Всю ночь мы просидели на кухне, пили крепкий чай и рисовали себе светлое будущее, а на следующий день подписали все необходимые документы, в том числе подписку о неразглашении. Контракт был составлен предварительно на три года, и среди всего прочего, в договоре особый акцент был сделан на то, что на весь этот период я должна была принимать специальный препарат, исключающий возможность забеременеть. Такой «прецедент» как было указано в договоре, был крайне нежелательным, поскольку предполагал отрыв от исследований. Что это за исследования и куда конкретно нас отправят, нам предстояло узнать по прибытию в Москву. Нам дали две недели на подготовку к отъезду, подкинув нужную легенду о том, как объяснять внезапную отлучку сослуживцам и родне. Эти последние дни нашего пребывания на родине были самими мучительными и душераздирающими, и хотя внутренне мы сумели себя перебороть и подготовить, все же прощание с родимой землей лично для меня было очень болезненным. Не стану я здесь об этом писать: слишком дороги мне эти воспоминания…
Первого июня мы прибыли в столицу СССР. Нас встретили и отвезли на какой-то подмосковный армейский полигон, для инструктажа. Помню, у меня в тот день ужасно болела голова, и муж то и дело встревожено всматривался мне в лицо. Знаю, я расклеилась тогда. Мне было не по себе, как будто мы стояли на краю пропасти, и был момент, когда я хотела схватить мужа за руку и сбежать. Наверное, это было то самое проявление пресловутого «женского чутья». Что было потом, я уже плохо припоминаю. Нас проводили в высокий, просторный ангар, через широкие окна которого просматривалась вертолетная площадка. На ней находились три вертолета, «МИ-8» кажется.
Оказалось, мы были последними кого ждали: в помещении был развернут мобильный штаб, а на поставленных вразнобой металлических скамейках сидели люди. Помимо нас, в новый проект пригласили еще одиннадцать человек, среди которых, обращали на себя внимание двое бородатых, со светлым оттенком волос мужчин: как потом оказалось, шведские ученые-энергетики.
А посередине, за широким секретарским столом, восседали четверо военных, и еще двое людей в гражданской одежде. Сбоку от них, на высоком, передвижном стеллаже, была раскатана крупномасштабная карта Карелии, с нанесенными красным штабным карандашом пометками.
Один из тех, что был при погонах и выглядел постарше остальных, встал и поприветствовал всех присутствующих, а затем последовала краткая и без отступлений, насыщенная военной строгостью и патриотизмом речь. В своем обращении, он поблагодарил всех нас, за согласие потрудиться на благо нашей страны, призывал к нашей стойкости и терпению, в связи с предстоящими лишениями, и еще раз вежливо, но с металлом в голосе напомнил про нашу скромность.
Затем слово было передано штатскому. Его представили как начальника по вопросам безопасности и одного из кураторов проекта на самом объекте. И если выступающего первым я сейчас и не вспомню, то образ этого дьявола надолго врезался в мою память! Он казался живой реинкарнацией самого Гейдриха[8]: высокий, слегка сутулый, с бледной как у больного младенца кожей. Ледяной взгляд злых, бесцветных глаз и отвратительная усмешка, вот каким я впервые сумела рассмотреть Альберта Краца – нашего начальника охраны.
И снова я почувствовала тогда неладное, словно предчувствуя большие беды, которые обрушаться на нас из-за того, что мы связались с этим человеком. Если бы я знала, чем обернется для нас это знакомство, я бы никогда не села в эти проклятые вертолеты!
Но вот, представившись, он заговорил, и однако, голос его не вызывал отторжения, наоборот, незыблемое спокойствие и вкрадчивость, оказывали почти гипнотическое действие. Он предупредил нас о том, что как только он начнет раскрывать ту информацию, которая является секретной, дороги назад уже не будет, (а была ли она уже тогда?) и те, кто по каким-то причинам передумал, вправе еще отказаться от кампании, без ущерба для своей репутации и карьеры. Все промолчали, и он посвятил нас, наконец в суть проекта.
Итак: в глухих дебрях карельских лесов, глубоко в подземной пещере, найдено невиданное доселе вещество, с неопределенным составом и неизученными свойствами. Доисторический, первородный организм! Вещество крайне раздражительно реагирует на внешнюю среду и погибает при попытках выноса его на поверхность: биологическая структура стенок и микроклимат внутри пещеры, является для него естественной питательной средой, которая видимо, не изменилась с развитием эволюции. А пока же, на месте где будет производиться добыча и исследование вещества, интегрированы подземные модули с независимой, автономной энергосистемой. В них находиться самое современное оборудование и вся необходимая инфраструктура для проживания; собственный мини-госпиталь, при необходимости может принять до десяти коек. Нас транспортируют туда в течение нескольких часов, высадят, и проводят внутрь ночью, так как по условиям контракта, мы не должны знать или догадываться о точном местонахождении. Примерный квадрат нашего назначения нам указали на карте.
