Сказка, полная рыдания и гнева [89]
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯГлядя на опустошённые земли [90]
I
Не было никакого способа угадать, как долго может продолжаться плавание до азиатского континента. В любой момент оно может быть прервано крушением на камнях или выстрелом японского военного судна. Больше не было причин для молчания, поэтому они обсудили эти и другие возможности. Что они найдут, когда их высадят на берег, какие средства передвижения они будут использовать, какой курс они возьмут. Алтея, которая знала эту страну, будет капитаном экспедиции, и она прочитала им серию лекций о жизни в субтропическом Китае. Когда они устали, они растянулись на жестких досках с сумками вместо подушек. Врач снова удалилась на небольшое расстояние, но этого не требовалось, потому что не было ни времени, ни места для свадебной ночи.
Ланни и его новая жена лежали рядом. Часть времени они дремали или думали о странном приключении своего времени. Они поделились мыслями об агонии цивилизации, подвергшейся нападению организованного бандитизма. Давным-давно Труди Шульц заметила Ланни, что для рождения это было плохое время. Что, безусловно, подтвердилось для нее. А теперь Ланни почувствовал возможность того, что та же злосчастная судьба может постичь добрую и ранимую женщину, которая лежит рядом с ним. Он был беспомощен защитить её, как и от жестокости природы, так и от людей. Их мог настичь шторм, пока этот парусник пересекал угол Южно-Китайского моря, или на него могли высадиться примитивные варвары, вооруженные орудиями убийства, разработанными современной наукой.
Проходили часы и много часов. У Ланни были на руке часы и, но он упустил из виду важность такого небольшой удобной вещи, как коробка спичек. Возможно, мистер Фу их поместил в сумки, но им не хотелось распаковывать сумки в таком грязном месте. Они не думали, что они смогут удержать еду в своём желудке здесь, тем более, что джонку начало бросать, а ее обшивка заскрипела. Они прижались друг к другу и обсудили ситуацию. Они согласились, что броски означают, что они были в открытом море. Это означало, что они были в большей безопасности от японцев, но не от моря. Они не знали, чего больше бояться.
Что сделал бы рыбак, если бы поднялась буря? То, что рыбаки всегда делали, сказал Ланни, сражались бы за свою жизнь. Им нужно было держаться подальше от берега, если бы не ветер. Такой ветер снёс бы туман и, возможно, показал бы их врагу. Ланни слышал, что у британских летчиков теперь есть устройство, с помощью которого они могли видеть в темноте с помощью отражённых радиоволн. Было ли оно у японского флота, кто мог догадаться? Ланни, который в своей фешенебельной жизни занимался парусным спортом и ходил на яхтах, заметил килевую качку судна спереди назад, и догадался, что они идут по ветру. Это ускорит их путешествие, но сделает более трудным высадку на берег.
Алтея, праведная душа молилась. Она пригласила их присоединиться к ней. Они только что обещали свою супружескую верность Господу и во имя Его. Почему бы им не попросить Его защитить их и помочь им осуществить свой брак? Молитвы трех были сильнее, чем молитвы одного. Разве Иисус не сказал: «ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» [91]? Алтея сказала, что её молитва читается в штормах на море. — «О, самый могущественный и славный Господь Бог, по команде которого дуют ветры, и поднимаются волны моря, и которые все еще неистовствуют. Мы, твои творения, но несчастные грешники в этой нашей великой скорби взываем к Тебе за помощью. Спаси, Господь, иначе мы погибнем». Это она повторила, и другие выучили эту молитву.
Для людей, которые попали под воздействие материалистической науки и никогда не могли полностью избежать этого воздействия, такая молитва казалась бесконечно странной процедурой. Но длительное беспокойство и предчувствие смерти привели их к состоянию маленьких детей, и они делали то, что им говорили. В настоящее время Алтея пела, и снова они учили слова:
Отец наш вечный, могущий спасать,
Руками можешь волны ты связать,
Ты правишь океаном мощным и глубоким,
Границы ставишь росчерком широким;
Услышь, когда к тебе летит наш зов,
Тех, кто в опасности вдали от берегов. [92]
II
Есть много свидетельств от морских путешественников, вернувшихся домой. А вот свидетельств от тех, кто не вернулся домой, нет. Поэтому никакие свидетельства не убедительны для приверженцев материалистической науки. Как бы то ни было, медленная продольная качка джонки постепенно уменьшилась, как и скрип ее обшивки. В сравнении поперечные маленькие волны казались мертвой тишиной, и путешественники сидели неподвижно, ожидая. Слышали ли они звук спуска якоря? Значит ли это, что они были в безопасности в гавани, или может быть, что судно было захвачено в море, и что японец скоро откроет люк? Должны ли они покрывать себя сетями и грязными мешками из дерюги?
В то время как они раздумывали, люк открылся, и в нем вспыхнул тусклый свет. Они услышали голос «старого члена партии», произнёсшего волшебную фразу, которую люди знают по всей земле, если они имели какой-либо контакт с белыми людьми: «O.K., босс!»
Поэтому они взяли свои вещи и поднялись по короткой лестнице. Свет шёл от слабого фонаря, но они могли видеть фигуру своего избавителя, и Ланни схватил его за руку и похлопал по спине и сказал: «Хороший парень! О.К. парень!» Три пассажира были так счастливы, что обняли друг друга. Ланни обнял Лорел, а она Алтею. Это был действительно поразительный случай. Когда вы снизошли до молитвы и пению гимна, вы наверняка можете позволить себе смеяться и кричать какое-то время.
Их сопроводили на открытую палубу, и они обнаружили, что начинается рассвет. Они могли видеть, что находятся в маленькой бухте, и что там был плоский берег. Рыбак указал и сказал: «Hou fang!» Алтея перевела: «Тыл», что для них означало «Свободный Китай». Поэтому, конечно, они хотели быстро добраться туда. Ланни вручил щедрые чаевые всем членам экипажа. Трём, кроме капитана, и обменялся рукопожатиями с ними. Он попросил Алтею рассказать им, что Америка находится сейчас в войне на стороне Китая. Эти просолённые моряки сияли от удовольствия и говорили: «Приезжайте опять!» Они ясно заявили, что им не нужна Великая восточноазиатская сфера сопроцветания.
На воду спустили маленький ялик, и Ланни туда забрался. Они не ожидали никакой опасности, но он решил быть первым, чтобы в этом убедиться. Его высадили на скалистое место с одной из драгоценных вещевых сумок в руках. Пока ялик возвращался к джонке, он быстро нырнул в сумку и обнаружил, что пожилой китайский ангел снабдил их противомоскитными сетками на голову и перчатками. Москиты являются проклятием тропиков. Фактически ангел снабдил их множеством нужных вещей, которых было много в Гонконге, но они недоступны во внутренних районах Китая. Спички, фонарик с запасными батарейками, алюминиевый чайник для кипячения воды, а также йод и хинин. Мистер Фу мог позволить себе быть щедрым, увы, потому что ему приходилось считаться, что все, что он не дал своим союзникам, скоро будет принадлежать его врагам.
