заполнен звуками гудков и свистков кораблей. Очевидно, в заливе было много движения, но те, кто на берегу, об этом могли только догадываться. Лорел спросила: «Вы полагаете, что у катера будут проблемы с поиском этого пирса?»
«Они не могут пропустить весь берег», — ответил он. — «Когда они доберутся ло него, они смогут узнать, где они находятся, и, несомненно, отправят кого-нибудь сюда за нами».
Они обсудили идею поиска яхты на ее якорной стоянке. Они могли бы нанять сампан или лодку с вёслами. Но это было бы чрезвычайно опасно в таком тумане, и как только они потеряют из вида пристань, они сразу заблудятся в тумане. У них было бы мало шансов найти яхту, а потом было бы еще меньше шансов вернуться к тому же месту. У них были четкие указания. Это было назначенное место, и в этом нельзя было ошибиться. Если бы они ушли искать в другом месте, катер мог прийти и не найти их. Реверди дал им время до рассвета, и это было долгое время ожидания.
X
Им не оставалось нечего делать кроме, как сидеть спокойно. К счастью было тепло. Деловая жизнь китайских доков продолжалась ночью, как и днем, и во время войны, как и в мирное время. На пирсе грузился корабль, к нему подъезжали грузовики, груженные коробками и мешками. «Грузовик» в китайском порту не означал автомобиль. «Грузовик» означал низкую платформу на колесах, которую тащила дюжина мужчин с лямками на плечах. Их можно видеть снующими вверх и вниз по улицам Гонконга. Здесь, на пирсе, ни один из этих потных рабочих не обращал ни малейшего внимания на белую «missie» и ее мужчину.
Можно было говорить только об одном предмете, и они уже сказали все, кроме одной вещи, которая была слишком болезненной, чтобы ее озвучить. Но по мере того, как тянулись медленные часы, у Ланни сложилось убеждение, и, наконец, он сказал: «Я боюсь, что яхта Ориоль ушла. Мы больше её не увидим. По крайней мере, в Гонконге».
«О, Ланни, какая ужасная мысль!» — воскликнула Лорел. — «Я не могу заставить себя подумать так».
— Как ещё это можно понять? Лизбет была на танцах с сотрудником штаба губернатора. Можно ли предположить, что, когда раздался сигнал тревоги, сотрудник не был первым, кто узнал об этом? У них был правительственный катер, и они сбежали на него. Конечно, их первая забота заключалась в том, чтобы доставить Лизбет на яхту. Им было поручено сделать это, когда в их распоряжение был предоставлен катер. И Реверди должен был быть уже на яхте. Он наверняка не собирался болтать с сэром Марком через минуту после того, как была объявлена тревога. Ему потребовалось не больше нескольких минут, чтобы добраться от Дома правительства до этого места. Здесь он нашёл катер, но не Ланни и не Лорел. Что он сделал?
— Полагаю, он немного покипятился, а потом его доставили на яхту.
— Он найдет Лизбет на борту, или она скоро прибудет, а потом что? Скажем, он снова отправил катер. В таком тумане это не просто. Неужели он не смог установить предельный срок на это?
— Как можно принять такое ужасное решение, Ланни.
— Он мог сказать: 'Я даю им час, если к тому времени их не будет, им не повезло'.
Лорел должна была найти оправдание для своего дяди, даже в этой воображаемой сцене. — «Ему пришлось думать о других людях на борту, экипаже, а также о пассажирах».
— Неужели вы думаете, что он подумает об этом, Лорел?
Это не давало ей покоя, и она колебалась. — «Я полагаю, что он подумает, что он думал об этом, если это не слишком сложно».
— Разумеется, я предполагаю, что губернатор сказал, что этот туман даёт ему шанс уйти, и что каждая минута ожидания уменьшает этот шанс. Думаю, что он поднял якорь. Сирена яхты Ориоль была одним из тех звуков, которые мы слышали, хотя мы не смогли её распознать.
