Кто копает яму [28]
ГЛАВА ДЕВЯТАЯСделай завещание для дома твоего [29]
I
ЛАННИ вернулся обратно в Ньюкасл, чтобы вернуть заимствованную машину и попрощаться. Бэдд-Эрлинг Эйркрафт получил свою долю из тех двадцати шести тысяч самолетов, что Ф.Д.Р. позволил заказать британцам, и теперь президент Бэдд-Эрлинг Эйркрафт был под натиском вояк, требующих расширения производства. Сын президента сравнил своего отца с младенцем, который потянулся за соской, а получил брандспойт от шланга. Все в городе находились под давлением этого шланга. Оно проявилось. Старожилы жаловались, что кончилась общественная жизнь, и на улицах было пусто. Робби больше не приходил домой на обед, а съедал в своем кабинете бутерброд и запивал его стаканом молока. Два крепких сына Робби и Эстер были похожи на пару верных ломовых лошадей, тянущих упряжку, но новые грузы шли нескончаемым потоком.
По просьбе Ланни отец подал заявление на паспорт Ланни в Европу. Соглашение с президентом Рузвельтом состояло в том, что Робби должен был обратиться к определенному должностному лицу в военном ведомстве, объяснив, что Ланни путешествует по делам Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. Военное ведомство делает запрос в Государственный департамент, и, следовательно, нет никаких оснований подозревать, что Ланни был чем-то другим, кроме сына президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. Паспорт должен был выписан для Португалии, Испании, Франции Виши, Швейцарии, Германии и Великобритании. В Нью-Йорке и Вашингтоне было много людей, которые заплатили бы крупные суммы за такой документ, но не смогли получить его из-за безжалостной политики правительства ограничить поездки в зоны военных действий.
Ланни ждал. Тем временем в Ньюкасле шли личные дела. Приближалось Рождество, и было слишком нехорошо уехать прямо перед праздниками! Одна из племянниц Эстер возвращалась домой из Гарвардской школы искусств, и ее тетя давала приём в её честь. Неужели у Ланни не возникло соблазна остаться на него? Мачеха Ланни, тончайший из психологических манипуляторов, не делала никаких намеков на любовь и брак. Она только сказала, что семья так мало видит Ланни и очень любит слушать его рассказы. А также, что в эти времена в Европе, как на суше, так и на море, так опасно, что стоит ли ему рисковать жизнью из-за старых мастеров или даже из-за военных самолетов?
Маргарет Ремсен было именем девушки, а они называли ее Пегги. Ланни не видел ее пару лет, и какие изменения могли произойти за это время в голове молодой женщины! Она была настоящей молодой леди Новой Англии, добросовестной и прилежной, как и любой член семьи Эстер. Также она была чрезвычайно нетерпеливой и настороженной к тому, что происходило вокруг нее. Неужели ее тетя случайно вызвала ее? Она знала все о компетентности Ланни в искусстве, а также о его компетентности в политике. Ей хотелось услышать о необычных людях, с которыми он встречался, и внимать каждому слову из его уст. Ничто не могло быть более приемлемым для мужского эго.
Ланни ушел и подумал. Здесь было еще одно искушение, еще одно эмоциональное волнение. Пегги была связана с ним только браком ее тетки, а не кровью. Он был совершенно пригоден на этот счет. Очевидно, он ей нравился. И, очевидно, он выглядел интереснее, чем кто-либо, с кем она могла встретиться в этом разросшемся речном порту на проливе Лонг-Айленд. Ланни подумал, не собирается ли она занять место Лизбет в его воображении или займёт место Лорел? Она была своего рода комбинацией двух. Она была молода, и когда-нибудь у нее будет много денег, потому что ее отец был президентом Первого Национального банка Ньюкасла, и ее дед основал это учреждение, которое занималось всеми делами Бэдд-Эрлинг Эйркрафт и значительной частью Оружейных заводов Бэдд. У Пегги тоже были мозги, и она читала немало книг.
Ланни размышлял о влиянии на американское общество этого нового поколения молодых женщин, получивших образование, и, казалось бы, решивших подумать о себе. С его точки зрения, эти молодые люди были жертвами заговора прессы и радио, церкви и школы и политической платформы, убеждавших их, что так называемый американский образ жизни, «система свободного предпринимательства», был единственной свободной системой, совместимой с демократией. Разумеется, это означало большую свободу для Робби Бэдда, работодателя, но для массы рабочих это было давнее привычное рабство. Теперь Ланни сидел за обеденным столом своей мачехи и услышал, как Пегги Ремсен подытожила свои идеи по этому вопросу: «Мне кажется, что было бы гораздо более демократично, если бы рабочие сами создавали свои собственные рабочие места, а не дядя Робби создавал их для них всех». Ланни ничего не сказал, потому что, конечно, такие проблемы лежали за пределами компетентности искусствоведа.
II
Паспорт задерживался. Робби позвонил в военное ведомство, но его переадресовали в Государственный департамент. Он позвонил в Государственный департамент, и ему сказали, что этот вопрос находится на рассмотрении. Так было с бюрократами. Они рассматривают вопросы, пока не настанет конец света. Итак, Ланни, который сказал себе, что его время танцев закончилось, отправился на вечеринку в Загородный клуб Ньюкасла. Он был одним из двух десятков должно одетых джентльменов, которые танцевали с Пегги и расточали ей комплименты, которые она заслуживала, потому что выглядела очень привлекательно и вела себя весело и с обаянием. Ланни присутствовал на такой вечеринке в доме Лизбет Холденхерст, и он сказал себе, что сломал сердце Лизбет или, во всяком случае, надломил его, и теперь он оказался в положении волокиты и в опасности сделать то же самое с племянницей мачехи.