Первой прибыла Лорел, потому что доктор, твёрдый альтруист, всегда была последней, самая молодая, самая сильная и не замужняя, она настаивала. Ланни обнял жену и бесстыдно поцеловал ее. Затем он остановился и хорошенько оглядел ее, так как у неё шёл седьмой месяц. На самом деле было несправедливо ожидать, что он перестанет смеяться, и, наконец, она уступила и присоединилась к нему. Она покраснела, но должна была признать, что это был гениальный способ спрятать деньги. Китайцы были в этой войне четыре года, и до этого они были в войнах не менее четырех тысяч лет. Поэтому им пришлось придумать много трюков. — «Затемнить был мастак, Да и кинуть на раз Мог бы запросто вас узкоглазый!» [93]
Алтея прибыла последней. Они простились с их доблестным хранителем. «Хорошего улова!» — сказала Алтея, на своём несовершенном кантонском диалекте, и они снова обменялись рукопожатием. Они стояли перед волнами, пока человек пятился назад, чтобы не показать спину. А москиты гудели над ними. Как только Алтея надела сетку и перчатки, она вытащила свою крошечную Книгу общих молитв, без которой она никогда не путешествовала. Она просила о спасении, и теперь, когда ей оно было предоставлено, она не забудет сказать спасибо. Стоя на безопасном и твёрдом берегу, она читала вслух из 107-го Псалма:
Да славят Господа за милость Его и за чудные дела Его для сынов человеческих!
Да приносят Ему жертву хвалы и да возвещают о делах Его с пением!
Отправляющиеся на кораблях в море, производящие дела на больших водах,
видят дела Господа и чудеса Его в пучине:
Он речет, — и восстанет бурный ветер и высоко поднимает волны его:
восходят до небес, нисходят до бездны; душа их истаевает в бедствии;
они кружатся и шатаются, как пьяные, и вся мудрость их исчезает.
Но воззвали к Господу в скорби своей, и Он вывел их из бедствия их.
Он превращает бурю в тишину, и волны умолкают.
И веселятся, что они утихли, и Он приводит их к желаемой пристани. [94]
III
На берегах этой бухты были небольшие рыболовные суда, а рисовые плантации начинались почти у края воды. Это первое, что они узнали о субтропическом Китае. Здесь нельзя найти ни одного квадратного сантиметра, на котором могла бы расти еда, и на котором она не росла. Ни один бедный крестьянин никогда не увидит цветка, если только он не выращивался для продажи богатым. Еще узнали, что труд на полях начинается с первым проблеском дневного света и продолжался до тех пор, пока уже невозможно отличить рисовый стебель от сорняков. Всё время крестьяне работали тяжелыми мотыгами. Их одежда представляла собой пару рваных синих джинсов, пару соломенных сандалий и соломенную шляпу с огромным широкими полями. Эта шляпа защищала их от жары от солнца, как только оно появилось над горизонтом.
Еще одна особенность, которую сразу заметили чужестранцы, эти трудяги не интересовались ничем, кроме своего труда. Никто не остановился, чтобы посмотреть, не говоря уже об обмене приветствиями. Можно подумать, что иностранцы высаживались в эту бухту каждые несколько минут, и крестьянам они надоели. Но Алтея объяснила причину отсутствия у них любопытства, они не могли позволить себе такую роскошь. Или их поля были маленькими и становились всё меньше из-за роста семей, или поле принадлежало помещику, который требовал большую часть урожая. Приступайте к работе и не останавливайтесь!
Рис выращивают в болотах, натуральных или искусственных. Если это естественное болото, то случаются наводнения и урожай и хижины смываются, а тела крестьян обнаруживаются, свисающими с ветвей деревьев. Когда земля выше, то вода должна быть доведена до нее оросительными канавами или трудом рук, ног и спин. Одной из первых достопримечательностей, которую увидели путешественники, были люди с коромыслами на своих плечах, на которых болтались два тяжелых ведра из дерева или бамбука. Они наполнили их в ручье и тащили наверх, чтобы полить молодые растения. В настоящее время путешественники наблюдали однообразный механический труд, который состоял из непрерывного движения ведер до воды, а затем наверх, где их опорожняли и спускались назад за другим грузом. В этом труде принимали участие неутомимые волы, которые тоже начинали с рассвета. Были семьи, слишком бедные, чтобы владеть волом, и за них ходили жены и дочери. У них тоже не было любопытства.
Дорогой в Южном Китае, как они обнаружили, является узкая дамба между рисовыми полями. Она вымощена плитками только в один ряд шириной до метра. Ширина символизирует особый факт, который гость понимает только постепенно. Он что-то пропускает, и, наконец, он понимает, что это такое. Здесь есть только тачки, но нет никаких тележек. Все грузы перемещаются на спине волов или людей, в основном на спине последних. Только в городах можно найти машины.
Поднялось солнце, шар пылающего огня. И тогда они обрадовались, что мистер Фу включил в свой рождественский пакет три легких зонтика из бамбука и бумаги, таких как все в этом регионе. Лучший сорт является водонепроницаемым и служит против дождя, а также солнечного света. Тропа шла вдоль потока, который впадал в море, и они предположили, что на пути будет деревня. Они встретили крестьянина, тащившего груз соломы, и Алтея попыталась спросить его на кантонском диалекте. Но, увы, он говорил на диалекте Сватов. Дальше в глубине страны будет диалект Хакки, и им нужно будет найти чиновника или другого образованного человека, прежде чем они смогут поговорить.
Деревни были повсюду, заверила их Алтея. Но никогда не надо спрашивать расстояния, потому что китайцы были настолько чрезвычайно вежливы. Они всегда скажут вам то, что, по их мнению, вы хотели услышать. Поэтому они сказали бы, что нужное место было «близко». Путешественникам не нужна карта этой земли. Было достаточно знать, что они должны проехать около двухсот километров в северном направлении, чтобы оказаться в безопасности от района, удерживаемого японцами, а затем они отправятся на северо-запад на несколько сотен километров и выдут на Ян-Цзы, реку, рядом с которой находился дом родителей Алтеи.
IV
Они пришли в деревню. И там они впервые встретили людей, которые с любопытством смотрели на них и пытались отвечать на их вопросы. Глава деревни, очень старый, надел по этому случаю грязный белый халат, смог произнести несколько слов на мандаринском диалекте. Он не видел ничего странного, что американский джентльмен путешествует с двумя беременными женами. Алтея рассказала ему, что мистер Бэдд очень богатый американец, друг президента Рузвельта, прибыл, чтобы составить планы по оказанию помощи Китаю против японцев. Она это придумала, и это беспокоило ее совесть. Старик просиял и поклонился в пояс. Он проводил их в чайную, где они могли сидеть в тени. Чайная была сделана из бамбуковой рамы и висевших на ней тростниковых матов.
Здесь Алтея начала ритуал, который был важен в Китае. Она как врач взяла это на себя. В этой переполненной земле вся «ночная почва» сохраняется и используется в качестве удобрения, поэтому все должно считаться зараженным. Вся еда должна быть тщательно приготовлена, и вся вода прокипячена. Прибыв в любое место, первая обязанность Алтеи состояла в том, чтобы пойти на кухню и наполнить ее алюминиевый чайник водой и поставить его на огонь, чтобы кипятить воду десять минут. Потом она будет держать его, пока он не остынет, а затем выльет его в кожаный бурдюк, предусмотренный для их путешествия.
В чайной была приготовлена еда из курицы с грецкими орехами и рисом. Ланни и Лорел развлекались в Гонконге с палочками для еды. Теперь им пришлось серьезно учиться, чтобы не шокировать тысячи людей, которые могли бы наблюдать за ними всю дорогу. «Лицо» имеет важное значение, и достоинство великой американской республики должно поддерживаться. Если увидеть в Китае, как попадает рис в рот с помощью ложки или вилки, это всё равно, как увидеть в отеле Ритци-Уолдорф в Нью-Йорке, попадание в рот пирога с помощью ножа. Если рассказать людям в Ритци-Уолдорф, что вы пришли из земли, где таким образом всегда едят пирог, то это лишь усугубило бы ситуацию. Потому что это все равно, что сказать, что все ваши люди так же плохо воспитаны, как и вы.