Мы слушали все это, раскрыв от удивления рты, и я видела, как в глазах ученых разгорается блеск научного энтузиазма. Мне был знаком этот блеск, ведь я часто наблюдала его у Леонида, когда он, сидя у себя в лаборатории, пытался постичь новые ветви неизведанного, засиживаясь допоздна и питаясь одними бутербродами. И я отлично понимала, о чем он в тот момент думал: вот он реальный шанс по-настоящему проявить себя; вот возможность сделать что-то важное для своей страны, а может и для всего мира! Мой муж, как и все мы, жестоко ошибался…
Остаток дня, специалист в области охраны труда, и человек ответственный за снабжение, провели вводный инструктаж по поводу возникновения чрезвычайных ситуаций и правилам внутреннего распорядка на «объекте». Рассказали о сроках доставки провизии. Так, мы узнали, что раз в месяц, нам будут доставляться свежие продукты, а также индивидуально оговоренные заказы и пожелания: скажем, кто-то захотел побаловать себя эскимо или выписать новый номер любимого журнала. Затем, когда все члены комиссии выступили, нам дали немного свободного времени, на перекур и личные надобности. До отправки оставались считанные минуты.
Нас разделили на три группы, и мы поднялись в вертолеты. Во время полета меня снова накрыла головная боль, и упругий треск вращающихся лопастей лишь усиливал ее. Сам перелет показался мне очень долгим, и в то время, как Леонид сосредоточенно высчитывал будущее место конечного пункта, пытаясь просчитать скорость летной машины и сопоставить его с затраченным временем, я изнывала от пульсирующей в висках боли и шума, и к концу нашего воздушного путешествия, оказалась совершенно разбитой.
Наконец мы приземлились. Наша группа спустилась на землю, и я с удовольствием вдохнула прохладу ночного летнего леса. Боль и треволнения потихоньку рассеялись, отступая перед благодатью северной природы. Все осмотрелись. Оказалось, мы сели на вырубленной площадке, у подножия высокого кряжа. Эта своеобразная посадочная платформа, представляла собой разработанную, ровную поверхность, очищенную от криволапых сосен, путем спилки их под корень и выровненную наваленным еловым лапником.
Вокруг нас, куда бы мы ни взглянули, были сплошные холмы, утыканные могучими соснами и причудливыми, карликовыми елочками. Мне сразу представилось, что дремучие леса из детских сказок, должно быть выглядят именно так!
И снова все припоминается мне совершенно четко, словно ответственные моменты моей судьбы нарочно отложились в самом потаенном уголке моего сознания: да, светила холодная, бездушная луна, освещая этот лесной своеобразный котлован, в самом центре которого были посажены наши вертолеты. А в стороне от всех я. Поднялась немного на холм, и теперь наблюдаю за всеми: вот мужчины помогают друг другу накинуть тяжелые рюкзаки с провизией, и отходят на безопасное расстояние, позволяя пилотам снова поднять в воздух свои машины. Три огромные, железные птицы, шумно взмывают ввысь и скрываются за нависшей линией горизонта, оставляя нас наедине с природой в диком, почти первобытном краю.
Нашим проводником, оказался этот неприятный тип Альберт Крац. С самого начала, он довольно грубо попросил меня спуститься. Подозвав всех нас, он попросил не расходиться, во время нашего перехода до «объекта». Идти мы должны были строго друг за другом, и за соблюдением данного указания, должны были проследить, взявшиеся неизвестно откуда двое угрюмых мужчин: Крац представил их как своих помощников. Я догадалась, к чему были все эти предостережения: хотя пик белых ночей, какие бывают в это время на севере, еще не начался, все же было довольно светло, а это повышало риск того, что мы сможем запомнить особенности местного рельефа, что в свою очередь противоречило условиям наших контрактов. Но никто ничего подобного сделать и не пытался: мы спокойно направились к конечной цели, опекаемые нашими бдительными стражами.
Идти пришлось около часа, причем продвигались мы не по тропам, каких здесь видимо вообще не было, а что называется напролом – через бурелом и валежник! Крац – головной в нашей группе, несколько раз внезапно менял направление, запутывая нас все больше.
По мере продвижения, местность начала меняться: лес поредел, и все чаше стали появляться огромные камни, и скалистые лбы с округлыми уступами, на которых росли странные, изогнутые деревья, казавшиеся в полутьме ночного леса, хищными фигурами мистических чудовищ.
Наконец мы подошли к подножию высокой горы, и, обогнув ее примерно вполовину, уперлись в выпирающий прямо из склона массивный валун.
«Здесь находиться главный вход господа», – усмехнулся тогда Крац.
С этими словами, он подошел к этому выступу, и, нашарив сквозь облепляющий стену горной породы мох, кнопку замаскированного микрофона, произнес несколько негромких слов.
Тотчас, округлая часть валуна отделилась от горы и полоска света, бьющего казалось из самых недр, очертила границы потайной двери!