Наконец, пришло письмо на элегантном бланке, которое приглашало его обратиться к представителю Государственного департамента в Нью-Йорке. Поэтому он пошел и встретил человека значительно моложе себя, который выглядел как преподаватель колледжа. Робби Бэдд таких особенно ненавидел. С самыми элегантными манерами мистер Титерингтон пропустил Ланни Бэдда через инквизицию относительно того, что он хотел делать в Европе, и почему он считал себя обладающим особыми привилегиями. Такого допроса не должно было происходить вообще. Ф.Д.Р. отдал особый приказ военному ведомству, что президент Бэдд-Эрлинг Эйркрафт должен был иметь любые паспорта, которые он запрашивал для себя или своего сына. Ланни сказал: «Я полагаю, что Государственный департамент будет делать все, что угодно военному ведомству», но, по-видимому, это было наивно. Кто-то ошибся? Или бюрократы были настолько полны своей важности, что они имели свое мнение относительно приказов даже от главы правительства Соединенных Штатов?
В этом офисе Ланни действовал с большой осторожностью. Он не мог дать ни малейшего намека на то, что президент интересовался его поручениями за границей. Он не мог даже отказаться отвечать на вопросы и сказать, что обратится в вышестоящую инстанцию, потому что это может оскорбить молодого человека и сделать из него злонамеренного врага. Ланни знал, что все бюрократы живут в осаде газетчиков. Некоторые ненавидят их, а некоторые любят их, но все боятся их. И предположим, что этот мистер Титерингтон может сказать своему другу репортеру: «Ты знаешь что-нибудь об этом парне Ланни Бэдде, который называет себя искусствоведом и претендует на привилегию путешествовать по всей Европе в военное время? Он сын Робби Бэдда из Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, и тебе стоит выяснить, что он делает». Возможно, какой-нибудь радио-ведущий задаст такой вопрос в эфире, а какой-нибудь нацистский агент это заметит. И это будет конец агенту президента навсегда!
Ланни с большим терпением и вежливостью объяснил, что его мать проживает в Жуан-ле-Пэн и маленькая дочь в Англии. На что добросовестный бюрократ ответил, что в таком же положении находится много американцев, но, к сожалению, Госдепартаменту пришлось выносить решения против всех таких просьб. Все еще терпеливо, Ланни объяснил, что у него есть заказы на несколько картин во Франции Виши, и он должен получить их там. На что вежливый бюрократ ответил, что все коммерческие вопросы надо решать по почте. Прижатый к стене, Ланни принял таинственный вид и заявил, что есть определенные дела, связанные с проектами нового истребителя Бэдд-Эрлинг. В последних французских моделях были сделаны некоторые улучшения, и Ланни обещали их чертежи. Это была самая важная проблема, поэтому заявление прошло через военное ведомство. Настойчивый чиновник хотел знать, почему была необходима швейцарская поездка, и Ланни сказал, что один из людей, с которыми он имел дело, может быть в этой стране.
Результатом всего этого было то, что заявление будет принято «на рассмотрение» и результаты будут объявлены Государственным департаментом. Ланни понял, что этот мистер Титерингтон делал то, что ему сказали, и было несправедливо обвинять его в ограничениях военного времени. Ланни верил в бюрократов, как единственную альтернативу деспотам от бизнеса на современном этапе социального развития. Но в то же время это было очень раздражающе. Он не мог позвонить Бейкеру по этому поводу, потому что Бейкер не должен был знать его имя. Он подумал связаться с профессором Олстоном, который познакомил его с Ф.Д.Р., тот должен знать его секрет, хотя он никогда не говорил об этом с Ланни. Но в газетах сообщалось, что Чарльз Олстон, которого они называли важной фигурой, в тот день был отправлен на самолете, чтобы присоединиться к президенту в его круизе.
III
Так что нечего было делать, только дожидаться возвращения Ф.Д.Р. Ланни решил, что он не вернется в Ньюкасл, где Эстер и Пегги могут поджидать его. Или подстерегать? Он решил не рисковать, а насладиться со своим другом и коллегой по искусству Золтаном Кертежи осмотром новых вещей, которые могут предложить дилеры, и тех, если таковые были добавлены в музеи. Кроме того, он посетит Бальдура Хайнша и даст ему возможность сказать, готовы ли заговорщики, чтобы Ланни Бэдд узнал их имена и передал их властителю Сан Симеона.
Представитель немецких пароходных линий сообщил, что руководители хунты не смогли решить свои проблемы. Они хотели изучить Ланни Бэдда, и Ланни сказал, что это совершенно естественно, если только они не дураки и не рискуют своими шеями, не принимая все меры предосторожности. В своих секретных мыслях Ланни задавался вопросом, действительно ли Хайнш знал что-либо, или притворялся, что у него есть информация, чтобы получить новую. Ланни сменил тему, и через некоторое время позвонил Форресту Квадратту, и, говоря о разных людях, которых они оба знали, он заметил: «Кстати, интересно, знаете ли вы Харрисона Денге?»
«Я случайно встречался с ним несколько раз», — ответил бывший поэт. Он был хорошо обученным интриганом, и, если бы он был удивлен, то не проявил бы никаких следов. — «Вы знаете его?»
— Я не думаю, что встречал его, но мой отец рассказывал мне о нем. Я думаю, что он был бы полезным человеком для нас обоих.
— Это может быть хорошим предложением. Я полагаю, что мисс ван Зандт знает его хорошо.
Ланни не сказал: «Я бы хотел встретиться с ним». Он редко лез вперёд. Его роль заключалась быть легкомысленным человеком, своеобразным фланером искусств, и всегда он разрешал использовать себя Квадратту и никогда не использовал Квадрата. «Я вижу, что сенатор Рейнольдс находится в городе», — заметил он. — «Он сказочный персонаж».
«Вчера я обедал с ним», — ответил другой. — «Он хорошо вас помнит и спрашивал о вас. Он поехал в Германию, вы знаете, и вернулся в восторге от того, что там видел».