Каждая прошедшая минута выводила эту теорию на передний план. Единственный аргумент против него состоял в том, что дядя Реверди был южным джентльменом и не покинет леди, особенно ту, кто был членом его собственной семьи. Лорел предположила, что туман был настолько непрогляден, и ночной трафик был настолько интенсивным, что он не посмел отправить катер на берег до рассвета. Возможно, он сам отправился в отель в Гонконге на ночь. Возможно, ему сказали, что крейсер и эсминец в гавани будут конвоировать караван судов днем.
«Возможно, но, скорее, нет!» — ответил Ланни. — «У японцев есть аэропорт в Кантоне, и если они захотят устроить неприятности, то они могут начать делать это на рассвете в это воскресенье утром».
Нечего делать, только сидеть и ждать! Он спросил, не хочет ли она вздремнуть, но она ответила, что она слишком перенервничала. Он спросил, не беспокоится ли она о потере своей рукописи. Она успокоила его, сказав ему, что в Маниле она отправила её копию своему другу в Нью-Йорке. Он хотел узнать, как она переносит разговоры о том, что ее дядя бросил ее. На это она ответила: «Я пытаюсь понять это с его точки зрения. Если бы ему пришлось выбирать между безопасностью Лизбет и моей, он, естественно, выбрал бы ее».
— Мне интересно, насколько наши недавние проступки сыграют против нас на чаше весов.
— О, Ланни! Конечно, нет!
«Я не буду говорить о вас, потому что это может быть болезненно, но подумайте о моем положении». — У Ланни в голосе была улыбка. Он не хотел отказываться от улыбки, даже в темноте и в опасности. — «Я был его предполагаемым зятем, и я отклонил эту честь особенно опрометчивым путём. Я прибыл на борт яхты под ложным предлогом и написал своей подруге, сказав ей, что я еду. Конечно, Реверди не знал, предлагал ли я вам приехать, или это была ваша собственная яркая идея. Вероятно, он подозревает, что это был сговор между нами, и что я решил поехать с идеей наслаждаться вашим обществом. Конечно, я держал в секрете от него и от его семьи тот факт, что я знал его племянницу три года или около того, и что она была гостем в доме моей матери. Разве вы не думаете, что, учитывая все это, у него не могла быть сильная склонность сказать: 'Хорошо, они хотели быть вместе, и теперь они это получили, и нам не нужно их беспокоить?'»
— Ланни, это ужасная мысль, я просто не могу думать так!
— Хорошо, и, может быть, когда туман поднимется, мы увидим, как нарядная белая яхта Ориоль спокойно стоит на якоре, мне будет стыдно за это. Мы скажем себе, что все это кошмар, и это будет очень романтично, что мы просидели всю ночь на пристани в Гонконге с кули, спотыкающимися о наши ноги!
XI
После звонка Реверди у него в голове возникла тема для разговора. «Лорел», — сказал он, — «вы помните, что я вам однажды рассказывал об астрологе, который предсказал, что я умру в Гонконге?»
«Помню», — ответила она. — «Я сомневалась, не забыли ли вы».
— Я вспоминал об этом время от времени. Мне очень хотелось попробовать сеанс с вами и посмотреть, не мог ли он что-нибудь разъяснить. Меня так раздражало на яхте, что мы не могли устроить это.
— Мне кажется, что это глупо, Ланни, но я начинаю дрожать всякий раз, когда я думаю об этом пророчестве. Конечно, я говорю себе, что астрология ничего не может.
— Астрология ничего не может, а вот астролог может немало, он мог быть медиумом и иметь какой-то паранормальный дар и не мог его понять, как вы. Этот молодой румын держал меня за руку, и я спросил его, почему он это сделал, он сказал, что не знает, но он иногда так поступает. Я просто не знаю, есть ли такая сила, как предвидение, но, похоже, для этого есть много доказательств. Я отношусь к этому непредвзято, несмотря на то, что кто-то говорит. Если я собираюсь умереть в Гонконге, то я узнаю это на несколько минут раньше времени, и это меня очень интересует.
— Не шутите, Ланни, я так беспокоюсь.
— Я не шучу. Мы все должны когда-то умереть, и могли бы научиться принимать это спокойно. Смерть — это такая же часть нашего бытия, как и рождение, и то и другое мне кажется странным и невероятным.
