Возвеселится пустыня [99]
I
Пришло время для мистера и миссис Бэдд двигаться дальше. Дефицит питания начал влиять на их здоровье. Щеки Лорел стали бледными, и она теряла в весе. У них была туберкулезная диета, и на ней могли выжить лишь немногие белые люди. Многие китайцы страдали от этой болезни. Ланни вспомнил случай Торо, который сохранил свою независимость за счет своего питания и был наказан за это. Не было смысла без нужды расплачиваться таким образом.
По прибытии в Яньань Ланни сначала познакомился с двумя знающими русскими, представлявшими ТАСС, информационное агентство Советского Союза. Они получали новости со своей родины по радио и передавали их в газеты Китая по национальной почтовой системе, которая все еще работала, несмотря на войну. Ланни догадался, что эта пара находится в контакте с советскими властями через Улан-Батор, столицу Внешней Монголии.
Он объяснил им, что он племянник Джесса Блэклесса, депутата от коммунистов в парламенте недавно умершей французской республики, а теперь Блэклесс служит советником по французским делам в Наркоминделе, министерстве иностранных дел СССР, расположенном в Куйбышеве, куда переехало правительство. Кроме того, Ланни зять скрипача Ганси Робина, и сводный брат Бесси Бэдд Робин, его аккомпаниатора. Оба Робина имеют звание «заслуженных артистов Советского Союза» и после нападения гитлеровских бандитов отправились в Москву, чтобы выразить сочувствие и поддержку советским людям. Все трое этих людей звали Ланни приехать в Советский Союз, и Джесс Блэклесс сказал, что он может получить необходимое разрешение. Именно по этой причине мистер и миссис Бэдд прошли долгий путь из Гонконга в Яньань. Ланни далее объяснил, что его отец является президентом Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, чьи самолеты скоро отправятся в Россию по ленд-лизу, если они уже не были там.
Он хотел сообщить Джессу Блэклессу, что его племянник находится в Чунцине и хочет приехать в Советский Союз. Агенты сообщили ему, что у них нет передающего аппарата. Они отвели его к главе Агентства Новый Китай, коммунистической сети новостей. Глава согласился выпустить эту новость в эфир. Он считал с разумной вероятностью, что московские станции, ведущие радиоперехват, обратят внимание на эту передачу. Конечно, это была новость, что сын президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт скрылся от японцев в Гонконге, прошёл по всему Китаю и теперь находится в Яньане. Его жена, писатель из Нью-Йорка, которая использовала псевдоним Мэри Морроу в журнале Bluebook, также была новостью. А также, как и тот факт, что они хотели посетить дядю мистера Бэдда. Следовало ожидать, что московская станция радиоперехвата возьмет на себя труд сообщить этому дяде о записи такой трансляции.
II
Ланни знал, что во всех странах бюрократические колеса вертятся медленно, и поэтому он не ожидал быстрого ответа. Он был приятно удивлен, когда через три дня один из сотрудников ТАСС передал ему сообщение: «Поздравляем, будем пытаться организовать транзитные визы, буду на связи Джесс Блэклесс». Затем на пару недель тишина. Ланни подумывал пойти к властям Яньаня и попросить их вмешаться, когда, наконец, пришло решение: «Приглашение получено приезжай Улан-Батор оттуда будет предоставлен транспорт Джесс Блэклесс».
Красный дядя, возможно, не осознал, какую задачу он задал молодожёнам тремя словами инструкций: «Приезжай Улан-Батор». Эта столица Внешней Монголии лежит на тысячи километров к северу. Сначала придётся пересечь Великую китайскую стену, а затем пересечь пустыню Гоби, из которой шли пыльные бури, которые заставляли всех в Яньане прятаться в своих пещерах. С каждым шагом становится холоднее, а в конце маршрута будет почти Сибирь. Это было в конце февраля, но весна задерживается в этом регионе, и для такого путешествия потребуется экспедиция.
Их единственный шанс — лететь. И этот шанс Ланни обсуждал с властями Яньаня. У них здесь был плохонький аэродром и только один маленький самолет, который не был разбит японцами. И тот требовал ремонта. Чунцин имел самолеты, и иногда они поставлялись в соответствии с договоренностью об обмене, но они никогда не имели дела с частными лицами. На территории центрального правительства было несколько коммерческих авиакомпаний, но им никогда не разрешалось пересекать границу на Красную территорию. Ланни побывал в аэропорту, и с помощью Хана опросил ответственных лиц, но никто не знал самолетах, которых можно было нанять, или как можно по воздуху попасть в столицу Внешней Монголии.
Разумеется, пара могла бы отправиться через Чунцин. Ланни мог отправить в американское посольство сообщение по беспроводной связи, обратившись за помощью, и, несомненно, посольство обеспечит вывоз этой пары каким-нибудь правительственным самолетом. Но тогда они не попали бы в Россию, и это было бы признанием поражения. Чунцинские чиновники выругали бы их и конфисковали бы все заметки Лорел о Яньане и, возможно, и об остальной части Китая. В них она показала себя враждебной личностью, нарушившей строгие правила Чунцина.
Ланни начал спрашивать о верблюдах и о том, что нужно для пересечения Гоби. Лорел все еще имела большую часть золотых соверенов, зашитых в её пояс. Но как можно связаться с монголами, нанять верблюжий караван и выяснить, сможет ли их правительство разрешить проход экспедиции? И каковы были шансы на то, что японцы не совершат набег на любую часть маршрута? Как им может помочь правительство Яньаня? И так далее.
В этот момент им выпала нежданная удача. Один из знакомых Лорел студентов сказал ей, что прошлым вечером прибыл странный самолет. Ланни поспешил в аэропорт, чтобы узнать об этом. Там стоял двухмоторный небольшой, видимо, транспортный самолет. Он не мог в этом убедиться, потому что солдаты охраняли его и никого к нему не подпускали. Ланни попытался расспросить местного служащего, который знал немного английский, но человек молчал. Все хранилось в секрете. Ланни подумал, что это может быть вражеский самолет, который заблудился, и у него кончилось горючее.