— Если бы только мы могли взять американцев в поездку по Германии, это положило бы конец лжи еврейской прессы. Здесь Ланни повторял то, что он вычитал только на этой неделе в Deutscher Weckruf und Beobachter, публикуемом в Йорквилле, районе Нью-Йорка.
Ланни больше не касался этого вопроса. Он рассказал о своей предполагаемой поездке за границу и похвалил Квадратта, попросив его совета относительно того, пожелает ли фюрер встретиться с американцем в условиях таких болезненных обстоятельств. — «Я не мог винить его, если он никогда не хотел слышать о другом». Нацистский агент ответил, что фюрер был человеком с широкими взглядами и, несомненно, не поставит в вину старому другу злобные интриги Рузвельта. Ланни рассказал, каким сердечным был великий лидер в Париже, и о подлинности его стремления к сближению с Британской империей. Затем он рассказал о лорде Уикторпе и о значении его отставки. Ланни преувеличил её. Движение за понимание было гораздо более распространенным, чем американская пресса позволяла публике догадываться.
«Во всяком случае», — сказал бывший поэт, — «вы и я можем быть уверены, что сделали все, что в наших силах, чтобы положить конец этому безумию».
IV
Джим Стоцльманн сообщил, что в это время Харрисон Денге был в Нью-Йорке, поэтому Ланни не был удивлен, когда на следующий день в его гостиницу пришло рукописное приглашение поужинать следующим вечером в доме мисс Гортензии ван Зандт и «встретиться с мистером Денге и сенатором Рейнольдсом». Ланни догадался, что нетерпеливый агент сработал по телефону, и что фанатичная старушка, которая была одним из финансовых спонсоров Квадратта, была бы не менее оперативной. В эти времена блокады и цензуры в Нью-Йорке можно пригласить не так много личных друзей фюрера. Ланни принял приглашение, уведомив об этом тем же способом. В половине шестого он покинул свой отель и отправился пешком по Пятой авеню. Был морозный зимний вечер, и, глядя вверх крутых стен каньона, он видел яркие звезды, казалось, очень близко. Время было между толпами, покидающие магазины, и толпами отправляющиеся в театры, но, тем не менее, большая улица была переполнена, а яркие огни были под серо-голубой дымкой. Ювелирные магазины, магазины мехов, художественные магазины, высокие офисные здания и гостиницы выстроились на том, что когда-то было жилой улицей «Четырех сотен» [30]. Демонстрация товаров роскоши не была похожа ни на что другое в мире. Конгресс только что ассигновал миллиарды на военные товары. Дальше на этом узком острове был финансовый центр, через который должны были пройти эти деньги, и рано или поздно многие из них найдут свой путь в эти магазины.
Мисс ван Зандт была хозяйкой недвижимости в Нью-Йорке уже два поколения. Высокая, худая и седая, упрямая, жесткая и гордая. Ее особняк располагался в нижней части авеню и был полностью окружён торговлей одеждой, но она отказалась съезжать. Это была ее манера ведения войны с евреями и красными, которые, по ее мнению, были одним и тем же. На ней было длинное черное вечернее платье из настоящего шелка, а бархатный воротник с бриллиантами, закрывавший сухожилия тонкой шеи. В наши дни grandes dames завели имитации своих драгоценностей и носили их, храня настоящие, о которых все знали, запертыми в банковских хранилищах. Ланни догадался, что эта хозяйка будет презирать такие модернизмы.
Настоящий ужин был интеллектуальным событием. Она решила поужинать наедине со своими тремя важными джентльменами. Форрест Квадратт не появился, и Ланни догадался, что он сам это предложил. Событие должно быть чисто американским, и никто из гостей не должен быть обеспокоенным идеей, что немцы всё это организовали. Сначала появился «Боб из Банкомба» Рейнольдс, который по странным причудам судьбы родился в округе Банкомб в штате, который он называл No'th Ca'lina. Он когда-то был аукционистом, продававшим патентные лекарства на площадях, а силой и гением своих лёгких он стал председателем комитета по военным делам Сената Соединенных Штатов. Пост, имеющий величайшую власть, которую он намеревался с Божьей помощью использовать в сохранении Божьей страны от чужих войн, особенно войн страны, которая захватила и сожгла город Вашингтон всего сто двадцать семь лет назад [31].
А потом появился Харрисон Смитфилд Денге, человек, которым Ланни Бэдд внезапно и сильно заинтересовался. Можно было сразу увидеть, что он человек, привыкший командовать и руководить подчиненными. Он был крупным парнем, и эта крупность была в его груди, а не в животе. У него был красный цвет лица и седые усики. Он сидел в своем кресле, как статуя мощи и решимости. Он много не говорил, да этого не надо было, пока рядом был Боб из Бункомба.
Этот сенатор от жителей горных районов западных и южных штатов был одним из самых активных и решительных сторонников фашизма в западном мире. Но Ланни подумал, что, возможно, он не знал, что это фашизм, и был бы возмущен таким термином. Он называл это американизмом или просто стопроцентным патриотизмом. Америка была самой большой страной в мире, и она обладала системой, в соответствии с которой продавец патентных лекарств поднялся, чтобы стать ведущим государственным деятелем и партнёром миллионеров. Сенатор мог заявить, что любой человек, обладающий способностями и желающий работать достаточно напряжённо, может сделать то же самое. Он собирался жениться на дочери ведущей вашингтонской светской львицы, автора тома Отец разбогател. Отец Эвалины имел золотой рудник, и теперь Эвалин владела бриллиантом Хоупа, самым большим в мире, и носила его на своей груди на вечеринках, на которые она приглашала толпы людей, которые были фашистами, но не знали этого, а также тех, кто это знал.