— Я не хочу умирать, и я не хочу, чтобы вы умирали, у нас обоих есть слишком много дел. Больше всего я в ужасе от мысли, что, если вы умрете, виноват будет мой дядя.
— Если бы я был на вашем месте, я бы не стал беспокоиться об этом, Лорел. Я обдумывал эту проблему последние несколько часов, и я говорю вам, что если бы у меня был свободный выбор в этот момент, быть на его месте или на моем, я бы выбрал находиться здесь.
— Вы думаете, что яхта находится в такой большей опасности?
— Мы мыслим по определенным шаблонам и не можем их изменить, даже когда мы преднамеренно пытаемся сделать это. С тех пор, как люди выходят в море, у них была уверенность, что как только они ушли за горизонт, они будут в безопасности от преследователей. Теперь они забывают, что у японцев есть самолеты, авианосцы и дальние бомбардировщики, не говоря уже о подводных лодках. Если японцы собирались атаковать этот порт, они прекрасно понимали, что корабли будут уходить сегодня вечером, и они примут меры соответственно.
— Что за ужасная идея, что яхта Ориоль потоплена!
— Они могут потопить ее. А могут и использовать ее, посадить на борт экипаж и увести ее на Формозу.
— Что они сделают с пассажирами и экипажем?
— Полагаю, что они их интернируют. С другой стороны, если у них нет времени или лишних людей, они могут потопить ее одним снарядом. Если бы мне пришлось выбирать, я бы выбрал остаться в Гонконге. На самом деле я думал, чтобы предложить вам отказаться от катера. Во-первых, Гонконг может продержаться, и его осада может быть снята, во-вторых, мы можем найти способ уйти вместе с Алтеей, и у нас есть шанс увидеть Свободный Китай. Конечно, многие люди попытаются выбраться по тому или иному маршруту. И она, и мистер Фу, и Мадам Сун знают о маршрутах и как изменить свою внешность, как никто другой в этой стране. Итак, если у вас есть какой-то повод к отчаянию, примите мой совет и не надо отчаиваться!
Женщина сказала: «Я думаю о Лизбет и об ужасных вещах, которые могут произойти с ней!»
XII
Рассвет пришел с лучами, медленно пробивающимися сквозь туман. Сначала можно было увидеть, что это туман. Потом можно было увидеть, как он медленно двигался, разрываемый легкими бризами. И в конце уже были ясно видны участки воды с парусами, которые снова прятались. Два наблюдателя напрягали свои глаза, пытаясь увидеть место, где была яхта. Понемногу и постепенно они уверились, что место пустовало. На противоположных берегах были видны проблески холмов. На якоре стояли грузовые корабли и двигались множество небольших лодок. Но нарядной белой яхты Ориоль не было.
Возможно, что яхта переместилась в зону заправки. Но тогда на этот пирс, где её ожидали пассажиры, наверняка пришел бы какой-то посланник. Они обсуждали эти предположения до тех пор, пока не наступил день, и они могли увидеть всю гавань со многими кораблями. Их стало меньше, чем в предыдущий день. Пришло время прилететь японским самолетам, если они собирались совершить налёт в это воскресенье утром. Но они не появлялись, и выброшенная на берег пара подумала, а не было ли это ложной тревогой? Может быть вражеский флот, который был замечен, совершал только обычные поставки для войск в Кантоне или дальше на юг в Индокитай?
Солнце поднялось высоко в небо, прежде чем они решили, что больше нечего сидеть на пирсе. Они согласились, что их следующим шагом будет поиск связи с Алтеей, поскольку она в любое время может покинуть город, а они зависят от ее совета. Ланни нанял рикши, и их отвезли в ближайший отель, но не в фешенебельный Гонконг, потому что Лорел заявила, что выглядит слишком непрезентабельно. Отель был переполнен, поэтому она сидела в холле, когда он пошел к телефону. В телефонной книге было несколько Фу Санов, но клерк отеля мог подсказать, кто был богатым и известным торговцем шелком. Ланни позвал, и голос ответил по-китайски. Всё, что Ланни мог сказать на этом языке, было — «Доктор Кэрролл», и это он продолжал повторять, пока, наконец, не услышал голос своего друга. Когда он рассказал ей, что случилось, она в ужасе закричала, затем сказала: «Подождите, я поговорю с мистером Фу». Вернувшись, она сообщила: «Мистер Фу просит вас прийти к нему домой, это будет большая честь для него, он сразу отправит сюда свою машину». Ланни принял все предложения с благодарностью.