Об этом самолёте ему рассказал один знакомый офицер. Самолет пилотировал француз, который утверждал, что спас его от захвата в результате нападения японцев в провинции Хэбей. Согласно утверждению пилота, он совершал коммерческие рейсы для одного концерна, и они приостановили полёты самолета до того момента, когда бизнес мог быть возобновлен. Услышав, что вражеские войска приближаются к месту, француз бросил в самолет несколько канистр топлива и поднялся в воздух. Он пытался приземлиться на аэродром на территории центрального правительства, но был обстрелян, и поэтому он решил попробовать Яньань. Власти здесь засомневались в нем, подозревая его в шпионаже или саботаже, и на время заперли его.
Ланни получил разрешение на собеседование с пилотом и нашел его типичным продуктом парижских бульваров. Циничным, умным, осознающим все худшие факты в мире. Его звали Жан Фуше. и он, конечно, был рад встретиться с тем, кто понимал его argot и мог поговорить о старых временах. Ланни убедился, что он действительно был тем, за кого он себя выдавал, человеком без малейшего интереса к китайской политике, который летал по всей стране за большие деньги и только хотел вернуться в Париж с деньгами в карманах. Он принял Ланни за искусствоведа и сына богатого человека и спросил, что, по его мнению, эти красные salauds сделают с ним, и конфискуют ли они самолет? Перед тем, как закончить разговор, он с легкой хитринкой предложил: «Не хотите ли вы купить его, мистер Бэдд?»
Ответ Ланни, должно быть, удивил его. «Если бы я купил его, вы могли бы довезти меня на нём в Улан-Батор?»
III
Ланни прямо поставил вопрос Мао Цзэ-дуну, который отрицал, что он диктатор, но кто может что-то сказать об этом. Американец объяснил, что он понятия не имел, каково будет отношение пограничного правительства к самолету-беженцу, будут ли они его конфисковать или покупать. Все, что он хотел, это пересечь пустыню Гоби. Он хотел попасть в Москву, не спрашивая милостей Чунцина и не рискуя конфискацией драгоценных записей своей жены. Если она доберётся до Нью-Йорка, сохранив эти записи, она сможет написать статьи, пропагандистская ценность которых для Яньаня превысила бы цену многих самолетов. Ланни Бэдд, давний социалист, знал, как представить дело председателю партии Народного правительства. Он добавил, что у него было такое же сочувствие этому правительству, что он готов щедро заплатить за такую услугу.
Народный совет, или Генеральный штаб, или кто бы ни решал такие вопросы, два дня обсуждали этот проект. Затем вежливый молодой чиновник, какие они были вежливые, и как молоды! — объявил мистеру Ланни Бэдду. Народное правительство будет радо транспортировать его и его жену в Улан-Батор за фактическую стоимость бензина, которая, к сожалению, была очень высока. Они оценили её в восемь тысяч китайских долларов, что составляло четыреста американских долларов. Молодой чиновник назвал эту сумму, оправдываясь, как если бы он был готов поделить ее пополам, если мистер Ланни Бэдд проявил какие-либо признаки недовольства. Но Ланни быстро ответил, что сумма кажется разумной, и он был бы счастлив заплатить ее золотом. Его спросили, когда он хотел бы совершить поездку, и ответил, что он и его жена будут готовы через пять минут. Ему сказали, что решение будет зависеть от погодных условий. Также, что аэропорт Улан-Батора будет уведомлен по беспроводной связи о предлагаемом рейсе.
«Пилот и второй пилот будут нашими», — значительно заметил чиновник. Ланни этого и ожидал. Они не хотели, чтобы Улан-Батор мог бы понравиться мсьё Фуше, и он решил бы остаться там. Ланни отважился спросить, что будет с этим человеком, и ответ был тот, что он уже выпущен, и ему дали полезную работу, но такого рода, которая не могла быть рядом с аэропортом! Ланни не спросил, заплатят ли человеку за самолет. Давний социалист знал коммунистическую формулу: «Социализация средств производства и распределения». И, безусловно, транспортный самолёт попадал под эту формулу. Недавно теоретики Яньаня решили, что они содействуют частному предпринимательству, чтобы уничтожить феодализм, своего первого и самого реального врага. Но они, вероятно, не захотят применить эту новую директиву к самолету сомнительного происхождения.
IV
Путешественники упаковали свои немногочисленные вещи. Остальное раздали своим друзьям. Настало печальное время прощаться. Верный Хан заплакал и сказал, что свет его жизни померк. Ланни дал ему адрес Ньюкасла и сказал ему писать, когда позволят обстоятельства. Их друзья все обещали написать. Когда-нибудь снова будет мир, и Свободный Китай построит новый мир, настолько замечательный, что все в Америке захотят прилететь, чтобы увидеть его!
Телега вывезла их на поле перед рассветом в пальто из овчины и с ногами, обернутыми одеялами. Они приготовились к долгому перелёту. Их багаж включал две бутылки воды и обед, состоящий из отварного риса, ломтиков пряной баранины и двух крупных маринованных огурцов. Как только наступил рассвет, самолет взлетел, и они пролетели мимо высокой пагоды, которая должна была удержать врагов. Вскоре после восхода солнца они оказались над Великой стеной, о которой они слышали с детства, но не ожидали её увидеть. Она была достаточно широкой, чтобы несколько всадников могли проехать в ряд. С воздуха стена выглядела как параллельные тросы подвесного моста, висевшего от башни до башни над бесконечными холмами Северного Китая. Им сказали, что она тянулась на девять тысяч километров. Несомненно, стена была одним из самых монументальных произведений человека, но ей не удалось удержать монголов вне этой страны.
С другой стороны была Внутренняя Монголия, теперь частично в руках японцев. Но врага они не видели, и огромное небо было пусто. Они перелетели через Желтую реку, Хуанхэ, которая здесь совершает большой двойной поворот. Время от времени они пролетали деревни и видели крестьян, которые работали, но крестьяне редко поднимали голову. Китайцы двигались в эту страну, вытесняемые на запад японцами, а монголы двигались перед китайцами.