К тому времени, как закончилась еда, был организован следующий этап их путешествия. Около чайной стояли три маленьких ослика. У них не было седел, только ткань на спине, но не было никакой опасности, потому что они с момента своего рождения никогда не двигались быстрее, чем медленным шагом. И впереди каждого должен идти человек, ведя его за веревку. По-видимому, никому не приходило в голову, что один человек может вести трех ослов в цепочку. Но людей было гораздо больше, чем ослов.
Встал вопрос денег, и деревенский старец сказал им, сколько платить. У Ланни были какие-то «банкноты Гонконга», и по соседству их принимали. В старые времена путешественникам приходилось перевозить грузы «двадцатицентовиков» и «наличных денег». Эти монеты должны были из меди, но они были обесценены, и теперь, в военное время, они полностью исчезли. Бумажные деньги были в изобилии, и банкнота в один китайский доллар была самой маленькой, на которую можно купить что угодно. Золото, конечно, стояло выше всех, и обмен суверена должен осуществляться со многими предосторожностями.
Процессия выстроилась. Три туриста, сидели с достоинством, держа свой багаж на месте одной рукой и зонтик другой. Такая процессия выглядела бы странно в Америке, но здесь она была безупречна. Никто не спрашивал, почему специальный посланник от президента Рузвельта привез с собой двух беременных жен. Солнце сияло, и пот тёк по обнаженным спинам проводников, и со лба и подмышек всадников. Также с ослов. Так вскоре был добавлен новый запах к старому рыбному. Если путешественники устанут зажимать ослиные тела коленями, они могли сойти и идти рядом, но все равно они должны держать свои вещевые сумочки на месте. Никогда не нужно спешить на Востоке. Просто скажите себе, что вы не умерли в Гонконге, и что каждый шаг удаляет вас от японцев.
Это была не долгая поездка. Они были уверены, что в следующей деревне, несколько большей, они могли бы получить паланкины. Дорога шла по берегу небольшого ручья, и в ходе путешествия они узнали все о культуре риса, потому что рисовые поля были везде. Также был сахарный тростник, и еще одно растение, которое Алтея назвала коноплёй. При наличии почвы, солнца и воды можно вырастить всё, что угодно. Красивые золотые апельсины висели на деревьях, и их можно свободно купить и есть. Но их нельзя есть руками покрытые пылью Китая, и их нельзя вымыть водой Китая.
Следующая деревня была больше, а это означало, что она больше перенаселена. Дома сгрудились, чтобы оставить больше земли для выращивания. Им сообщили имя чиновника, и они встретились с ним, и снова были приняты с честью. Имя президента Рузвельта оказалось еще более убедительным, чем имя мадам Сан. Проводникам заплатили, но не обошлось без обсуждения. Было подано еще одно блюдо и воды вскипятили ещё больше. Их ожидали три паланкина. Паланкин в этом регионе не был прямым стулом, как в Гонконге. Это был своего рода гамак, в котором можно было находиться, полулёжа, только приподняв голову. Они были старыми и оборванными, но над головой был благословенный тент, поэтому не нужно было держать зонтик. Двое мужчин несли паланкин на плечах и шли с постоянной скоростью. Если привыкнешь к движению, то можно дремать, если хочешь.
По-видимому, эти худощавые и жилистые желтые люди никогда не уставали, но они никогда не уходили от дома на определенную дистанцию. Они боялись неизвестного, возможно, грабителей, возможно, злых духов. Пришлось расплачиваться с ними и нанимать новых. Кули и их предки были вьючными животными, переносившими тяжести на протяжении тысячелетий. Но теперь, под влиянием революции, они просыпались. Они ненавидели англичан, но любили американцев. Теперь они научились ненавидеть других желтых людей. Ланни хватило удачи привлечь того, кто любил говорить, и он показывал достопримечательности по дороге. Казалось, он не понимал, что путешественник не может понять диалект на языке Сватов, а Ланни не пытался объяснить.
V
Солнце садилось, и перед ними появилась еще одна деревня. Им сказали, что в ней была гостиница. Кроме того, неподалеку была американская миссия. Алтея смогла узнать, что ею руководят адвентисты седьмого дня, а это была неортодоксальная секта, вызывающая сильнейшее раздражение уважаемой прихожанки англиканской церкви. После усилия целой жизни удалось убедить нескольких язычников, что воскресенье было днем Господа, и что в этот день нельзя делать никакой работы. И тут появляются белые люди, называющие себя христианами, и рассказывают язычникам, что день Господень был субботой и что надо бросать работу на закате в пятницу!
Тем не менее, они хотели бы посетить эту миссию, где они могли бы получить чистую постель и питание. Но было еще одно возражение, присутствие двух беременных дам только с одним мужчиной. Они не могли снять эти пояса и позволить кули или прислужникам видеть их в своем девственном состоянии. Сделать так означало, что начать рассказ, который распространится по всему Китаю. Это раскроет, что они несут сокровища, и это было бы приглашением для всех бандитов на земле, а их были орды! Нет, в счастье и несчастье, они посвятили себя нравам страны, а также ее постелям.
Даже Алтея не понимала, насколько примитивна гостиница в этом отдаленном регионе. Они предполагали, что, по крайней мере, спальни будут только с блохами, вшами и клопами. Но теперь они обнаружили, что есть только одно общее помещение, в котором путникам разрешалось спать при оплате наличными. Кровать состояла из досок, разложенных на двух козлах, а подушка была деревянным чурбаком, если у вас не было ничего другого. Китайцы — общительные люди. И чем больше их набивалось в комнату, на улицу, в деревню, тем больше они чувствовали себя в безопасности. Их любовь к компании включала в себя свиней и цыплят и даже безопасных дружественных существ, таких как ослы и быки. Они не привыкли к тому, что белые туристы присоединяются к ним на равных условиях. Однако, если такое случается, то они будут улыбаться и кланяться, а затем начинают болтать с чрезмерном многословием. Их дети будут совершенно неподвижно стоять и совершенно бесшумно смотреть, пока их не прогонят.
Кости этих беженцев уже болели от твердых досок, но альтернативы не было. Они устали и заняли своё место. Врач приступила к своему ритуалу кипячения воды. Исследовав возможности на кухне, она вернулась и сообщила, что у них может быть рагу из утки и риса, приготовленных с сильными специями, при условии, что они готовы дождаться, когда утку поймают и убьют. Они подписали утке смертный приговор и тем временем утолили свою жажду прохладной водой из бурдюков.
Среди сокровищ в их вещевых сумках была банка с порошком против насекомых и маленьким распылителем. С его помощью они опылили деревянную полку, на которой они должны были спать. А также опылили манжеты рукавов и брюк, внутри своих рубашек, и везде, куда они могли достичь, соблюдая приличия. Операция наблюдалась с нескрываемым интересом местным населением, и Алтея сказала, что они, вероятно, примут ее за какой-то религиозный обряд. «Как сжигание ладана!» — заметил Ланни.