Место было в центре острова, до которого через холмы шла извилистая дорога. Жилище богатых китайцев всегда состояло из нескольких частей. Через высокие обильно украшенные резьбой ворота можно было попасть в центральную область, большую или малую, полностью окружённую зданиями с сильно изогнутыми висящими крышами. Там находились конюшни, загоны для различных животных и помещения для многочисленных слуг. Если хозяин очень богат, то была стена, отделяющая все это от жилой части. Если он стал полностью или частично западником, то у него есть китайское и западное крыло его дома, каждое в своем собственном стиле.
Так было с мистером Фу; его гостиная могла бы быть на площади Гросвенор в Лондоне или на Парк-авеню в Нью-Йорке. А когда он проводил Ланни в спальню, то там на стенах висели классические работы Пуссена и прекрасные фигуры Коро. Ланни счел это удивительным, но подумал, что пожилые китайцы испытывают такой же интерес к сценам ancien regime, что и богатый французы к сценам династии Мин. Костюмы и архитектура в эти периоды были разными, но по своей внутренней сути, психологии господствующего класса, они были почти одинаковыми.
Вежливый хозяин сообщил им, что это будет их дом до тех пор, пока они не захотят его покинуть. Они позавтракали в отеле, ожидая машину, поэтому теперь он предложил им пойти спать, а позже они поговорят. Между тем, через свои связи в городе он выяснит, что находится ли в гавани яхта. Также он узнает, что сможет, о тревоге прошлой ночи и о том, что она означает. Он заверил их, что не нужно спешить. Обезьяны, так он называл врагов своей страны, наверняка не собираются атаковать Гонконг в ближайшие дни, и у них есть достаточно времени для разработки планов. Это было утешительно, и Ланни крепко заснул на хорошем пружинном матрасе.
XIII
В конце дня состоялся обещанный разговор. Пожилой китаец сообщил, что яхта Ориоль, несомненно, ушла, хотя, конечно, ее не видели в тумане. Многие корабли ушли, и большой конвой должен был уйти в эту ночь. Что случилось с яхтой, станет известно через некоторое время, когда она начнёт пользоваться радиосвязью, пока она молчит, потому что не ушла далеко. Японский конвой, состоящий из военных кораблей, приближается к гавани Гонконга. Вероятно, это было подкрепление. Были сделаны предположения для чего это делается. Для продвижения вглубь страны или для нападения на порт. «Мы скоро узнаем», — сказал мистер Фу.
Алтея убеждала их поехать вместе с ней и навестить её родителей в миссии, которая находилась в провинции Хунань. Они увидели бы эту древнюю землю и могли бы нанять самолет на Чунцин, из которого можно было вылететь в Индию, а оттуда домой. Но сначала им придется подождать и посмотреть, что будет делать японский конвой. Их путь спасения лежал на его пути, и они должны дать ему время, чтобы освободить дорогу. Ланни будет больше ходить и укреплять свои ноги. А также он будет смотреть на картины!
Эксперт-искусствовед был удивлен, обнаружив в этом доме больше дюжины работ английских и французских художников, в основном портреты. Торговец шёлком путешествовал, он не полагался на слова торговцев картинами, а покупал то, что ему нравилось. Как и Der Dicke, его вкус выбирал дам, но, в отличие от разгульного нациста, он хотел их иметь одетыми. Ни один достойный китаец не позволил бы себе иметь голых женщин в своей гостиной, даже нарисованных. В столовой у него был Уистлер, и в его уголке для ужина с завтраком можно было увидеть несколько девочек Гибсона, высоких и плотно затянутых в корсеты. Ланни спросил о Гольбейне, но он находился в городе, и, без сомнения, теперь будет спрятан. Посетителям было не суждено его увидеть.