Этот самолет не был построен для комфорта, только для перевозки грузов. У него не было нагревательных приборов, и не требовалось излишней траты топлива. Обшивка передавала каждый звук. И рёв изношенных двигателей заставлял кричать, чтобы быть услышанным. Дополнительные канистры с бензином лежали на полу, но остальная часть пространства находилась в распоряжении пассажиров. Они могли стоять и смотреть из окон, сначала с одной стороны, а затем с другой, выискивая что-то интересное. Теперь они были над Внешней Монголией, великой пустыней Гоби. Голые барханы из песка, нанесённые ветром, иногда переходящие в холмы со скалами.
Где-то в этих огромных пространствах экспедиция Эндрюса обнаружила яйца динозавра, возможно, самое сенсационное событие в истории археологии, геологии или какой-либо науки, которая имеет дело с древними яйцами. Это было тогда, когда Ланни занимался любовью с Мари де Брюин на Побережье Удовольствия. И теперь, даже если ему указать на это место, он не смог бы его разглядеть с высоты полкилометра. Нет ничего более монотонного, чем смотреть на пустыню, если не смотреть на пустой океан. Карта показывала маршрут караванов через Гоби, но они не видели никаких следов и никаких признаков жизни. Скоро они устали стоять на ногах, и легли, обернувшись в одеяло от холода.
Ланни думал, и его мысли были не совсем приятными. Это был двухместный самолет, и на всех таких самолетах существовала такая практика, пока пилот ведёт самолёт, второй пилот определяет на высоту солнца, скорость ветра и другие факторы, которые составляли то, что пилоты Пан-Ам называли Howgozit (Каконолетит). Но впереди сидели два китайца, которые были похожи на школьников и не имели никаких инструментов и никаких карт. Что они делали? Просто гадали? Или они знали эту пустыню так хорошо, что могли отличить одну цепочку песчаных холмов от другой? Пилоту не требовалось таких знаний. Он только сказал с веселой усмешкой: «Я тебя довезу!»
Улан-Батор не мог быть таким большим городом, что его можно увидеть на значительном расстоянии. И предположим, что его пропустили и начали кружить, ища его? Был ли запас дневного света, потому что полёт, по оценкам, занимал всего шесть или восемь часов в зависимости от ветра. Но хватит ли бензина? И предположим, необходимо спуститься в этой пустынной и ужасной местности? Можно ли найти ровное место с такой высоты? И если приземлиться на такую землю, можно ли когда-нибудь снова взлететь? Что будет с людьми с ограниченным запасом продовольствия и воды? Можно ли выдержать холод в эти пустынные ночи? Если разразится смертоносная песчаная буря, самолет может быть погребён. У них не было таких жарких ветров, таких, какие дуют из Сахары, делая иногда несчастной жизнь в Южной Франции и Испании. Здесь были ветры, которые пришли из Сибири и Арктики. Ланни вдруг решил, что у него слишком много рисков с его драгоценной женой.
V
Она лежала на спине. На твердом полу это самое удобное положение. Она была завёрнута в одеяло, и холод в середине утра не слишком ощущался. Ее вещевой мешок, частично опустошенный, служил подушкой, и ее глаза были закрыты. Он думал, что она спит, и некоторое время сидел и смотрел на нее с любовью. Были основания полагать, что в ее теле произошло великое чудо природы, и Ланни думал об этом всегда с трепетом. Это не был его первый опыт эмоций отцовства. Его мысли переметнулись на другую сторону мира, где его первый ребенок скоро отпразднует свой двенадцатый день рождения. Он послал ей телеграмму из Манилы, а Робби должен был сообщить ей новости из Хэнъяна.
Он снова посмотрел на свою жену и увидел, что ее губы шевелятся. Он подумал, что она разговаривает во сне, и приложила ухо к ее губам, с мыслью, что ей будет интересно узнать, о чём она говорила. Ее голос всегда был тихим, не предназначенным для соревнования с двумя моторами транспортного самолета. Но он слышал ее голос, и как-то он звучало иначе. Он наклонился еще ближе и разобрал слова.
Вот что он услышал:
«Я на самом деле не злюсь, и я хочу, чтобы вы были счастливы, я не была предназначена для него. У меня не было достаточных знаний, и, полагаю, я слишком его жаждала. Мужчинам это не нравится. Мать предупреждала меня, но я не стала слушать. Во всяком случае, теперь это не имеет значения. Позаботься о нем. Лорел, он действительно добрый человек. Он слишком хорошего о себе мнения, но ты, возможно, можешь это немного исправить».
Голос замолчал; и Ланни подумал: «Боже мой! Лизбет!» Прямо, как обычно, появилась скептическая мысль: «Или это сон Лорел?» Во всяком случае, это было необыкновенное явление, и опытный исследователь паранормальных явлений не упустил ухватиться за такую возможность. Он приложил губы к уху своей жены и сказал достаточно громко, чтобы его услышали, но недостаточно, чтобы разбудить ее: «Это ты, Лизбет?»
«Да», — последовал ответ.
— Это Ланни, ты хочешь поговорить со мной?
— Я всегда была рада поговорить с тобой, Ланни.
— Где ты?
— Я в мире духов.
— Ты счастлива?
— Я всегда счастлива, я все еще люблю тебя, Ланни. Теперь это не может быть ошибкой.
— Я рад это слышать, я всегда хотел, чтобы ты была счастлива.
— Я знаю это. Ты никогда не говорил мне ничего плохого.
Это звучало для слушателя, как стандартный разговор во время сеанса. Он хотел чего-то более убедительного, поэтому он спросил: «Можешь ли ты рассказать мне, что с вами случилось?»
— Это очень трагично, Ланни, и я не люблю говорить об этом.
— Все твои друзья будут очень рады узнать, Лизбет, особенно твоя мать.
— Японцы уничтожили яхту Ориоль, они затопили ее одним снарядом, и у нас не было времени, чтобы сесть в лодки.
— Все на борту погибли?
— Все. Они уплыли и оставили нас.
— Когда это было?
— Утром после того, как мы покинули Гонконг, они затопили много кораблей.
— Твой отец с тобой?
— Да, скажи матери, что с нами всё хорошо.
— Есть ли какое-нибудь специальное сообщение для вашей матери? Что-то, что убедит ее, это говорила ты.
— Ничто не убедит ее, я боюсь, но ты можешь попробовать. Скажи ей, что мыши сделали гнездо в тряпичной кукле, которая раньше была моей подружкой, и теперь она находится в старом сером сундуке на чердаке.