Алтея предупредила их, что нельзя, чтобы они видели использование каких-либо медикаментов, и, что бы ни случилось, они никогда не должны узнать, что она врач. Информацию разнесут повсюду кули, и от каждой деревни всех больных приведут к ним. Они должны будут использовать все свои скудные запасы без возможности их восполнения. Она заявила: «Люди считают само собой разумеющимся, что любое американское лекарство вылечит все болезни, и они будут оскорблены, если им откажутся помочь».
VI
Завершились захват и экзекуция утки, и им приготовили очень хорошую еду. Это был День Рождества, и Гонконг сдался, хотя они узнали об этом позже. Они посчитали, что им повезло, что они живы, и наслаждались вполне заслуженным рождественским ужином, который наблюдали люди, которые выращивали птиц, но, вероятно, не пробовали их мяса более одного или двух раз в год. Взрослые не стояли и смотрели, как дети, только украдкой бросали взгляды, и было видно, что они горячо обсуждали то, что они видели. Алтея сказала, что они будут говорить об этом в течение долгого времени. Лорел ответила: «Это верно и в отношении нас, и, конечно, меня». Ее острые глаза вникали во все, и Ланни догадался, что в американских журналах когда-нибудь появятся истории о провинции Квантун. Она спрашивала свою собеседницу о значении этого и того. Они могли говорить свободно, в уверенности, что никто из зрителей не поймет ни слова. Лорел могла даже сказать Ланни — «я обожаю тебя», пока Алтея кипятила воду и спорила о цене утки и риса со специями.
Начальник этой деревни пришел нанести им визит вежливости. Он был коротким, но величавым персонажем в старомодных черных висячих усах. Он говорил немного на мандаринском и сказал, что был сборщиком налогов района. Они не знали, какие у него могут быть политические взгляды. Во многих частях страны правили полунезависимые военные бароны. Поэтому путешественники использовали президента Рузвельта вместо Сун Цинлин. Чиновник сказал, что президент Рузвельт был великим человеком, и когда он собирался направить помощь Китаю? Все спрашивали об этом, куда бы они ни пошли.
Молва принесла в деревню две новости. Во-первых, о японском наступлении, идущим к северу от Кантона по железной дороге. Во-вторых, о грандиозной битве у ворот Чанши, главного города так называемой «рисовой чаши Китая». Чанши стоит на железной дороге, которая идёт от Кантона и Ханькоу через Центральный Китай. Японцы находились в обоих концах линии, и если бы они пошли с севера и с юга, то они разрезали бы Свободный Китай на две половины, восточную и западную.
Значение этого для беженцев было очевидным. У них с ними была карта, но им не нужно было ее изучать, они сделали это у мистера Фу. Дом Алтеи лежал рядом с железной дорогой, менее чем в ста километрах к югу от Чанши, и если враг выиграет битву, скоро не станет миссии. Другой пункт новостей был не менее тревожным, поскольку, если наступление из Кантона преуспеет, японцы пересекут маршрут, выбранный американцами. В настоящее время они и японцы движутся на север параллельно, японцы имеют преимущество железной дороги и двух рек, тогда как у американцев были только проселочные дороги.
Они упомянули об этом факте сборщику налогов, мистеру Фэну, и его миндальные глаза заблестели. «Вы забываете», — перевела Алтея, — «японцам противостоят армии на обоих концах линии. У американского джентльмена и его дам есть только друзья во всем Китае, которые помогут им двигаться быстро!» Далее он упомянул, что Чанши была взята однажды японцами, но они были вынуждены отказаться от нее, и это может повториться. В конце концов, врагу удастся захватить всю железную дорогу, но это будет не очень скоро.
Мистер Фэн сказал, что молва принесла новости о нападении на Перл-Харбор, и они поняли, что, наконец, американцы стали их настоящими союзниками. Почему они не пришли сразу? Ланни должен был объяснить, что они не смогут прийти долгое время, поскольку американцы были мирными людьми, такими как китайцы, и потребуется время, чтобы поставить свою промышленность на военные рельсы. — «Скажите ему, что Китай должен держаться!» На это мистер Фэн ответил, что Китай будет держаться, но это будет очень сложно из-за нехватки всего, и что их деньги потеряли свою ценность.
Чиновник пригласил их в свой дом, где им могло быть более комфортно. Но Алтея ответила, что у них договор с этой гостиницей, и если они сейчас уйдут, это будет воспринято как неучтивость, критику услуг, которые они получили. Собеседник признал, что это правда, и он был впечатлен их готовностью жить, как живёт китайский народ, и делить с ними лишения. Он сообщил им хорошие новости, что здесь был канал. Водные пути были в течение сотен лет основным методом путешествий в Квантуне, и лодки были удобными. С этим заверением они крепко заснули, и к их удивлению забыли о жесткости ложа.
VII
Их внимательный друг взял у них паспорта, а на следующее утро вернулся, возвращая их, а вместе с ними и официальную бумагу с напечатанными и написанными китайскими словами, заверенные резиновыми печатями, действительными для всех земель. Это было, по его словам, военное разрешение для проезда троих в Ханьян. Без него им было бы невозможно продолжать путь. Китай был в состоянии войны и был вынужден следить за шпионами правительства Токио и его марионетки, правительства Нанкина, а иногда, увы, Яньаньского правительства. Как мистер Фэн получил этот документ, он не сказал, но он намекнул на то, что это было не в его собственном департаменте, и что ему пришлось нелегко в организации вопроса. Доктор прошептала Ланни, что мистер Фэн ожидает некоторую материальную благодарность, и тысяча обесценившихся китайских долларов должна его удовлетворить. Ланни отвёл джентльмена, и лица всех были спасены. Они были рады получить этот документ. Их много раз останавливали жандармы и требовали показать его, и несколько раз им приходилось останавливаться в полицейских участках и заполнять анкеты.
Путешествие продолжилось. Они были очень аристократичны и имели свою лодку. Она было около пяти метров в длину с плоским дном. Тощие, деятельные желтые мужчины двигали её шестами и ни разу не теряли равновесия или любезного выражения лица. Один из них с усмешкой заметил: «Расколотим японскую армию!» — очевидно так мистер Фэн заручился их патриотическими чувствами. Пассажиры величественно возлежали на деревянных кушетках и осматривали зеленые зимой поля провинции Квантун.
Пошел дождь, и в полдень они остановились под защиту сарая для волов, находясь в компании с этими терпеливыми животными. Лодочники ели рис, который у них был с собой, и пили дождевую воду, которую они собирали в свои шляпы. Потом переворачивали шляпы и стояли под ней с широко раскрытыми ртами, ловя стекающий поток. Ланни спросил леди, была ли заражена дождевая вода Китая бациллой дизентерии. И она ответила «нет», но шляпы наверняка были. Она объяснила, почему кули умирают не все. Все, кто подвержен этой болезни, умерли на протяжении веков.
Дождь прекратился, и вышло солнце, а потом им не хватало дождя из-за жары. Они организовали свой день, начиная долгую поездку на лодке при первой полоске рассвета, а в полдень находили чайную или другое место, где они могли бы отдохнуть и, возможно, подремать под укрытием тростниковых ковриков. Возобновляли свое путешествие ближе к вечеру. Они благодарили китайские чайханы, которые, как кофейни в старом Лондоне и угловые аптеки в Америке были местами встреч и отдыха, где можно встретить людей и послушать разговоры. В Китае их больше, потому что клиентов больше. В отличие от крестьян на полях, у жителей города было больше досуга, или, во всяком случае, они им пользовались. По словам Лорел, в магазинах было больше продавцов, чем клиентов, и гораздо больше продавцов, чем продаваемых товаров, которые еще не приспособились к жизни в состоянии войны. Ланни заверил ее: «Когда мы вернемся в Америку, мы с удивлением узнаем, как она стала походить на Китай!»