Позже хозяин отвёл своего друга в китайскую часть своего дома, где у него был ряд пейзажей Тибета, нарисованных русским Николаем Рерихом. Там он также показал то, что он называл своей женой номер один, пожилую морщинистую фигуру, отличавшуюся от девушек Гибсона. У нее в младенчестве были спеленуты ноги, и она ковыляла на двух культях. Она не знала английского языка, но кланялась и улыбалась, как одна из тех крошечных фигур мандаринов, которые сделаны на круглой основе с низким центром тяжести, их нельзя опрокинуть, а если их тронуть, то они будут долго качаться. Она узнала имя Ланни и несколько раз повторяла, как бы гордясь этим достижением. «Миста Бэдд! Миста Бэдд!»
XIV
Вечером гость нашел время спросить у Лорел: «Есть ли причина, по которой Алтея и мистер Фу не должны присутствовать на сеансе?» Она подумала и сказала, что у нее нет возражений. Поэтому Ланни рассказал им о той странной способности, которую Лорел обнаружила у себя в Германии, но не сказал, что она сделала это открытие в Берхтесгадене у Адольфа Гитлера!
Ланни описал, как всё будет происходить, ему была интересна реакция этих двух друзей с разных сторон мира. Женщина-врач никогда серьезно не занималась парапсихологией, и на нее не должно было повлиять то обстоятельство, что Библия полна таких явлений. Это было давно в прошлом и принадлежало к области религии, с этим нельзя было экспериментировать и, по-видимому, никогда не нельзя повторить. Возможно, до Второго Пришествия. Мистер Фу сказал, что всех китайцев учили, что духи их предков живут и опекают своих потомков, но у китайцев западников эта идея как-то забылась. Однако у него не было никаких предрассудков, и мало кто отказался бы от бесплатного шоу прямо в собственной гостиной.
Лорел откинулась на кушетку и вошла в свой странный транс, а Ланни сидел с записной книжкой и карандашом. Вскоре послышалось тихое журчание, в котором можно было распознать голос покойного Отто Х. Кана. Но это было какой-то не такой Отто. Он, казалось, был не в духе, возможно, сбитый с толку странной обстановкой. Когда-нибудь, возможно, ученые будут знать, как управлять этими подсознательными силами, но до этого времени парапсихология остается двусмысленным и часто обременительным предметом. Духи из бездны часто отказываются приходить, когда их зовут. Они сами выбирают для себя время. И когда собираешь своих друзей и ждёшь значимых результатов, они не появляются или плохо себя ведут и ставят в неудобное положение.
Возможно, здесь была неблагоприятная обстановка. Духи требуют веры и любви и не реагируют на холодное научное отношение. Идеальный мастер церемоний, как заметил Ланни, был Парсифаль Дингл, который никогда не сомневался, что каждый дух был именно тем, кем он себя называл. Парсифаль говорил с ними дружелюбно, и они расцветали и раскрывали свои сокровенные тайны. Но с Ланни была только «эта старая телепатия». Он продолжал сомневаться, и в своей душе тайно пытался низвести этих теневых существ до статуса подсознательных автоматов. Независимо от того, насколько он пытался подражать голосу и манере Парсифаля, они не получали от него такого же душевного настроя.
Какова бы ни была причина, Отто Кан сказал, что он ничего не знает о румынском астрологе по имени Реминеску и никогда не имел ничего общего с этим шарлатанством. Вся идея была глупой и скучной. Он сказал, что бабушка Лорел Крестон была милой старушкой, но у нее не было много идей, и она возражала против участия своего потомства в войнах. Он сказал, что там было много китайских духов, все говорили сразу, но, по-видимому, они говорили на кантонском диалекте, который он не очень хорошо понимал. Это, по-видимому, было попыткой юмора в изысканной манере, к которой международный банкир привык на земле. Но когда он сказал, что все эти Линги и Лунги, Синги и Санги для него одинаковы, он был несколько менее изыскан. Когда Ланни познакомил его с мистером Фу, он извинился и сказал, что видит, что пожилой купец был культурным человеком, и что если он назовет какого-нибудь духа, который говорил по-английски, то он, Отто Кан, попытается установить с ним контакт. Но когда мистер Фу назвал своего бывшего делового партнера, то самый лучший контроль мог только описать его костюм и сказать, что его английскую речь было трудно разобрать.