— Ты придешь к своей матери и поговоришь с ней, Лизбет?
— Я постараюсь, но я не уверена, что смогу это сделать.
— Придешь и поговоришь с Лорел еще?
— Я не могу обещать, я очень устала, я долго говорю.
Голос исчез. Лорел несколько раз вздохнула, как всегда при выходе из транса. Это было, насколько знал Ланни, в первый раз, когда она когда-либо впадала в спонтанный транс. Но, конечно, это могло произойти много раз, только она не осознавала это. Ему было любопытно узнать, поймет ли она это сейчас. Он решил рассматривать это как проблему психологии, а не размышлять о трагической истории, которую он слышал. Просто сейчас было не то время, чтобы рассказать Лорел о таких новостях, если это была новость.
Когда она открыла глаза, он прислонился к ее уху и спросил: «Ты спала?»
«Полагаю, что так», — ответила она. После транса она всегда была слегка не в себе.
— Тебе снился сон?
— Я не знаю, я не помню.
— Полежи немного и постарайся что-нибудь вспомнить.
Он оставил ее в покое и подумал об этом странном опыте. Это была старая история с ним. Он не мог быть уверен, считать ли это на самом деле духом Лизбет Холденхерст или это было результатом собственного подсознания Лорел, проигравшего то, что могло случиться с яхтой. Это был факт, что с восьмого декабря прошлого года не было ни дня, чтобы его жена не говорила ему что-то по этому поводу: «Как вы думаешь, что случилось с яхтой Ориоль? И когда мы сможем это узнать?» Он сказал ей, что они могут связаться по радио из Улан-Батора. Без сомнения, что эта проблема постоянно была у нее в голове. Идея снаряда японского военного судна и то, что он сделал бы с яхтой, обсуждалась ими много раз. Слова, которые говорила Лизбет, были похожи. А почему бы и нет? Лорел знала свою кузину с детства. И если Лорел автор намеревалась написать диалог со своей соперницей за любовь Ланни Бэдда, это, несомненно, было бы похоже. Сны часто совпадают с литературными вымыслами. И, очевидно, у этого медиума было много ресурсов. Ланни много читал о спонтанных трансах и знал, что некоторые медиумы часто входят в них.
Теперь он спросил: «Ты вспомнила сон?»
«Я ничего не могу вспомнить», — ответила она. — «Почему ты спрашиваешь?»
— Твои губы шевелились, и я думал, что ты должна видеть сон.
Он больше не сказал, потому что рев двигателей мешал разговору. Он натянул одеяло и лег, закрыл глаза и повторял каждое слово, сказанное «духом», чтобы хорошенько запомнить.
VI
Китайские школьники оказались лучшими отгадчиками, чем ожидал Ланни. И ни одно из предчувствий пассажира не сбылось. Вскоре после полудня пилот повернулся и закричал, и они вскочили и побежали к пилотам. — «Улан-Батор!» Действительно через прозрачный воздух над заснеженным ландшафтом они увидели далекие здания. Пассажиры стояли, наблюдая за приближением давно ожидаемого города. Этот город был гораздо больше того, что они ожидали. Они искали небольшое количество конических монгольских палаток, называемых юртами. А их было множество. Там также были современные здания, в том числе театр, способный вместить несколько тысяч человек. Здесь были Советы, и куда бы они ни пришли, там можно найти средства развлечения и обучения масс.
Они увидели большой аэропорт с самолетами по краям. Прибывшие сделали один круг, чтобы дать контролирующим возможность наблюдать самолет через бинокль и убедиться, что он был тем, кого ждали. Год назад был договор между Россией и Японией, по которому было решено, что Внешняя Монголия находится в советской сфере влияния. Но, несомненно, власти не хотели рисковать, и пилот, похоже, тоже не хотел. Они кружили и дружески покачивали крыльями.
Они совершили посадку на три точки, немного уткнулись в снег, а затем остановились. К ним бежали люди, некоторые из них были солдатами. Они увидели, как открывается дверь, и у входа появляются два путешественника, которые поднимают свои сжатые правые кулаки и объявляют: «Amerikansky tovarische!» Когда начался допрос, они энергично покачали головами, восклицая: «Nyet, nyetRussky!» Вероятно, это было неправильно, но это было то, о чем Ланни вспоминал из визитов, один десять лет назад и другой двадцать лет назад.
Для них был доставлен трап, и вскоре появился чиновник, который говорил немного по-английски. Ланни представил верительные грамоты в виде телеграммы от Куйбышева, в которой ему приказали прибыть сюда. Чиновник ничего не знал об этом, но поскольку они были американцами, то, несомненно, все было в порядке. Американцы были привилегированными людьми, которые могли спуститься с любого неба. И теперь они были союзниками в войне с гитлеровскими бандитами. «Amerikansky tovarische» получит все, что захочет, в Народно-революционной республике Внешней Монголии.
Ланни вручил подарки молодым пилотам и поблагодарил их от имени народного дела. Прощальные слова были сказаны, и затем путешественники были помещены в сильно изношенную машину и отвезены в правительственный офис, где они рассказали свою историю. Никаких инструкций не было, но они отправили телеграмму дяде Джессу, и, несомненно, другую телеграмму отправили чиновники. В то же время американцы оказались в довольно чистом гостиничном номере и сделали открытие, которое стало легендой среди американцев, путешествующих по Советскому Союзу. Не работал водопровод. Ланни сказал, что это не имеет большого значения с монголами, поскольку ему сказали, что они были наименее мытыми людьми в мире. Вода применялась к ним только два раза в жизни, сначала, когда они родились, а во-вторых, когда они женились.
Естественно, пара хотела увидеть все, что могла, в этом неожиданном новом городе Центральной Азии. Улан-Батор Хото означает «Город Красного рыцаря». До этого это была Урга. Дворец, святое место, резиденция Живого Будды. Когда последний Будда умер, Советы не разрешили обычную реинкарнацию, и прежняя резиденция стала музеем. Желание Amerikansky всё посмотреть было оценено. Им дали «проводника», который также был полицейским охранником, но это им не мешало, так как им нечего было скрывать. Он был желтым человеком, но политически красным, и знал несколько слов, которые он считал английскими, и использовал их постоянно.