V
Не позволяйте себя обманывать мягким круглым улыбающимся лицом этого государственного деятеля, его черными волосами, длинными, как у поэта или пианиста. Он один из самых решительных и агрессивных людей на земле, и если красные подумают, что им разрешат распространять свои идеи, и если евреи подумают, что им разрешат продолжать делать все деньги, то сенатор поставит их на место. Он только что вернулся из Германии и обнаружил, что там все трудятся и счастливы, несмотря на войну, которая была им навязана. Он еще раз рассказывает историю о том, что он там видел, а остальные три человека за обеденным столом его не прерывают. Сенатор узнал, как произошло национал-социалистическое чудо, и он издаёт еженедельную газету Американский защитник, чтобы рассказать об этом всем патриотическим гражданам. Также он основал организацию, Защитники, которая выдаёт своим членам красные, белые и синие перья и красные, белые и синие значки. В ней есть молодежное отделение, называемый Пограничный патруль, и молодежь также носят перья и значки, носят знамёна и распевают песни. Короче говоря, все, что есть в Hitlerjugend, за исключением только «кинжалов чести». Сенатор не говорит, что вся состояние Маклинов стоит за этой деятельностью «спасти Америку», и Ланни догадывается, что это потому, что великий человек надеется получить значительный чек у гостеприимной хозяйки, когда закончится вечер.
Когда Боб из Бункомба закончил свой рассказ, хозяйка обращается к Ланни и замечает: «Я понимаю, мистер Бэдд, что вы были в Париже прошлым летом и встречались с фюрером и другими».
Итак, это теперь очередь Ланни, и он рассказывает, что видел и слышал. Мистер Денге заинтересован, и спрашивает, как ему удалось завоевать доверие таких высокопоставленных фигур. Ланни рассказывает, возможно, в тысячный раз, как это произошло, и как фюрер поручил ему рассказать французам, как он, фюрер, любит французов, и рассказать британцам, как он любит англичан, и рассказать американцам, как он любит американцев. Короче говоря, Ади Шикльгрубер, человек, полностью поглощенный любовью, и ненависть к нему не имеет никакого отношения. Он ведёт войну, потому что другие люди заставляют его, а он не перестаёт умолять о прекращении военных действий. Ланни может сказать все это с совершенно невозмутимый видом и быть уверенным, что ни один из его трех слушателей заподозрит какую-либо иронию.
Самая необычная история, как американскому искусствоведу было поручено путешествовать туда и обратно с секретными сообщениями от любовницы премьер-министра Франции к мужу своей бывшей жены. «Звучит мелодраматично», — заметил он. — «Так случилось, что мы живём в мелодраматическое время, и романисты и драматурги через тысячи лет так будут расценивать свой материал о том, что происходило в Европе в течение последних десяти лет». За этим обеденным столом не было ни романистов, ни драматургов, только самые серьезные реформаторы. Мистер Денге хотел узнать, насколько искренен фюрер был в своей ненависти к Красной России, и каковы были перспективы его захвата этой страны, если бы вдруг государственные деятели Великобритании могли согласиться на урегулирование.
Настала очередь и джентльмена с красным лицом, и хозяйка сказала: «Расскажите, что вы думаете о перспективах мира».
Итак, человек, наделённый властью, запел за съеденный им ужин. Он отметил, что, как правило, любая нация была бы удовлетворена, увидев, что ее ведущие соперники сражаются друг с другом, и он не будет возражать против того, чтобы Британская империя и Германский рейх занимались этим, пока это им нравится. Но за сценой был Красный террор Кремля, злорадствующий над этим зрелищем и готовый занять вакуум, который война создала бы в Центральной и, возможно, в Западной Европе. Это было бы тем, от чего ни один здравомыслящий человек не мог получить удовольствие, и по этой причине мистер Денге хотел, чтобы перемирие было объявлено как можно быстрее. «Это», — заметил Ланни, — «это именно то, что на уме у фюрера, поскольку он объяснял это мне множество раз». Никто не возразил, поскольку слушатели Ланни не могли не согласиться с фюрером. Точнее, как они выразились бы, что фюрер согласился бы с ними.
«Опасность», — продолжает Денге, — «увеличивается благодаря тому факту, что наш собственный главнокомандующий настолько решителен, чтобы вовлечь нас в конфликт. Если это произойдет, мы больше не сможем справиться с Россией, хотя когда-нибудь мы обязательно должны будем это сделать». Сказал хозяйке: «Много раз я думаю, что судьба нашей страны в этом кризисе находится в руках человека, который на самом деле и в прямом смысле слова безумен».
«Это вопрос терминологии», — отвечал другой. — «Он человек, который полон решимости по-своему, но его суждения далеки от благоразумия».
«Что он знает о мире, в котором живет?» — взорвался сенатор. — «Он миллионер, но он не заработал в своей жизни ни доллара, если не считать того, что он получает за свои рождественские ёлки».
«Президент, выращивающий на продажу рождественские ёлки, и министр финансов, выращивающий на продажу яблоки», — заметил Денге и добавил: «Еврейские яблоки!»
«Возможно, это некоторые из них», — усмехнулся Ланни, кивнув в сторону стола с фруктами. Поэтому все они рассмеялись и почувствовали себя все более дружелюбно, когда выпили вина. В течение вечера Ланни сообщил, что он возвращается во Францию Виши по делам своего отца, и что оттуда он может отправиться в Германию и встретиться с Гессом и, возможно, с Гитлером. Денге заметил: «Я хочу, чтобы вы, когда вернетесь, мистер Бэдд, дадите мне знать о том, что вы узнали».
«Ничто не доставит мне большего удовольствия», — ответил агент президента. И в этом было больше правды, чем во всех других вещах, которые он сказал в этот вечер.