Всё это очень разочаровывает. И когда Лорел вышла из своего транса, Ланни мог только рассказать своим друзьям о тех замечательных вещах, которые произошли в Германии и в Бьенвеню. Но это не убеждает других людей. Они говорят, что они верят вам, и, возможно, они считают, что они это делают, но это не то же самое, что видеть и слышать всё самим. Даже тогда, как заметил Ланни, мало кто может верить даже тому, что они видят и слышат. Все это противоречит полученному убеждению. С младенчества они впитали в себя мысль о том, что каждый ум в мире является отдельным анклавом, отключенным от всех других умов и вынужденным общаться с ними при помощи света и звуковых волн и других физических средств. Какие могут быть прямые контакты ума с умом, как тогда кто-нибудь может хранить секреты и как без секретов можно жить?
И если бы можно было предвидеть будущее, как можно было это вынести? Скептическая женщина-врач заявила: «Если бы вы могли предвидеть будущее, то вы могли бы изменить его, и тогда это было бы не будущее». На что теоретизирующий искусствовед ответил: «Если бы мы могли предвидеть будущее, то это было бы наше будущее, которое мы должны предвидеть и изменить его так, как мы этого хотим». Можно видеть, сколько осложнений это вносит в интеллектуальную жизнь. Это было похуже, чем теория относительности!
XV
Они провели приятный вечер, обсуждая механизм вселенной, как падшие ангелы Мильтона — «о Провиденье, Провиденье, о воле и судьбе, Судьбе предустановленной и воле Свободной, наконец, — о безусловном Провиденье» [87]. Но, они не получили ни малейшего намека на то, что готовилось для них особенно в этот судьбоносный час. И Ланни Бэдд не узнал ничего нового о своей смерти в Гонконге. Этому путешествующему американцу не удалось получить эту информацию ни от загадочного медиума, которая, по-видимому, не зависит ни от времени, ни от пространства, ни с помощью обычных звуковых волн, распространяющихся со скоростью триста сорок метров в секунду. Они приняли участие в позднем ужине и легли спать вскоре после полуночи. Ланни не знал о других, но он заснул тяжелым сном того, кто провел прошлую ночь, сидя на твердом бортике, окружающем покрытый туманом пирс, и чьи ягодичные мышцы все еще болели от такого сурового испытания.
Когда он открыл глаза, было уже светло. Ему снился сон. Он был застигнут грозой и пытался укрыться от молнии. Этот сон смешался с его бодрствованием, и он не был уверен, что это было. В ушах стояли глухие звуки, и ему не пришлось долго лежать и анализировать их. Он слышал их слишком много раз в течение двадцати пяти трагических лет. Сначала в Лондоне во время Первой мировой войны, затем в измученной Барселоне, Мадриде и Валенсии. В последнее время снова в Лондоне и в Париже, и хуже всего, в течение нескольких ужасных дней и ночей на пляжах Дюнкерка.
Он стал экспертом в разных звуках, объясняя их тем, кто их слышал. Зенитная артиллерия создает резкий треск, как при выстреле, так и при разрыве в небе. Бомбы издают тупой тяжелый звук. Бомбы, сброшенные с самолетов, взрываются при столкновении с землёй или каким-либо другим объектом, например, кораблём или домом. Когда Ланни слышал их взрыв, перед его глазами мысленно возникали клубы черного дыма и обломки дома, летящих во всех направлениях, кирпичи и камни, балки и предметы мебели и человеческие тела.