Позже, когда власти получили сообщение из Куйбышева, они поняли, что у них важные гости, и выделили им «интеллектуала», молодую женщину монгольской расы, которая изучала английский в Москве и теперь служила переводчиком в одном из офисов того, что она настаивала, было полностью автономным народным правительством. Она хотела показать им все современные достижения, включая университет, ветеринарный колледж, медицинский колледж и прекрасный театр с вращающейся сценой. Она казалась огорченной, когда они сказали ей, что видели такие вещи в Америке и что после музея они больше всего желали посетить настоящую юрту и посмотреть, как живут примитивные монголы. Молоко и творог были их едой вместе с кровью, которую они выцеживали из ног живого скота и лошадей и пили её ещё тёплой. Они заворачивали своих младенцев с небольшим отверстием на каждом конце, и никогда не разворачивали их до тех пор, пока они не вырастали и нуждались в более крупном коконе.
Она вывезла своих подопечных в пустыню и показала им не только группу юрт, но и среднюю школу, в том числе заснеженное место, которое, по ее словам, было местом разведения овощей, и будет снова. «У них здесь даже были цветы», — с гордостью заметила она. А Ланни процитировал ей: «Возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется страна необитаемая и расцветет как нарцисс» [100]. Она подумала, что это прекрасно, и спросила, кто это сказал. Когда он назвал ей Исаию, она казалась озадаченной и спросила: «Кто он?» Когда приезжий ответил: «Он один из пророков в еврейском Ветхом Завете», она смутилась. Он сказал ей: «Вы должны взглянуть на них, вы будете удивлены, увидев, какие они хорошие товарищи!»
VII
Пришли инструкции. Путешественники должны быть доставлены в Улан-Удэ, на станцию на Транссибирской железной дороге. Там они должны пересесть на пассажирский самолет, летящий в западном направлении. Они вернулись в цивилизацию. Между двумя Улан, монгольским и красным было регулярное авиасообщение. В самолете будет отопление, поэтому им больше не придется думать о том, не замерзнут ли они во время шторма. Если вы считаете, что вам не нравится цивилизация, просто выйдите из нее на несколько недель!
В Улан-Удэ они должны были ждать, и никто не мог сказать, как долго. Советский Союз в состоянии войны не мог выделить самолет для перевозки частных пассажиров на расстояние в семь тысяч километров, а коммерческих самолетов в его границах не было. Здесь все было сосредоточено на одной задаче отражения гитлеровских захватчиков. (Это было имя, которое они им дали. Наихудшее имя, которое они могли придумать. Как правило, они резервировали имя «немецкий» для «людей», с которыми, они настаивали, они не ссорились).
Машинное оборудование было вывезено сюда с запада. Возводились кирпичные фабричные здания, и вскоре начнёт выходить продукция. Какая это будет продукция, путешественникам не рассказывали, а спрашивать было невежливо. Они были гостями местного совета, им продемонстрировали все современные достижения. Ланни нашел книжный магазин и получил карманный словарь, и они усердно изучали наиболее важные слова. Те, которые были связаны с питанием.
В этот период безделья Ланни сообщил своей жене слова, которые она произнесла над пустыней Гоби. Она была глубоко потрясена, и слезы потекли по ее щекам. — «О, Ланни, эти бедные люди! Как совершенно ужасно!»
— Не забывай, дорогая, это может быть неправдой. Возможно, это был просто плохой сон.
«Я верю, что это правда», — заявила она. — «Я понятия не имею, как это происходит, но я убедилась, что мой разум получает вещи, и это звучит, как Лизбет. Бедняжка!»
Она заставила Ланни повторить каждое слово, которое он вспомнил. И, конечно, она хотела попробовать еще один сеанс. Они провели его. Но пришёл только Отто Кан с его игривой учтивостью. Он сказал, что не имел удовольствия быть знакомым с молодой леди, а в мире духов ни один джентльмен не будет говорить с леди без правильного представления. Лорел пробовала полдюжины раз, но ее муж больше никогда не слышал тихого голоса девушки из Долины Грин Спринг.
VIII
На транспортном самолете, следующем на запад, оказалось два свободных места, и через полчаса пассажиров затолкали на борт. Теперь у них были удобные сиденья, а сейчас они пролетали над широким озером Байкал. Только увидеть его они не могли, потому что все занавески были опущены. Так было, когда они пролетали над военными объектами. Ланни догадался, что это может быть новая железная дорога, которая была построена вокруг берега озера. В старые времена здесь был большой паром, и пассажирские и грузовые вагоны приходилось переправлять на нём. Теперь они могли разговаривать, потому что это у самолета были звукопоглощающая обшивка. Их места были рядом, и они не познакомились с другими пассажирами, большинство из которых были в форме. Один из них был арестант, прикованный наручниками к своему охраннику. Они не спрашивали, что он сделал.
Весь день им было интересно смотреть на заснеженные пустынные пространства Сибири с несколькими городами, все с курящимися дымовыми трубами. С наступлением темноты они прибыли в Иркутск, но ничего там не увидели, потому что занавески снова были опущены. В аэропорту у них было только время для еды, а также размять ноги, а затем они отправились в длинное ночное путешествие. Им пришлось спать сидя, но это было небольшой проблемой после неудобств, которые они испытали. Ланни, опытный путешественник, заметил: «Если вы хотите оценить самолет, пройдите по всему Китаю, прежде чем попасть на борт!»
Полёт занял оставшуюся часть следующего дня. У них не было карты, и им даже не говорили названия мест, где они останавливались. Они были похожи на партию фрахта, снабжённую ярлыком до Куйбышева. По причинам, не известным тем, кто занимался перевозкой. Они были рады находиться в тепле, получать хлеб из непросеянной муки и суп из капусты (с небольшими кусками мяса) на остановках. Они были благодарны за русский обычай чаепития, который обеспечивал огромный самовар, полный кипятка на всех остановках.