Они раздумывали, что происходит дома, что происходит в Великобритании и Европе, в Маниле, Гонконге и Сингапуре. Но у них не оставалось сил много думать об этом. Их время и мысли были посвящены тому, как остаться в живых и получить чуть больше привычного здесь комфорта. Говоря как врач, Алтея сказала, что очень немногие среди этой человеческой массы были здоровы. Она указала на признаки переутомления и недоедания, а также на болезненные инфекции, которые здесь процветали. Было бесконечно трогательно увидеть людей, улыбающихся и благодарных за наименьшую доброту. Высшие существа, которые проходили мимо и наблюдали человеческие страдания, чувствовали себя виноватыми и обвиняли себя перед собственной совестью.
VIII
Все это время молодожены ни разу не уединялись. Даже когда у них была отдельная комната. Но она была только одна, и никак нельзя было объяснить, почему путешествующий господин не хотел, чтобы с ним в комнате были все его жены. Выставить одну из них унизило бы ее, возбудило бы сплетни. Возможно, для нее это могло грозить опасностью. Когда она уходила кипятить воду, она зарекомендовала себя женой номер два. И тогда господин сидел на доске рядом с его светловолосым и очень милым номером Один, и улыбался ей, говоря: «Я люблю тебя». Наблюдающая аудитория правильно интерпретировала улыбку.
«Дорогая», — умолял Ланни, — «приучай себя к общественной жизни. Ты играешь в спектакле, и публика полностью поглощена им».
Для леди из Балтимора это было тяжело. Но она поняла, что надо приспособиться к обычаям страны. Итак, когда они входят в переполненную чайную, где только мужчины, ей следует поклониться в манере королевы сцены и по-королевски им улыбнуться. Затем, в то время как номер два выполняет обязанности служанки, развлекать своего господина и хозяина веселым разговором. Когда он спросил: «Ты счастлива?» она ответила: «Я жива, и мой муж тоже». Когда он озабоченно спросил: «Ты хорошо себя чувствуешь?» Она скажет: «Я стала сильнее. Через некоторое время я буду готова взять свою сумку и идти».
Но, конечно, так нельзя в Китае. Даже дама бандита не поступит так. «И особенно не в твоём состоянии!» — сказал бы Ланни. Он отважился шутить об этом, ведь она была его женой, хотя в это время только по названию.
Постепенно она приучила себя к мысли, что самое общественное место может быть частным, если ты не чувствуешь разницу. Если китайским мужчинам нравилось видеть свет любви в глазах дамы с противоположной стороны мира, какой от этого вред? Может быть, это отошлёт их домой, чтобы быть добрее к их собственным женам. Ужас, связанный с перевязкой ног, в значительной степени закончился в Китае, заверила их Алтея, но эксплуатация женщин продолжалась повсюду по всему Востоку. Таким образом, эта пара продолжила свои воркования от одного города Квантунской провинции к другому, а зрители показывали все признаки того, что это представление им по вкусу.
Земля пошла в гору по мере того, как они уходили дальше от моря и от своих доброжелательных лодочников. Жара стояла почти такая же, но в воздухе было меньше влаги, и москитов стало меньше. Пологие склоны холмов были тщательно покрыты террасами, и яркие зеленые чайные растения, росшие повсюду, ласкали глаз. Они снова взяли паланкины. Некоторое время они ехали, а затем шли пешком. Их носильщики шли все время и, казалось, находили беспрецедентным, что люди шли своими собственными ногами, когда заплатили хорошие деньги за ноги других людей. Несомненно, состоятельные китайцы сказали бы, что они создают плохой прецедент, деморализуя службу доставки страны. Врач сказал, что миссионеры слышали такие же жалобы. Их обвиняли в распространении идей и в возбуждении людей. Те же обвинения были предъявлены Иисусу в другой стране, где богатство и бедность жили бок о бок в течение многих веков. Жалоба на миссионеров с особой горечью звучала со стороны белых «китайских старожилов», которые прибыли сюда, чтобы заработать деньги, и остались, чтобы заработать ещё больше. Они обвиняли миссии в революции красных и во всех потрясениях прошлой четверти века.
IX
Вдали они могли видеть голубые горы Нанлинь (Южно-Китайские горы), которые образуют границу между провинциями Квантун и Хунань. Им сказали, что из следующего города через эти горы проходит автобусный маршрут. Автобус всегда переполнен, но в Китае бедных можно высадить, а богатым и важным предоставить места. Всегда было так, и, видимо, никто не думал об этом. Эти трое должны были показать свое драгоценное военное разрешение; и после того, как оно было проверено и проштамповано, и они заплатили необходимое количество бумажных долларов, и им была предоставлена скамья, достаточно широкая, чтобы втиснуться могли все трое. Автобус гремел, но ехал. И они были рады, потому что им сказали, что им будет трудно найти кули, чтобы перенести их через горы. Не то, чтобы носильщикам было трудно восхождение, но они боялись бандитов, а также демонов, которых было множество в диких местах. В предгорьях не было деревьев, и они казались пастбищами, хотя, где была доступна вода, было много риса. Они прибыли в город, который был большим рынком для цыплят, привезенных со всей округи. Сюда шли кули, груженные корзинами и ящиками, полными живых кур и петухов. Кудахтание и кукареканье в городе добавили новую ноту к суете, которая, по-видимому, необходима для счастья китайского населения. Путешественники пировали на остановке цыпленком с рисом. Автобус снова отправился, неуклонно поднимаясь в гору.
Горы были не очень высокие, но их было много. Поездка заняла целый день, и они не видели бандитов, только отряд правительственных солдат, которые охотились за дезертирами, и вели колонну очень жалких мужчин, связанных веревками. Путешественники больше узнали о процессе набора в армию. Солдаты захватывали деревню, и все трудоспособные мужчины попрятались, но некоторых поймали и увели. Путешественникам было больно смотреть на это зрелище. Китаец, который не любил правительство Чунцина, объяснил, что богатым разрешено откупаться от военной службы, а бедных забирали даже тогда, когда они не подлежали призыву по закону.
Они с удивлением обнаружили, что в горах Южного Китая все еще есть леса, но процесс их вырубки постоянно продолжался. Деревья спиливали, но их не убирали с дороги и вынуждали автобус ждать, пока все ветки не будут обрублены. Холодные горные потоки искушали путешественников, но суровый надзиратель их здоровья запретил им пить даже эту воду, пока её не прокипятить. В течение часа или двух они наслаждались холодным отдыхом, а затем они спустились в провинцию Хунань, и снова стало жарко. Согласно статистике, в этой провинции проживало 27 миллионов человек, но Ланни сомневался, считал ли кто-нибудь их с самого начала. В высокогорье крестьяне выращивали пшеницу, арахис и чай. Ниже, там будет снова рис. Они были на пути к «рисовой чаше». Чтобы добавить вкуса к этой пище номер один, длинные караваны носильщиков несли корзины с грубой солью из холмов. По ущелью проходил ручей, и в него впадали другие. И воды было достаточно, чтобы сплавлять древесину. Деревья, спиленные выше, имели на концах прорезанные отверстия и вытаскивались канатами дюжиной кули. Так в «рисовой чаше» получались телефонные или телеграфные столбы!