VI
Газеты отметили кульминацию борьбы между Лавалем и Петентом. Престарелый маршал уволил своего ненадёжного подчиненного и посадил его под арест, а Отто Абец, нацистский губернатор Парижа, прилетел в Виши спасать Лаваля. Именно в такие кризисные ситуации люди становятся возбужденными и раскрывают секреты, и Ланни должен был быть там, чтобы воспользоваться такой возможностью. Он был похож на скакуна, роющего землю копытом за барьером, но он ничего не мог поделать. Он попытался связаться с Бейкером по телефону, но Бейкера там не было, и Ланни не мог узнать, где он, не назвав свое имя. Президент вернулся из своего краткого круиза и находился в Уорм-Спрингс, штат Джорджия. Ланни с удовольствием поехал бы туда, но он не мог найти там Бейкера, и он, несомненно, не сможет приблизиться к президенту, не назвав своего имени кому-нибудь.
Через две недели после начала отпуска Ланни прочитал, что Большой Босс вернулся в Белый дом, и сразу стало возможным связаться с Бейкером. Проблему можно было бы решить проще, если бы Ланни мог сказать: «Скажите шефу, что мои паспорта были задержаны». Но Бейкер не должен был знать, что Захаров 103 получает паспорта. Все, что мог сказать Ланни, это: «Скажите шефу, что я должен увидеть его на минуту или две по важному вопросу». Приказ вернулся: «Летите на шестичасовом самолете и встречайтесь со мной в девять сорок пять вечера».
Итак, Ланни оказался в знакомой спальне, в которой в эти насыщенные и опасные дни проходило много ранних утренних и вечерних встреч. Ф.Д.Р. выглядел бронзовым и посвежевшим. Действительно удивительно, что несколько дней отдыха могут сделать для этого перегруженного человека. Он побывал в бухтах и фьордах, которые когда-то были пристанищем пиратов, и вскоре собирались стать военно-морскими базами и объектами ПВО, призванными отвадить навсегда вражеские подводные лодки от южных подходов к Соединенным Штатам и Панамскому каналу.
Ланни знал, какая масса обязанностей лежит на президенте сейчас, и он хотел подойти к делу, а затем уйти. — «Губернатор, я был готов уехать во Францию пару недель назад, но мне не удалось получить паспорта. Государственный департамент, как мне говорят, рассматривает вопрос».
«Черт!» — воскликнул «губернатор» и шлепнул сине-шелковое одеяло своей постели. — «Это уже слишком! Это показывает вам, с чем я борюсь, пытаясь добиться успеха!»
«Это показывает», — отважился собеседник, — «то, что я пытался рассказать вам три года, что вам нужно почистить Государственный департамент».
— Я не могу этого сделать, Ланни, все эти люди упрочившиеся, и все имеют влияние. В такие моменты, как этот, моя первая мысль должна заключаться в том, чтобы обеспечить поддержку в Конгрессе. Если я прикажу уволить одного клерка, я заработаю вражду какого-нибудь конгрессмена, от кого тот получил свой пост.
— Хорошо, губернатор, здесь я сижу, ожидая, пока клерк решает, подлинны ли мои фальшивые причины, по которым я хочу попасть в Швейцарию.
— Я устрою, что паспорта сразу доставят вашему отцу.
«Не беспокойтесь об этом», — предупредил Ланни. — «Это может вызвать сплетни обо мне».
Другой взорвался одним из его сердечных смехов. — «Вы их получите! Вы не хотите публичности, преувеличивая свою проблему примерно на миллион, а что вы думаете о моих проблемах!»
«Я знаю, что вы перегружены», — сказал послушный агент и встал, чтобы уйти. Но перегруженный не разрешил. «Скажите мне», — сказал он, — «вы встретили Джима?»
Ланни подумал, этот человек никогда ничего не забывает! В его большой голове живая энциклопедия имен, мест, дат и вещей, связанных с его работой, которую он так любит и наслаждается, не смотря на её трудность и опасность. Ланни снова сел и рассказал о своей встрече с отпрыском «Города на ветрах» (Популярное прозвище г. Чикаго, шт. Иллинойс, для которого характерны сильные ветры с озера Мичиган).
«Грандиозный парень!» — сказал Ф.Д.Р. — «Все, кто его знает, не может его не любить».
«Его история перехватило моё дыхание», — ответил другой. — «Я до сих пор не могу убедить себя, что это реально».
Это был намек, и президент ответил: «Я думаю, что Джим переоценивает злые цели этой группы, но он недооценивает мои другие источники информации и меры предосторожности, которые я принял, что, естественно, я не могу говорить о них свободно».
— Конечно, нет. Думаю, вам может быть интересно узнать, что я встретил Харрисона Денге. Ланни рассказал историю встречи у мисс ван Зандт и добавил: «Я старался не намекать на заговор, но я получил приглашение вернуться, и когда я его обработаю еще немного, то он может позволить мне заглянуть вовнутрь. Мне сообщить факты вам или Джиму?»
«Обоим», — был ответ. — «Я полностью верю в преданность Джима, но, конечно, я не могу полностью доверять суждению одного человека. Если это важный вопрос, я должен принять собственное решение».
Президент продолжал обсуждать этих «упрямых людей», как он их называл. «Я не создавал государственный механизм», — сказал он. — «И я должен воспринимать его так, каким я его нашёл. Многие из его чиновников консервативны. Они происходят из консервативных классов и не теряют своих идей, когда они занимаются государственной работой. Некоторые из наиболее эффективных людей являются самыми реакционными. Но я не увольняю их за идеи, только за их действия, и я не могу принять меры против них за то, что они говорят, только за то, что они делают».
Ответ Ланни был таким: «Леон Блюм однажды сказал мне почти то же самое, имея в виду Кагуляров, и такое его отношение чуть не стоило ему жизни».
VII
Еще раз агент президента подумал, что выполнил свой долг, и начал вставать со стула. Но снова Босс хотел поговорить. «Я вижу вас не очень часто», — заметил он. — «И я вижу много людей, которые знают меньше. Расскажите мне, что вы думаете по поводу этой ссоры в Виши».