Их единственные опасения заключались в том, что их можно было высадить в пользу более важных пассажиров или что арктическая метель может их сбить. Но всемогущее советское правительство располагало метеостанциями по всему северному побережью и даже на покрытых льдом островах. И, по-видимому, кто-то, кто был у власти в Куйбышеве, хотел поговорить с сыном президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. Молодожёны остались в самолете, а самолет остался на своем курсе, а вечером второго дня он опустился на взлетно-посадочную полосу, посыпанную золой, и им было сказано одно слово, которое они могли понять. Это было название города пшеницы и крупного рогатого скота на Средней Волге, который когда-то был Самарой, и был переименован в честь видного советского комиссара по имени Куйбышев.
Там в аэропорту их встречал усохший и сморщенный старый джентльмен, который когда-то был американским живописцем на Французской Ривьере, а затем depute de la republique francaise. Он был одет в лохматое пальто из медвежьей шкуры и был в шапке, потому что нельзя ходить совершенно с голой старой лысой головой, когда температура намного ниже нуля. Он сказал, что у него только что был приступ гриппа, но он был настроен выстоять и выжить, чтобы присутствовать на похоронах Адольфа Гитлера. Должно быть, он тосковал по дому, потому что, когда он посмотрел на племянника, он обнял его и почувствовал его небритые щеки. У Ланни не было шанса побриться, и он выглядел как монгольский пастух, который был женат несколько месяцев.
Но Лорел была Лорел, и ей удалось привести в порядок свои волосы на борту самолета. Дядя Джесс взял ее за две руки и внимательно посмотрел на нее. «Моя новая племянница!» — он сказал. — «Выглядишь хорошо, но ты недоедала».
«Мы жили на рисе», — заметил Ланни. — «Тебе будет нужно откормить ее».
«Я сделаю все возможное», — ответил старик. Затем, все еще обращая внимание на леди из Балтимора: «Ты умная маленькая дерзкая девчонка, и у тебя острый язык. Я должен бояться быть твоим врагом».
«Совершенно верно», — сказала племянница. — «Но откуда вы это знаете? Вы парапсихолог?»
— Я оставляю этот мусор Ланни, я читал твои рассказы.
— Вы нашли их в России?
— Нет, вряд ли, но это правительство не ошибается в отношении людей, которых он пускает в страну. Вырезки были заказаны по телеграфу и попали по воздуху в дипломатической почте. Мне рассказали о них и попросили прочитать их. У вас уже есть несколько друзей среди наших литераторов.
— Конечно, это приятный способ поприветствовать автора, дядя Джесс, и я ценю это.
— The Herrenvolk уже переведена и будет опубликована на последней странице Правды, если ты дашь свое согласие.
Лорел была так рада, что не могла сдержать слезы. «Конечно, я дам», — сказала она. — «И я отдам свое сердце советским людям на войне!»
IX
Джесс достал им комнату, самую бесценную вещь в этом городе на реке, который когда-то был центром зерновой торговли, а теперь внезапно стал мировой столицей. «Один из ваших поклонников спит на моем диване», — сказал он жене с усмешкой.
Они закупили еду в ресторане в аэропорту, а затем чья-то машина повезла автора Herrenvolk вместе с ее вещевой сумкой и мужем по заснеженным улицам Куйбышева. Ланни понял, что он будет простым её довеском, пока он останется в Советском Союзе, возможно, и в другом месте. Ему это нравилось, потому что он гордился своим новым сокровищем и с удовольствием подтвердил свое литературное чутьё. Только одна мысль постоянно беспокоила его. Он не мог избавиться от своей привычки пытаться сохранить свою тайну от гестапо. Он и теперь будет шептать сам себе: «Господи, что подумают об этом фюрер и Рейхсмаршал! Что подумает Курт Мейснер!» Они казались такими далекими, но теперь они снова были рядом. У них наверняка были шпионы в этом городе.
Все хотели узнать о Яньане. Количество его пещер и их размер. Образование в его школах и количество учеников. Состояние его боевого духа, размер его армий и каждое слово, которое они могли вспомнить, что говорил Мао Цзэ-дун. У Лорел были заметки? Это замечательно! Сможет ли она представить их и прочитать? И разрешит ли она ведущему советскому журналисту Илье Эренбургу подготовить интервью с ней? Интервью будет опубликовано в Америке и значительно повысит цену, которую женщина-исследователь может потребовать за свои работы в Нью-Йорке. Она не могла сказать Нет только из благодарности за теплую комнату и пищу. Все становилось более и более ясно, и ее муж увидел, что гусь агента президента был зажарен, и его можно есть горячим!
С помощью своего дяди, которого знали цензоры, Ланни отправил две телеграммы. Одну отцу такого содержания: «Прибыл благополучно из Гонконга через Яньань с женой Лорел Крестон племянницей Реверди тчк. какие новости о яхте Ориоль отплывшей из Гонконга восьмого декабря всем привет ответ Отель Континенталь Куйбышев Ланни Бэдд». Другая была Чарльзу Т. Олстону в его гостинице в Вашингтоне: «Сбежал из Гонконга прибыл через Яньань телеграфируйте инструкции тчк. При вызове Вашингтон пожалуйста помогите проезд самого и жены писательницы Лорел Крестон попутчицы на яхте Ориоль тчк. яхта покинула Гонконг восьмого декабря сообщите о ней имеющиеся новости привет ответ Отель Континенталь Куйбышев Ланни Бэдд».
После этого мужу выдающегося автора не ничего не оставалось делать, как бродить и осматривать временную столицу Советского Союза на войне и принимать гостеприимство всех, кто хотел их пригласить. В течение многих лет Ланни Бэдд был известен в Нью-Йорке и Лондоне как мистер Ирма Барнс, а теперь он был мистером Мэри Морроу и ничуточки этому не возражал. Они ходили в своих запачканных и потёртых пальто из овчины, и все было в порядке, потому что все знали, что им негде достать новую одежду. Во всяком случае, их одежда была похожа на отличия военной службы. На улицах люди будут смотреть, а потом скажут: «Это, должно быть, Amerikansky, который путешествовал по Китаю! Чудесные люди эти Amerikansky! Как скоро они придут к нам на помощь?»