X
Город был небольшого размера, но чайная располагала бесценным редкостным сокровищем, радиоприёмником! Радиоприёмник был старым и произвел много дополнительных шумов, но можно было услышать трансляцию из Чунцина, и Алтея переводила мировые новости. Америка призвала в армию десять миллионов человек, а президент Рузвельт обещал пятьдесят тысяч самолетов и много тысяч для Китая. Гонконг сдался, и Манила подверглась нападению. Как и голландская Ост-Индия. Теперь более близкие новости. Чунцин добился большой победы в Чанши, столице провинции Хунань. Большая и хорошо механизированная армия японцев была разгромлена и частично окружена. Кроме того, было остановлено наступление противника на север Кантона. Больше не было причин, мешающим туристам направиться на запад в долину реки, которая вела к дому Алтеи. Возможно, они даже смогут проехать по железной дороге, которую японцы не возьмут какое-то время!
Другой переполненный автобус отвез их в долину Луи-хо. Здесь была почти цивилизация по сравнению с отдаленной страной, которую они пересекли. Но здесь они не обнаружили улучшения, а наоборот. Ощущались последствия войны. Бесконечные колонны кули несли припасы на юг к кантонскому фронту, а оттуда шёл поток беженцев и раненых. Они видели только жалкие достопримечательности. Еда была скудной, цены выше, приюты переполнены. Река была мелкой, и даже самые маленькие лодки не могли пройти. Что касается железной дороги, то на первый взгляд она была ужасающей, поезда были переполнены пассажирами, внутри, снаружи и сверху. Но Алтея сказала: «Это Китай, но мы на поезд попадем!»
Вначале они должны были сообщить военным властям и проверить свой пропуск. Видимо, он был в порядке, и они все были очень вежливы. Затем они нашли телеграф. Любопытная вещь, оператор не знал ни слова по-английски, но он был экспертом в отправке сообщений азбукой Морзе. В Китае была отличная телеграфная сеть, и сообщения передавались по радио из Чунцина. Ланни сообщил радиограммой отцу, рассказав о своем побеге из Гонконга и своём браке, и попросил его известить о себе Бьюти, Ирму, Рика и Олстона. Он не был уверен, что сообщение дойдёт, но позже узнал, что оно было доставлено. Алтея послала сообщение своим родителям, но, как ни странно, оно не пришло.
Они нашли хорошую гостиницу, где получили полные ведра с горячей водой и приняли настоящие ванны. Утром их «отнесли» на железнодорожную станцию, а Алтея провела переговоры с ответственным должностным лицом. Она рассказала ему о важном американском эмиссаре и заплатила ему правильную cumshaw. Это был древний обычай, и когда подошел переполненный поезд, начальник станции поговорил с кондуктором, который подошел к американской леди и получил «что ему причиталось». Очевидно, у него было купе, который он оставался свободным для таких чрезвычайных ситуаций. Они были помещены в это купе, и старинный поезд пошёл нетвёрдой походкой дальше.
С каждым медленно пройденным ли[95] воздух становился прохладнее, а толпы пассажиров плотнее. Железная дорога была сравнительно новой, но река была здесь целую вечность, и деревни тянулись вдоль нее, иногда со зданиями, нависающими над водой, но всегда одно здание подпирало следующее. Параллельно с рекой шло шоссе шириной метра три, едва ли способное обслужить тягловых человеческих животных, идущих в обоих направлениях. Город, казалось, продолжался вечно, и, возможно, это был не один город, но нельзя в этом быть уверенным. Сидя рядом со своей женой, Ланни воскликнул: «Какая любопытная вещь! Помнишь, я рассказал тебе о сценах Китая, которые я увидел в хрустальном шаре?»
— Да, очень хорошо помню.
— Ну, это те же сцены, они такие знакомые, я не могу избавиться от ощущения, что я здесь был раньше.
— Когда это началось, Ланни?
— Около трех лет назад я прекратил экспериментировать с хрустальным шаром, потому что я не видел ничего, кроме Китая, и я устал от этого.
— Это было после того, как астролог предсказал тебе смерть в Гонконге?
— Это было вскоре после этого, и, конечно, я подумал, что это объясняло всё. Моё подсознание получило мощный толчок и приступило к тому, чтобы собрать все, что я прочитал об этой стране. Теперь меня продолжает поражать соответствие. Эти дороги переполненные движением и грузами, свисающие с мужских плеч, резные ворота через дорогу, дома с изогнутыми двойными крышами, квадратные сторожевые башни, высокие пагоды, похожие не здания с крышей, стоящие друг на друге. Я даже видел несколько калек и раненых».
«Но ты знал, что Китай воевал, Ланни!» — Она так беспокоилась, чтобы они не одурачивали себя.
— Я знаю, мы никогда не сможем быть уверены в этом. Но это так ярко, я не могу преодолеть это чувство.
— Да, но так происходит со снами. Подумай, как часто наш подсознательный ум сочиняет сложные фантазии, и когда мы просыпаемся, нам трудно понять, что этого не было. Я потратила полдня, пытаясь убедить себя, что какая-то неприятная вещь была совершенно мнимой.
«Помоги мне проснуться сейчас!» — ответил он с улыбкой.
XI
После наступления темноты перегруженный поезд доставил их в перегруженный город Хэнъян, ранее Хенчхоу. Пошел сильный дождь, но они проигнорировали его, потому что были так близко к месту назначения. У них был куча денег, а «деньги заставят кобылу пойти», а также всех ее китайских заменителей. Было найдено шесть «водителей кресел», изумительных существ, которые тащили их почти собачьей рысью, и кричали тем, кто блокировал узкий путь и иногда толкали их локтем. Теперь язык был мандаринским, и Алтея сказала, чтобы они приказывали: «Уступите дорогу американскому господину!»
Они купили себе китайские халаты из стеганого хлопка, как защиту от холода ночи, потому что шёл месяц январь, и холодные ветры иногда приходили из далекой Сибири. От дождя халаты намокли, стали очень тяжелыми и потеряли свой вид, но путешественники отказались искать убежища. Алтея несколько лет не видела своих родителей и была очень взволнована. Кули мчались, потому что они знали окрестности и были уверены, что в миссии их ждет горячая еда. «Я христианин», — гордо сказал один из них. Алтея с грустью рассказала своим друзьям, что он, вероятно, «рисовый христианин», тот, кто исповедовал религию, чтобы получать пищу.
Они поднялись по склону, на котором находилась миссия. Они прибыли много позже наступления темноты, поэтому Ланни увидел только смутные очертания нескольких зданий. Перед домом, который с детства был домом Алтеи, она подняла крик, и дверь была открыта, и свет выплыл вперед, и выбежала худенькая седая леди и обняла сырой сверток, в котором была её дочь. Плач с облегчением и счастьем, ведь они считали её погибшей в Гонконге.
Затем вышел высокий пожилой джентльмен с фонариком, и все они оказались под крышей крыльца знакомясь. Пока отец надевал плащ и вел кули в другое здание, где их покормили и разместили, Алтею и Лорел повели наверх, чтобы снять с себя одежды. Ну, и вид у них был в бесформенных халатах и мокрыми волосами. Смешная сцена, когда они лишились своих «поясов неверности» и объяснили испуганной матери, что это значит.