Так Ланни пришлось прочесть одну из своих лекций, объясняющую разницу между двумя людьми, которые контролировали марионеточное правительство «Свободной Франции». Один из них был человеком без каких-либо принципов, желающий наняться к нацистам, поскольку он ранее был на службе у Comite des Forges, организации хозяев французской стали и вооружений. Другой был человеком самых жестких принципов, набожным католиком, который делал все, что в его силах, чтобы спасти Францию, но эта Франция означала для него древнюю католическую, управляемую доброжелательной отеческой опекой. Маршал пользовался доверием многих французов, а Лаваля презирала даже его собственная банда. Маршал был старым и слабым, и никогда не был сильным человеком. В прежние времена его начальник маршал Фош сказал о нем: «Когда нечего делать, тогда эта работа для Петена». Ланни добавил: «Возможно, это та работа, которую он имеет сейчас. Нацисты требуют действий, и этот упрямый старый вояка обещает, а потом находит оправдания и задержки, и ничего не происходит».
— Как вы думаете, что немцы будут с ним делать?
— Я бы не хотел бы строить догадки, но скорее всего, они не позволят ему что-либо сделать с Лавалем. Нацистам эти двое очень нужны. Они не хотят оккупировать остаток Франции при нынешнем состоянии дел.
— Куда они пойдут? На Балканы?
— Похоже туда, если они смогли бы получить Грецию и Крит, то смогли бы бомбардировать Суэц, и это создало бы трудности для англичан. Они будут направляться на нефть, будь то в Месопотамии или на Кавказе. Европа висит там на волоске.
Президент задумался, затем сказал: — Я скажу вам секрет, Ланни, что-то очень секретное, это сделает вас счастливыми.
— Хорошо, губернатор, честно говоря, мне бы маленькое счастье прямо сейчас не повредило.
— Это то, о чем вы просили меня в течение долгого времени. Я собираюсь помочь Британии, но не военным путём, конечно, а финансово, и мы можем изготовить все, что им нужно. Последнее сообщение Лотиана убедило меня, что это больше нельзя откладывать.
— Хорошо, губернатор, когда вы это сделаете, я встану и станцую джигу, где бы я ни был.
— В ближайшие дни я собираюсь провести очередную беседу у камина [32]. Я написал её в Тускалусе. Хотите её прочесть?
— Я был бы так горд, как та собака с двумя хвостами, о которых я вам однажды рассказывал.
— У вас могут быть предложения. Возьмите этот стул и включите свет рядом с ним. Вот текст, вы читаете его, а я продолжу свою работу.
VIII
Так Ланни Бэдд провел самых счастливых полчаса своей жизни. Ему показалось, что он видит, как рушатся башни национал-социализма, и появляется прямо перед его глазами новая вселенная отсутствия войны. Это была беседа у камина всем беседам беседа. Это был сигнал горниста Америке и всему миру. Ланни прочитал:
«Ось Берлин-Рим-Токио не просто признается, но заявляет, что не может быть окончательного мира между их философией правления и нашей философией правления… Не может быть никакого умиротворения с жестокостью. Не может быть никаких объяснений с зажигательной бомбой. Теперь мы знаем, что страна может заключить мир с нацистами только ценой своей полной капитуляции… Британский народ ведет активную войну против этого нечестивого союза. Наша собственная будущая безопасность во многом зависит от результатов этой битвы. Борьба Демократии против завоевания мирового господства сейчас в значительной степени получает помощь и должна получать ещё в большей степени путём перевооружения Соединенных Штатов и путем отправки каждой унции и каждой тонны вооружений и материалов, которые мы можем выделить обороняющимся на переднем крае… В нашей решимости помочь Великобритании не будет узких мест. Ни один диктатор, ни одна шайка диктаторов не ослабит эту решимость угрозами того, как они будут истолковывать эту решимость».
Когда чтение закончилось, агент президента сиял. Но он сидел, молча, пока шеф не поднял глаза от документов, которые он подписывал.
— Ну, Ланни, как дела?
— Это абсолютно великолепно. Если вы не передумаете, губернатор…
— Время для раздумий окончено, теперь настало время для действий. У вас есть какие-то предложения?
— Я помню, что в начале прошлой войны сэр Эдвард Грей говорил об Америке как о 'резервном арсенале союзников' я думаю, что это было так. Обстоятельства те же, и вы можете оживить эту фразу. Что вы думаете о фразе: 'Мы должны стать великим арсеналом демократии'?
Президент задумался. «Хорошая фраза», — решил он. — «Найдите место, куда она подойдет и впишите». Он вернулся к подписанию документов, а Ланни снова просмотрел текст. Когда он вставил свою небольшую фразу, он был, буквально, счастлив, как та необычная английская собака. [33]
IX
Ланни вернулся в Нью-Йорк на поезде, а через два дня он получил уведомление о том, что его паспорт был готов. Он позвонил своему отцу, который устроил ему проезд на Клиппере в Лиссабон. На эти огромные летающие лодки сейчас было трудно попасть. Там места занимали британские офицеры и бюрократы обеих стран. Но Робби позвонил Хуану Триппе, президенту Pan American Airways. Когда один человек руководит полётами сотен самолетов, а другой производит их сотнями, они рады оказать услугу друг другу. Мистер Триппе спросил: «Когда ваш сын хочет лететь?» Робби ответил: «Как можно скорее после Рождества». Другой посмотрел в свои записи и сказал: «Мы устроим его в последний день года?» Робби ответил: «Спасибо, я пришлю вам чек».
Старый шельмец, возможно, мог получить место и до Рождества, если бы попросил об этом, но он хотел, чтобы Ланни провел отпуск с семьей. Думал ли он удержать его вне опасности на несколько дней дольше? Или он говорил с Эстер, и ему сказали, что Пегги проявляет живой интерес к своему кузену, и что, если он останется и побудет на праздничных торжествах, то сможет понять, какой она была приятной молодой женщиной? Ланни задавался вопросом, не думал ли его отец «о той немецкой женщине», которая много лет преследовала мысли Бьюти. Бьюти не знала, что Ланни был женат на этой женщине, и что нацисты убили ее в одном из своих застенков. Робби, возможно, думал, что Ланни все еще связан с ней, и что, если его можно заинтересовать подходящей девушкой, то он может поселиться в Ньюкасле или Нью-Йорке.