Ланни много раз читал, что русским людям не разрешалось разговаривать с иностранцами или что они боялись и редко приглашали их в свои дома. Он и Лорел не увидели этого, но поняли, что, возможно, это особый случай. Во-первых, они прибыли из Яньаня. Во-вторых, Ланни был племянником Джесса Блеклесса, а Лорел была антинацистской писательницей. Эти факты отличали их от людей, которым платили капиталистические газеты. Эти люди притворялись, что любят русских, принимали их гостеприимство, а затем, уехав, писали о них вещи, которые русские считали оскорбительными и часто откровенно придуманными.
Американская пара прошла по широким улицам этого речного порта, что во многом заставляло Ланни думать о приграничных городах американского Запада. Снег сгребли в сугробы, и не было ни времени, ни возможности, чтобы удалить его. В магазинах ничего не было видно, и длинные очереди ожидали, когда что-нибудь появится внутри. Люди были плохо одеты с признаками недоедания, но их нельзя было сравнивать с китайцами. То, что было доступно, справедливо распределялось, и не было черного рынка. Люди были спокойны, трезвы и дружелюбны. Они редко улыбались, но, с другой стороны, не проявляли никаких следов тревоги. Разумеется, фронт находился за тысячу с лишним километров, бомбёжки здесь не было. Но все получили известия с фронта из газет или из радио на заводах и в учреждениях. Они знали, что их зимнее наступление было остановлено немцами, и что их ждёт весной танковый прорыв, неминуемый, как весна.
X
Да, жители Куйбышева, Саратова и Сталинграда и других волжских городов имели достаточно оснований опасаться и беспокоиться, так они были устроены. Они родились в век войн и революций, и, кроме стариков, они никогда не знали времени, когда их страна не была в осаде. Иногда была только в идеологической, пропагандистской осаде, но всегда она предваряла политическое и военное нападение, и Советы всегда знали об этом. Мировой капитализм боролся с ними со времени их рождения и любым оружием в своем арсенале. Лорел была слишком молода, чтобы помнить об этих событиях, но Ланни был их свидетелем понаслышке, и даже до некоторой степени и в действительности.
Он рассказал ей, что из-за его знания французского языка он стал секретарем-переводчиком профессора Олстона на мирной конференции. Как он познакомился с Линкольном Стеффенсом, который был отправлен президентом Вильсоном в Россию и вернулся домой, чтобы сообщить: «Я видел будущее, и оно работает». Ланни и Стеффенс вместе водили полковника Хауса на встречу с Джессом Блэкслесом в его чердачной студии на Монмартре. И там они встретили трех представителей новорожденного революционного правительства. Именно там была запланирована конференция в Принкипо. Но она никогда не состоялась. Это показало Ланни Бэдда, как работает мировой капитализм, и как он был смертельно опасен делу обездоленных по всем мире. Теперь он смог понять то недоверие, которое испытывали советские люди, и оно заставляло их видеть в каждом незнакомце возможного шпиона и будущего предателя.
«Безумие Адольфа Гитлера на время сделало нас союзниками», — сказал он ей, — «но русским трудно понять, что это так, и их нельзя убедить в том, что это будет продолжаться. Когда эта война закончится, Америка по-прежнему будет капиталистической страной, самой могущественной в мире. Его богатый класс неизбежно станет врагом каждой коммунистической стране. Не потому, что он хочет им быть, а из-за экономических сил, которые на него действуют».
«Не забывай, что я прочитала том Ленина», — с улыбкой заметила Лорел. — «Мне известна теория экономического детерминизма».
— Ты встретишься с моим отцом, и он тебе понравится, потому что он добрый и щедрый человек, но если ты поговоришь с ним об этой ситуации, то обнаружишь, что он экономически детерминирован, и он точно скажет тебе, почему и как. Он платит многим людям зарплату. Может быть, десяткам тысяч. И когда война закончится, для него возникнет дьявольская проблема, как сохранить эту зарплату. Для этого ему придется продавать товары за границу, и он войдёт в конфликт с государствами, которые поддерживают государственную монополию внешней торговли. Он увидит в этом недобросовестную конкуренцию и смертельную угрозу для своей 'системы свободного предпринимательства'.
— Будет ли он готов пойти на войну, чтобы покончить с этим?
— Социальные силы не работают с четкими программами. 'Проблемы' будут возникать одна за другой, и Робби будет всегда уверен, что он прав. Он будет нанимать пропагандистов для защиты своего дела, и он будет верить в свою собственную пропаганду. В какой-то день возникнет проблема, которую он назовет тем 'принципом', по которому нельзя пойти на компромисс. Боевые действия начнутся на какой-то границе, и Робби будет абсолютно уверен, что коммунисты их начали, он также будет уверен, что любой, кто против него, наемник на службе у красных.
— Довольно мрачная перспектива, которую ты выработал для своего будущего ребенка, Ланни!
— Я не притворяюсь, что знаю, что происходит, дорогая. Это то, что Герберт Г. Уэллс назвал 'гонкой между образованием и катастрофой'. Если американский народ сможет понять природу эксплуатации и конкурентоспособную систему оплаты труда, они смогут поставить свою экономику на такую базу, где они могут жить, не отдавая должное Робби, и не ссужая деньги иностранцам, чтобы те могли покупать наши товары. Но я не знаю, кто выиграет эту гонку.
XI
От вышеупомянутого капиталистического эксплуататора пришла трансатлантическая телеграмма. Ланни ожидал получить от него ответ первым, потому что он был быстрым и деловым человеком, и ему, как Олстону, не пришлось консультироваться ни с кем другим. В сообщении говорилось: «Поздравляем и любим всех вас тчк. сообщите о своих планах тчк. Нужны ли деньги тчк никаких новостей о яхте Ориоль семья скорбит телеграфируй любую информацию Роберт Бэдд».
Когда Лорел прочла это сообщение, она сломалась и заплакала. Ланни впервые увидел, как она это делала. Это была ужасная новость, и он не мог придумать ни слова, чтобы утешить ее. Прошло более трех месяцев с тех пор, как отплыла яхта Ориоль, за это время она наверняка дошла бы до какой-нибудь гавани и сообщила бы о себе. Конечно, был шанс, что она, возможно, потерпела крушение. И те, кто на борту, прячутся от японцев или, возможно, пытаются пробиться к цивилизации. Но Лорел восприняла послание из мира духов как решение вопроса. — «Что-то говорит мне, что это правда».