В этом доме была ванна, и они принимали её по очереди. Ланни побрился. Он отрастил бороду, и для себя выглядел смешно, а для новобрачной тревожно. Затем, чистые и теплые в удобных халатах они ели горячую пищу из американских продуктов, без риса, пожалуйста! Во время еды они по очереди рассказывали о своих приключениях. Родители получили письмо от Алтеи из Балтимора, говорившее, что она идет на яхте Ориоль. С тех пор они ничего о ней не слышали. Они слышали имя Лорел Крестон, но никогда не слышали о мистере Ланни Бэдде, который теперь появился как супруг одной дамы и спаситель обоих. Будучи старомодными людьми, они прониклись к нему полным доверием.
Вряд ли могла быть более счастливая вечеринка во всем Китае, чем в доме доктора Джона Тани Кэрролла той ночью. Он был Кэрроллом из Карролтона, этим именем была подписана Декларация независимости. Он был суровым добросовестным человеком. Без глубоких убеждений такой человек не пришел бы в эту часть мира. Он работал по десять часов в клинике здесь и в другой клинике в городе. А награда ждала его на Небесах, конечно же, он не в Хэнъяне. Мать была преданной душой, которая разделяла каждую мысль мужа и воспитала троих детей, чтобы следовать по его стопам. Короче говоря, это был христианский дом в хорошем смысле слова. Ланни желал, чтобы их можно было бы увидеть в разных частях земли, которые он посетил. Он сказал себе, что согласен принять Тридцать девять статей Англиканской церкви, если люди не смогут найти никакой другой основы для практики братства.
XII
Новобрачных соединила англиканская церковь. И было бы правильно, чтобы их союз был бы реализован под кровом той же церкви. В течение двух недель они никогда не оставались одни. Теперь они оказались в гостевой комнате с кружевными занавесками на окнах, скатертями на столах, «брызговиком» на стене за умывальником. Словом, утончённость дома среднего класса тридцатилетней давности, включая свежевыглаженные простыни и наволочки на кровати. В это место почти невообразимой роскоши Ланни привел свое вновь завоеванное сокровище. Он сел рядом с ней, взял ее руки и посмотрел в ярко-карие глаза, в которых чувствовался ум, а теперь немного страха.
«Я буду нежен и добр», — сказал он. — «Я знаю, как сделать тебя счастливой, и я сделаю это, и ничего больше. Это произойдёт сегодня ночью и во все другие ночи и дни». Это было своего рода дополнением к брачному договору, что церковники называют работой сверх необходимости.
В этом длинном путешествии Ланни мог поискать случай вступить в свои, что мир назвал «супружеские права». Но это сильно огорчило бы его новобрачную среди грязи и дискомфорта примитивного мира. Он это знал, и его внимание глубоко ее тронуло. Теперь она ответила: «Мое сердце твое, Ланни. Я доверяю тебе, поскольку я никогда не доверяла никому с детства, когда я доверяла всем».
«Скажи мне», — продолжил он. — «Ты хочешь иметь ребенка?»
— Я всегда думала, что их никогда у меня не будут, но я должна любить твоего ребенка.
«Это будет сильно мешать литературной деятельности», — предупредил он.
— Я могу всё устроить, я много думала об этом.
— Ты обнаружишь, что Америка в войне, тотальной войне. Помощь найти будет трудно.
— Я найду кого-нибудь, не волнуйся.
— Дорогая, я должен быть честен с тобой. Когда я вернусь домой, мне будет дано задание. Я пытался выяснить, что это будет, но не смог. Это задание может забрать меня от тебя надолго, и оно может быть опасно.
— Это тем более причина для того, чтобы иметь твоего ребенка, и не задерживаться с этим. Давай будем счастливы, пока можем.
Он поцеловал ее и приложил к ней свою выбритую щеку и прошептал: «Срывайте розы поскорей, Подвластно всё старенью». Следующая рифма шла «тенью», поэтому он не закончил строфу [96]. Вместо этого он сказал ей: «Я нашел правильную женщину, и я собираюсь сделать ее счастливой».
«Ты тоже должен быть счастливым, дорогой», — возразила она. — «Я не хочу быть эгоистичной женой».
«Не беспокойся об этом», — ответил он. — «Я был одинок в течение долгого времени, и теперь у меня есть именно то, что я хочу». Он улыбнулся близко к ее губам: «Все, что тебе нужно сделать, это направить меня, и я стану идеальным любовником!»
XIII
Утром они осмотрели миссию. Там была школа, аптека и небольшая больница, столовая и кухня, прачечная и коттеджи для руководителей и общежития для работников и работниц. В центре этой древней забытой земли был создан и поддерживался небольшой уголок американской цивилизации. У него было название Chung Hua Sheng Kung Hui (Святая католическая церковь в Китае или англиканско-епископская провинция Китая). Ланни слышал, что над миссионерами насмехались, что они живут по американским стандартам. Но, попробовав другой образ жизни, он был уверен, что ни один американец не сможет жить, как живут китайские массы, и в то же время вести интеллектуальную или профессиональную работу. Вскоре он заметил, что все эти люди были худыми. С ростом цен их небольшие зарплаты теряли ценность, и никто не получал достаточно еды.
Ланни разговаривал с некоторыми из китайцев и задавался вопросом, как много из них были «рисовыми христианами». Конечно, он не мог заглянуть им в душу, но он мог видеть, что они более или менее хорошо изучали английский, и многие могли читать по-английски. Они научились блюсти чистоту и использовать современную технику. Им не нужно было учиться упорно работать. Все на Дальнем Востоке работали упорно, за исключение очень богатых и порочных, таких как опиумные наркоманы, картежники и другие паразиты. Новообращенные миссии знали, что существует такая вещь, как идеал альтруизма, и они, по крайней мере, заплатили дань, которую порок платит за добродетель.
Наибольшее удивление гостя вызвала политическая атмосфера, которую он обнаружил в этой миссии. Он привык думать об англиканской церкви как о прибежище, возможно, о последнем прибежище благовоспитанного и изысканного консерватизма. Так было в Ньюкасле и еще больше на Французской Ривьере. Все «лучшие люди» посещали её вместе со своими врачами, юристами и поставщиками — часто по деловым соображениям — и с их тщательно подобранными гувернантками, секретарями и горничными. Вряд ли кто-то еще посещал её, и если бы их убрать, то не было бы никакой церкви. Но здесь Ланни обнаружил, что преобладающим политическим окрасом миссии был Розовый с вкраплениями яркого красного. Он подумал, сумели ли древние китайцы обучить своих учителей? Или могло ли быть так, что ежедневный контакт с нищетой Востока привел Церковь Иисуса к мировоззрению её Основателя, который Сам жил в таких же условиях?
Какова бы ни была причина, но епископ этой епархии со штаб-квартирой в Ханькоу был на протяжении сорока двух лет законченным сторонником масс в их борьбе против помещиков и ростовщиков. Он убедился, что так называемые «христианские генералы», которые отрубали головы тысячам коммунистов, не были идеальными представителями «скромного Назарянина». Епископ Руц ушел на пенсию три или четыре года назад, но его портрет полного, лысого и очень решительного священнослужителя все еще висел в главном зале миссии, и его дух все еще доминировал над этим учреждением. Он объявил себя «христианским революционером» и пригласил так много ненавистных красных укрыться в его доме, что его враги окрестили это место «осью Москва-Царство Небесное».