Он оделся и выбежал в коридор. Там были две дамы в чужих халатах. К ним присоединились их хозяин и несколько слуг с широко раскрытыми глазами. Они никогда не слышали таких звуков раньше, и эксперт должен был рассказать им, что он знал. Он считал, что взрывы были на расстоянии пяти или шести километров, но не мог быть уверен, потому что большие бомбы звучат ближе, чем маленькие. Неужели англичане занимаются учебным бомбометанием? Мистер Фу сказал, что это было маловероятно, поскольку у британцев было очень мало самолетов, и летчики прошли подготовку, прежде чем они прибыли сюда. Он пошел к телефону. Но, видимо, значительная часть Гонконга в тот же момент имела то же желание, и он не смог получить связь.
XVI
Это был понедельник, 8 декабря, время Гонконга, и воскресенье, 7-го, в Перл-Харборе. Последнее место находится на востоке от линии смены дат. Американские линкоры уже лежали на дне гавани, а огромный аэродром был массой тлеющих руин. Мистер Фу включил радио и прослушал известие о нападении, хотя, конечно, степень ущерба была скрыта. Они сидели, глядя друг на друга, не понимая, что это значит, что Америка действительно вступила в войну. Не может ли она помочь Гонконгу?
Это было незадолго до того, как радио рассказало им, что происходит здесь. Японские бомбардировщики атаковали аэродром Кай Так на полуострове Коулун в непосредственной близости от прекрасного отеля, в котором проходили танцы в субботу вечером. Эти танцы были устроены в пользу Китайско-британского фонда бомбардировщиков. А теперь таких бомбардировщиков не было, по крайней мере, на территории Гонконга. Радио не говорило этого, потому что они не предоставляли никакой информации врагу. Они просто сказали, что были сброшены бомбы, а не то, что было поражено.
Так было в этой современной войне. Первый ход каждого врага состоял в том, чтобы парализовать средства нападения противника. Никогда больше не будет объявления войны, и всегда первой целью будут аэродромы противника. В этом случае у японцев был аэродром в Кантоне на расстоянии ста семнадцати километров. После сброса бомб они могли вернуться назад и получить еще одну бомбовую загрузку, и так продолжалось в течение всего дня. Это можно было понять, слушая постоянно эти звуки взрывов фугасов. Регулярно в течение следующих восемнадцати дней японские самолеты приходили каждые два или три часа. Поскольку ночные бомбардировки были неточными, они позволяли всем отдыхать в ночное время и снова приходили на рассвете, туманы и шторма позволяли.
Выслушав вторую передачу, Ланни сказал своему дружелюбному хозяину: «Мне трудно это говорить, мистер Фу, но если англичане не смогут противостоять этой вражеской авиации, ваш великолепный город не сможет долго держаться. Господство в воздухе позволило Франко уничтожить Испанскую республику. Господство в воздухе позволило Гитлеру уничтожить сначала голландскую и бельгийскую армии, а затем французскую. Небольшое преимущество в воздухе позволило британцам выстоять против него».
В прошлые времена существовал у королей обычай отрубать головы гонцов, которые приносили плохие известия. Но этот мудрый старый китаец был современным человеком и понимал обстановку, стоящую перед ним. Он сказал: «Это плохо, но это не разрушит Китай. Кантон и Шанхай выдержат это, мы тоже выстоим».
Ланни интересовался реакцией других на эту трагедию. Женщина-врач заявила: «Если будет осада, то я могу быть здесь так же полезна, как и дома. Так что, похоже, нет смысла куда-то двигаться». Она сказала это спокойно, оценив обстановку без ложного героизма.
Лорел Крестон, которая не была воспитана в окружении постоянной боли и печали, посмотрела на эту девушку, которая была такой простой и непривлекательной, и которая носила очки. Лорел заставила себя улыбнуться. — «Что нам делать, Ланни, оставаться и смотреть, как здесь будет с астрологией?»
Он, неотразимый мужчина, чаровник, столь желанный, не мог пропустить такой вызов. «Мы должны выдержать до конца», — ответил он. — «Что бы ни случилось со мной, я скажу, что это была телепатия или ясновидение. Я никогда не признаю, что звезды имели к этому какое-то отношение!»