Ланни мог только напомнить ей, что с начала этой войны многие десятки тысяч, возможно, сотни тысяч, вышли в море и никогда не вернулись. Это продолжается, кто мог догадаться, сколько ещё лет? Но никого из этих людей Лорел Крестон не знала. Она не жила их жизнью и не была посвящена в тайны их сердец. А с ее дядей и ее кузиной она жила и была посвящена в их тайны. — «У них были свои слабости, но они были добрыми людьми, Ланни».
«Я знаю», — сказал он. — «Но у Реверди не было большого желания жить, и мне не показалось, что у Лизбет были перспективы счастливой жизни. Во всяком случае, ты можешь воспользоваться этим утешением, если твоё сообщение истинно, что они теперь не страдают. Это один ответ на горе». Он крепко обнял ее и держал в своих объятиях. — «Жизнь для живых, дорогая. У нас есть наша работа, и, возможно, мы сможем сделать мир немного лучше, чем мы его нашли. Мы не можем покончить со смертью, но мы можем помочь остановить массовое смертоубийство».
Он знал, что со смертью дяди она получила значительную сумму денег. Он не знал, насколько велико было состояние Холденхерстов, но он знал, какую долю в нём получит Лорел, потому что он проверил список людей, которые входили в долю инвестиций Реверди в Бэдд-Эрлинг Эйркрафт в соответствии со странной схемой уклонения от уплаты налогов, которую он придумал. Ланни не упомянул об этом до поры до времени. Теперь он был возлюбленным, пытающимся разделить ее печаль и уменьшать ее, вызывая её мысли к себе. Он знал эти самые бесполезные человеческие эмоции, которые называли скорбью. Он оплакивал Рика, когда он думал, что Рик умер, и Марселя Дэтаза, а затем Мари де Брюин, а также Фредди Робина и Труди. Хуже всего были те последние два случая, когда он знал, что люди подвергались пыткам и что они желали смерти. Лорел должна надеяться, что ее послание было верным, и что никто с яхты Ориоль не попал в руки японцев.
XII
Опытный как в любви, так и в печали, Ланни сказал жене, что она нужна ему, и что она дала ему самое полное счастье, которое он когда-либо знал. Она ответила, что он любил так много женщин, и могла ли она заменить их всех? Он заявил, что пять женщин в течение двадцати шести лет были не такими уж плохими показателями, считая, что это происходило на Побережье Удовольствия и в светском обществе Парижа и Лондона, Берлина и Нью-Йорка. В таких местах такие показатели могли считаться эквивалентом жизни в безбрачии. «Никогда не забывай, дорогая», — сказал он ей, — «две из этих женщин умерли, а остальные трое оставили меня, поэтому я точно не был дон Жуаном. Только одна из пяти, это была Труди, поняла и сочувствовала моим идеям, и она не знала моего мира и никогда не могла бы мне помочь, как сможешь ты. Она это знала, и это терзало все ее мысли обо мне».
— Разве Мари не понимала твои идеи?
— Мари была обыкновенной леди из французских провинций, католичкой и консервативной, она любила меня. Но она всегда боялась нашей любви и смотрела на нее как на грех. Кроме того, она была неописуемо шокирована, когда я стал причиной нашей высылки из Италии, пытаясь помочь Маттеотти. Она порвала со мной и не видела меня несколько месяцев после этого.
Он рассказывал ей все эти старые истории, чтобы отвлечь её мысли. Он сказал ей, что с этого времени для него будет только одна женщина в мире. Если он когда-либо посмотрит на любую другую, то это будет только темой для её рассказов. И он сообщит об этом ей незамедлительно. Он знал, что это должно быть правдой, если она когда-либо будет наслаждаться миром, потому что таково было ее воспитание. Он неустанно рассказывал ей об этом и пытался уничтожить свое европейское прошлое. Он заверил ее, что он верит каждому слову епископальной формулы, которую он произносил: «любить и заботиться пока смерть не разлучит нас». Они прошли вместе несколько испытаний, он надеялся, что он достойно выдержал их, и он был уверен, что она тоже. Теперь у них была работа, они не могли оставаться бесконечно в Советской России и должны максимально использовать свои дни. Поэтому леди из Балтимора вытерла глаза и смахнула слезинку со своего носа. Здесь, как и в Яньане не было ни пудры, ни румян.
Вот такие причуды человеческой природы. Ланни поймал бы себя на мысли о Лизбет и ее отце и других людях на яхте Ориоль. Он делал то, что запретил делать своей жене. Он испытывал нежные чувства к Лизбет больше, чем он хотел признаться даже себе. Он был, скажем, на одну четверть влюблен в нее. Он интимно думал о ней и внимательно изучал ее. Она сделала все возможное в соответствии с ее понятиями. Конечно, она никогда не хотела причинить кому-либо вред. И какой ужасный конец молодой жизни, такой полной надежд и ожиданий! Какой природа была слепой и жестокой. И люди, которые были продуктом природы. Как трудно представить разум или цель в том, что они сделали!
А потом Реверди. Он был другом Ланни, насколько он мог быть другом любого человека. Его хитрость была реакцией на его собственную слабость, на его несоответствие задачам, поставленным перед ним миром. Он был настроен утверждать себя, проявлять себя и для других и для себя. Он так старался заботиться о своей драгоценной персоне и о своем драгоценном состоянии, и о том, как неадекватно было его решение этой задачи! Оглядываясь назад, Ланни мог это видеть. Но кто там, оглядываясь назад, не может видеть промахи. Целые склады, полные промахов. Хранилища памяти!
И все эти люди на яхте. Гости три женщины. Офицеры и члены экипажа, с которыми Ланни прожил в повседневном контакте больше месяца, и чья жизнь была вверена ошибочному суждению Реверди! Каковы были их мысли и их чувства, когда ударил снаряд. Предполагая, что это был снаряд. И когда они оказались в темной поглощающей пучине? Ланни мог представить эту картину достаточно хорошо, так, как испытал такое недавно. Это было то, о чем он не рассказывал Лорел в деталях. Но он никогда не мог изгнать эти воспоминания из своей головы, и мир уже никогда не казался ему совершенно таким же ярким и жизнерадостным местом.