Во всяком случае, Ланни остался до тех пор, как ему было указано, и не слишком беспокоился, потому что лучше угождать своим друзьям, чем обижать их. Он танцевал с Пегги Ремсен, потому что было бы грубо избегать ее, и она пришла на обед, потому что Эстер пригласила ее, когда там был Ланни. Мачеха предложила, чтобы он взял девушку прокатиться по прекрасному зимнему пейзажу на холмах Коннектикута, и Ланни согласился. Он сам любил зимние пейзажи. Он рассказывал истории о коллекциях старых мастеров и о политических интригах старой Европы. Такие подробности были пригодны для девственных ушей. Когда она спросила, не считает ли он нацистов отвратительными людьми, он объяснил, что в Европе существуют различные злые силы, которые пытаются бороться за власть, и иногда бывает трудно сделать выбор между ними.
Тем временем ужасная бомбардировка Британии продолжалась ночь за ночью. Это был один город, потом еще один, и огромную растянувшуюся столицу редко щадили. Ночи были длинными, и это было время смерти и разрушения. Одним из результатов этих бомбардировок были телеграммы и телефонные звонки, осаждавшие Робби Бэдда, и гости из Вашингтона и из-за границы. Им нужны самолеты, больше самолетов, еще больше самолетов. Они хотели, чтобы Робби отбросил осторожность и расширился, и, когда он пытался защитить интересы своих акционеров, его посчитали упорным реакционером. Сколько будут стоить акции любого американского завода, если Великобритания падёт?
Военные из обеих стран держали Робби с утра до ночи, рисуя картины бедствий, которые они предвидели в результате стремительного развития воздушной войны. Если Гитлер захватит Британию, он наверняка получит Гибралтар, а затем Дакар на западном выступе Африки. Они повторили свой стратегический вопрос. Что им помешает высадить армию десантников оттуда в восточную Бразилию? И когда у них там будет авиабаза, разве вся Южная Америка не окажется в их милости? И что мы можем с этим поделать? Они смогут летать на своих бомбардировщиках и уничтожить Панамский канал. Это разрезало бы Америку пополам. Мы станем двумя нациями, сражающимися в двух войнах: с Германией и с Японией.
Был предел упрямству даже у Робби Бэдда. У правительств была власть. Британское и американское правительства стали для всех практических целей одним целым, когда Черчилль и Рузвельт разговаривали по телефону каждую ночь. Они могли бы экспроприировать Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, если захотят. Или они могли бы реализовать свои заявленные угрозы и построить больше новых заводов на Среднем Западе и переманить всех специалистов Робби. Хорошо, он построит больше зданий и запустит совершенно новый график. Но Вашингтон должен предоставить каждый доллар и должен согласиться выкупить все заводы по себестоимости после войны по требованию Робби. «После войны?» — сказали чиновники. — «Христос! Кто думает после войны? Мы не должны лишиться нашей работы».
Они были так напуганы, что даже Робби испугался и сказал сыну: «Полагаю, тебе лучше пойти туда и узнать, что собирается делать Геринг». Необыкновенная уступка.
X
Ланни отправился к Ганси и Бесс. Он избегал политики, слушал музыку и играл дуэты со своей сестрой, а Ганси репетировал в другой части дома. Он делал это каждый день, независимо от других событий. Затем Ланни поехал в Нью-Йорк и связался с Джимом Стоцльманном. Было воскресенье, 29 декабря, и они обедали в удалённом месте, где их никто не знал, а затем вышли и сели в машину Ланни. Надев теплые пальто и с пледом на коленях, они включили радиоприемник в машине, чтобы услышать запланированную беседу у камина. Ланни не стал говорить, что уже прочитал её.
Они внимательно слушали теплый дружеский голос и заметили любопытное явление. Прохожие на улице, услышав этот голос, останавливались. Они оставались, не взирая на зимний ветер и снег на земле. Ланни не знал, кто они такие, и не стал смотреть на них, но опустил для них окно. Все больше и больше приходило, и никто не уходил. Это было признание, которое скромные люди выражали Франклину Д. Рузвельту. По всей стране простые люди, которых было так много, имена которых никогда не попадали в газеты, обсуждали проблемы страны между собой. И рано или поздно они давали политикам знать, чего они хотят.
Америка сжигала за собой мосты. Америка устанавливала закон о том, что нацистам и фашистам не будет разрешено взять под свой контроль мир. Америка собиралась стать великим арсеналом демократии. Прозвучала фраза Ланни, и его сердце прыгнуло, когда он услышал её. Он пообещал станцевать джигу, но обстоятельства вряд ли позволили это. Он и его друг похлопали друг друга по спине, и они были так счастливы, что у них были слезы на глазах. Импровизированная аудитория постепенно исчезла, как будто они подслушивали и смутились. То, что они думали, Ланни узнает только через много лет, когда в урне для голосования и на массовых митингах и другими способами люди будут выражать своё одобрение великой политики президента.
XI
Ланни возил Пегги Ремсен поглядеть на прекрасные пейзажи нагорья Коннектикута зимой, и вряд ли было бы справедливо не сделать то же самое для Лорел Крестон. Он обнаружил, что любит рассказывать Лорел о том, что с ним случилось, и хотел рассказать больше. Ей нравились автомобильные прогулки. Они могли свободно глядеть из безопасного мира в Новой Англии на опасности в земле гитлеровцев. Они были ветеранами войны и могли снова насладиться прелестями своих битв. Ланни возвращался на фронт, и Лорел, возможно, хотела присоединиться к нему, но должна была остаться и вести то, что она называла своей слабой маленькой войной пера. Ланни должен был напомнить ей, что нацисты умело пользовались пером и нельзя ошибаться, недооценивая их.