XIV
Священник этой миссии был пожилым китайцем, доктором Йи Юань-цаем. Добрый, мудрый и набожный создатель христианских новообращенных. Ланни объяснил ему обстоятельства своего брака в Гонконге и своё желание, чтобы у брака была та юридическая сила, которая была не доступна под дулами японцев. Д-р Йи заверил его, что в соответствии с китайским законодательством он обладает всеми полномочиями для проведения церемонии и что его законность будет признана союзным правительством Соединенных Штатов Америки. Так пара встала в доме Кэрроллов и в присутствие этого семейства возобновила свои обещания. Ланни отправил своему отцу еще одно сообщение по беспроводной связи, объяснив все обстоятельства. Робби был тот, у кого должна быть полная ясность, в случае, если рок, который пропустил Ланни в Гонконге, достанет его где угодно по дороге домой.
У них теперь был радиоприёмник с короткими волнами, и они могли получать мировые известия и доверять им. Всегда, когда он поворачивал настройку, первая мысль Ланни была связана с атомной бомбой. Что она уничтожит, Берлин, или Лондон, или Нью-Йорк? Но нет, шла простая старая рутина, военная мясорубка. Немцы должны были отказаться от попыток взять Москву зимой, но они взяли Ростов в восточной части Черного моря, и это было серьезно, потому что это было так близко к нефти Кавказа. Японцы спускались к Сингапуру, поражая мир скоростью, с которой они двигались там, что должно было быть непроницаемыми джунглями. Они взяли Соломоновы острова, те людоедские острова, мимо которых прошла яхта Ориоль. Людоеды им были не к чему, но они получили прекрасную гавань Тулаги на пути в Австралию или в Перл-Харбор, или в оба направления сразу.
Их армии в Китае были определенно остановлены в Чанши на севере и на кантонском фронте на юге, что означало передышку для миссионеров. Но она могла быть только временной, потому что явно японцы должны были захватить эту железную дорогу, единственную линию сообщения с севера на юг по всей стране. Они будут продолжать посылать подкрепления и атаковать. Миссионеры столкнулись с ужасной перспективой покинуть это место и эмигрировать на запад. Как им это сделать, с такими плохими транспортными средствами? Около пятидесяти миллионов китайцев уже сделали это, оставив все, кроме того, что они могли увести в тачке или унести на спине. В истории не было такой массовой миграции. Но она продолжалась, чему способствовали продолжающиеся зверства японцев.
XV
Дюжину лет назад, когда Ланни Бэдд был «диванным социалистом», он нашёл в книжном магазине школы Рэнд книгу Агнес Смедли Daughter of Earth (Дочь Земли), о которой он слышал. Он прочитал необыкновенную историю жизни ребенка, рожденного в большой семье бедных белых американцев. Её постоянно тащили из одной части страны в другую в бесконечной бедности. Ей удалось по кусочкам получить образование и стать школьной учительницей, а затем пропагандистом непокорности и другом угнетенных всех стран. Попав в Китай как журналист, она присоединилась к делу китайских рабочих и прошла путь с Красной Армией, о чём поведала миру.
Ланни и Лорел уже слышали об этой армии от Сун Цинлин. Как рабочие и крестьяне поднялись против помещиков и ростовщиков и создали правительство в соответствии с тремя народными принципами. Правительство Гоминьдана под контролем зятя мадам Сан, генералиссимуса Чан Кай-ши, подавило это мятежное правительство массовыми убийствами. Результатом стал знаменитый Великий поход. Большая армия ушла на северо-запад, на расстояние, подобное расстоянию между двумя океанами в Соединенных Штатах. Теперь они расположились к югу от Великой китайской стены, и между ними и правительством Чунцина было перемирие, когда они сражались с японцами. Красные были известны как Восьмая армия. А в библиотеке миссии была еще одна книга Агнес Смедли, China Fights Back (Китай даёт отпор), рассказывающая историю ее путешествий и приключений с этой армией в ранних кампаниях, которые были теперь уже четыре года назад.
Алтея, будучи благородной душой, отправилась на работу без одного дня отдыха. Но двое других были людьми праздного класса, которые имели право на развлечения. И, кроме того, у них был медовый месяц. Что может быть приятнее провести его, читая о героизме других людей? Агнес Смедли с тяжело травмированной спиной всегда с болью шла пешком или ехала на лошадях по региону, где не было самых элементарных предметов первой необходимости. — «Нет ни гвоздей, ни масла, ни жира, ни соли, ни топлива для огня. Я буду писать в разгаре зимы без огня, чтобы согреть меня. И (нужно вам говорить?) без достаточного количества пищи. Наша пища теперь осенью — рис, или просо в качестве основы, с одним овощем. Сегодня это была репа, а вчера была репа. Иногда у нас нет овощей вообще».
Такова была цена, которую китайские массы платили за свою свободу, и которую американская их сторонница платила, чтобы сообщить об их жертвах. Женщина с травмированной спиной несла свою пишущую машинку на себе, потому что она боялась перегрузить лошадь и мула, который несли припасы ее партии. «Если моя лошадь или мул умрет, я пропала», — писала она. И пришла к выводу: «Я не жалуюсь, когда пишу все это. Это самые счастливые, самые целенаправленные дни моей жизни. Я предпочитаю одну миску риса в день и эту жизнь всему, что цивилизация может мне предложить. Я предпочту шесть месяцев ходить и ездить с травмированной спиной исцелению, если мне придётся оставаться в постели». Ланни и Лорел по очереди читали эту книгу вслух. И когда они закончили, новобрачная сказала: «Мы должны пойти туда и увидеть всё это, Ланни, было бы преступлением быть рядом и пройти мимо».
— Это только звучит рядом, но это не так, дорогая. Это расстояние от Нью-Йорка до Чикаго, и железных дорог для хорошей части пути нет.
— Я знаю, но мы должны добраться туда. Кто-то должен написать о том, что происходит сейчас. Они знали, что здоровье Агнес Смедли ухудшилось, не выдержав напряжения, и она вернулась на родину.
«Это будет трудное путешествие», — предупредил он. — «Условия не будут лучше, чем четыре года назад. Они, вероятно, будут хуже».
— Да, но мы можем взять припасы, я полагаю, что ты мог бы запросить свой банк дома, мы могли бы получить теплую одежду. Многие люди совершали такие поездки даже зимой.
— Кажется, это сомнительный способ зачать ребенка, дорогая.
— Это будет только вопрос первых месяцев. Нам не нужно долго оставаться. Я быстро получаю впечатления и записываю то, что мне нужно.
— А как насчет твоего романа?
— Я не забуду его, я просто напишу несколько статей о Китае. Может быть, я ничего не смогу напечатать, но я бы хотела попробовать.
— Мне не нравится тащить тебя в опасность, Лорел…
— Я знаю, ты отважный и смелый человек, ты сам хочешь попасть в опасность и оставить свою утончённую чаровницу дома. Но ты называешь себя феминистом, а это значит, что женщины требуют своей доли как в плохом, так и в хорошем.
Вряд ли можно это было оспаривать, и Ланни сказал: «Хорошо, если это то, чего ты хочешь, мы поговорим об этом с двумя врачами и посмотрим, что они скажут, как это можно устроить». Он имел в виду отца и дочь, с которыми он уже обсуждал идею выхода через Чунцин. Возможно, что в плане опасности было не так много выбора между двумя маршрутами. Если придется лететь из Чунцина, то придётся пересекать «Горб», самый опасный участок воздушного маршрута в мире. «Если мы пойдем на север», — предложил он, — «мы могли бы получить самолет в Россию».
«Ось Москвы-Небеса в обратном направлении», — улыбнулась Лорел.
Муж, обмениваясь остротой, заметил: «У меня есть название для твоей первой книги Красный медовый месяц».