Пока Ф.Д.Р. вёл беседу у камина, нацисты провели еще одну массовую бомбардировку Лондона. На этот раз это была бомбардировка зажигательными бомбами. И пока эта счастливая пара наслаждалась зимним пейзажем, они включили радио и слушали, как ужасный пожар пылал в самом сердце столицы, той части, которая известна как Сити. Лорел никогда не посещала его, но Ланни знал Сити с детства, потому что муж Марджи Петри лорд Эвершем-Уотсон под кличкой «Бамблс» был человеком Сити и был занят управлением состоянием своей жены. Теперь Ланни рассказал о достопримечательностях, которые он тогда видел, и которые никто больше никогда не увидит.
Район был небольшим и переполнен, как муравейник. Никто не знает, почему нужно запускать их туннели здесь, а не там, но, по-видимому, это потому, что их предки многих поколений делали именно так. И именно так происходило с лондонским Сити, у которого было достаточно секретных дверей и скрытых проходов, чтобы обеспечить писателей загадками убийств на оставшееся время. В путанице его зданий и подвалов была разработана самая современная банковская техника в мире, но время изменило некоторые из ее внешних форм. Это была небольшая империя внутри великой империи, в которой никогда не заходило солнце. Сувереном этой небольшой империи был лорд-мэр Лондона, и у него была своя полиция. Армия короля Англии не имела права входа, и сам король мог войти только после тщательной церемонии. Его представлял своего рода посол со странным титулом King's Remembrancer. Чем страннее титул, тем больше англичане его любят.
Приезд Ланни совпал с Днём Святого Михаила, потому что это был день процессии лорда-мэра. Она была похожа на сказку. Его гражданское величество ехало в золотой карете, сопровождаемой лакеями в париках, членами городского управления в шапках из черного бархата, шерифами и барабанщиками маршала Сити, за которыми следовал сам маршал в фиолетовом бархате, вышитом серебром. Все разные гильдии имели свои костюмы, разработанные более шестисот лет назад. У каждого были свои ревниво лелеемые привилегии. Например, Гильдия торговцев винами были единственными лицами, кроме короля, которым было разрешено разводить лебедей в Англии!
Наряду со всей этой древней мишурой был Банк Англии, самый мощный в мире. Фондовая биржа и Королевская биржа, где каждый рабочий день продавались все валюты мира. Клиринговая палата, солидное учреждение. Балтийская биржа, где фрахтовались корабли для каждого известного порта. Также пять крупнейших банков, которые управляли кредитом страны. В розовые дни Ланни он был бы готов обойтись без всего этого, но теперь он оплакивал это, потому что эти великие учреждения финансировали войну с фашизмом и нацизмом по всей земле. «Включая истребители Бэдд-Эрлинг?» — предположила Лорел. А он ответил: «Да, но недостаточно».
XII
Робби прислал человека из Ньюкасла, чтобы отвезти Ланни в аэропорт и доставить машину домой. Две сумки Ланни и его маленькая портативная пишущая машинка были помещены на борт гигантской летающей лодки, а Ланни комфортно уселся в мягком кожаном кресле. Когда он огляделся, то заметил коллегу по полёту, стройного джентльмена в помятом сером костюме. Джентльмена, частично лысого, с бледным лицом и озабоченным выражением, свидетельствующим о плохом здоровье. Ланни никогда раньше его не видел, но газеты сделали его лицо знакомым всему миру. Это был главный деятель Нового курса, Верховный лорд занимающихся пустым делом и Великая шишка разгребателей листьев, человек, которого не мог переносить Робби Бэдд и другие экономические роялисты. Сын шорника из Айовы, который стал преданным последователем Ф.Д.Р., его человеком Пятницей, его альтер эго. Бывший социальный работник, который стремился превратить Америку в одну гигантскую богадельню, убежище для ленивых и некомпетентных. В отлично функционирующее учреждение, чьи полы мылись каждое утро, и чьё меню соответствовало последним открытиям диетологов. Во всяком случае, такова была идея Робби Бэдда об этом человеке, вынашиваемая в течение восьми или девяти лет, и Робби пенился, как сифон с содовой водой, когда кто-то называл имя Гарри Хопкинса.
«Гарри Хоп (Хмель)», как его назвал его шеф, не терял времени, забравшись в самолет, но открыл обширный портфель и начал изучать документы. Он делал это всю поездку, и Ланни не прерывал его. Ланни, возможно, привлек внимание, если бы он сказал: «Я был с президентом в его спальне сразу после того, как он вернулся из Уорм Спрингс». Но Ланни не мог это сказать. Он даже не мог сказать, что он был сыном президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт и уезжал за границу по делам своего отца. Он должен был говорить: «Я искусствовед и обитатель башни из слоновой кости», и это не заинтересовало бы самого трудолюбивого рассыльного в Америке.
Ланни знал, что Гарри Хопкинс отправился в Англию, чтобы помочь выполнить обещания, которые Ф.Д.Р. только что провозгласил публично. В документах, содержащихся в его портфеле, были данные о том, что Америка готова делать сейчас и в ближайшие месяцы. Без сомнения, они будут представлены Черчиллю и его помощникам и сравнены с их графиком того, что они хотели иметь. Агенту президента очень хотелось просмотреть эти документы. И он утешил себя, представив сцену, которая случится на следующий день после окончания этой мрачной борьбы. Он встретит сына шорника в спальне Белого дома, а Ф.Д.Р. скажет: «Гарри, это мой друг Ланни Бэдд, который был одним из моих самых полезных агентов со времен Мюнхена. Относитесь к нему с уважением, потому что мы не могли бы выиграть войну без него!»