Великая разница между надеждою и существованием.
И птичка находит себе жилье, и ласточка гнездо себе, где положить птенцов своих.
Ссылка в Спасское-Лутовиново стала для Тургенева периодом творческого спада, а лето и осень 1852 года – временем наиболее активных внутренних поисков и нескончаемых вопросов самому себе. После публикации «Записок охотника» его переполняло беспокойство и стремление к новым путям развития. Плохая погода в начале осени перечеркнула охотничьи планы, вынудив отложить ружье и вернуться к литературной и критической работе. Он заканчивает рецензию на книгу Аксакова, но так и не завершает работу над злополучным романом «Два поколения»: Тургенев отправил несколько готовых фрагментов друзьям и знакомым, попросив оценить новое произведение, и отзывы оказались преимущественно отрицательными; рукопись он в итоге сжег [Schapiro 1982: 90, 115][167]. В октябре 1852 года, еще только в самом начале работы над этой идеей, он писал о своем кризисе К. С. Аксакову:
«Зачем же я издал их [“Записки охотника”]?» – спросите Вы, – а затем, чтобы отделаться от них, от этой старой манеры. Теперь эта обуза сброшена с плеч долой… Но достанет ли у меня сил идти вперед – как Вы говорите – не знаю. Простота, спокойство, ясность линий, добросовестность работы, та добросовестность, которая дается уверенностью – всё это еще пока идеалы, которые только мелькают передо мной. Я оттого, между прочим, не приступаю до сих пор к исполнению моего романа [ «Два поколения»] [Тургенев 19786, 2: 150].
Двенадцать дней спустя, в свой день рождения, Тургенев развил эту мысль в письме к своему близкому другу П. В. Анненкову:
Надобно пойти другой дорогой – надобно найти ее – и раскланяться навсегда с старой манерой. Довольно я старался извлекать из людских характеров разводные эссенции – triples extraits[168] – чтобы влить их потом в маленькие сткляночки – нюхайте, мол, почтенные читатели – откупорьте и нюхайте – не правда ли пахнет русским типом? Довольно – довольно! Но вот вопрос: способен ли я к чему-нибудь большому, спокойному! Дадутся ли мне простые, ясные линии… Этого я не знаю и не узнаю до тех пор, пока не попробую – но поверьте мне – Вы от меня услышите что-нибудь новое – или ничего не услышите. Для этого я почти рад моему зимнему заключению – я буду иметь время собраться с духом – а главное – в уединении стоит человек от всего далеко – но особенно от литературы – журнальной и всякой; а из меня может выйти что-нибудь только по уничтожении литератора во мне – но мне 34 года – а переродиться в эти годы трудно. Ну – увидим [Тургенев 19786, 2: 155][169].
За три года, последовавших за этим сигналом эстетического бедствия, Тургенев все-таки смог найти путь к созданию произведений с «ясностью линий». «Тройной экстракт» характерных русских типов – тех самых обитателей метафорического зоопарка, столь восхищавших Гершензона [Гершензон 1919: 70][170], – будет разведен и растворен в четырех необычайно успешных романах: «Рудин» (1855), «Дворянское гнездо» (1858), «Накануне» (1859) и «Отцы и дети» (1861). Чтобы обрести искомое «спокойство», Тургенев, однако, был вынужден перестроить сам характер своего литературного обращения с миром природы, что вскоре изменило и характер его творческих взаимоотношений с С. Т. Аксаковым.
Вслед за публикацией «Записок ружейного охотника Оренбургской губернии» Аксаков с воодушевлением пытался привлечь Тургенева к дальнейшим совместным проектам. В начале марта 1853 года Аксаков планировал стать редактором и уже составил в общих чертах программу издания журнала, в котором бы печатались материалы о разных видах охоты. Он пригласил к сотрудничеству Тургенева, а также А. С. Хомякова, Ю. Ф. Самарина и многих других. Вначале Тургенев с готовностью принял это предложение: «Ваш “Охотничий сборник” – блистательная и, я надеюсь, выгодная в денежном отношении мысль. Разумеется, я Ваш сотрудник и мое перо, мое имя к Вашим услугам» [Тургенев 19786, 2: 217; Летопись 1995: 231, 234]. Как раз той весной, в конце мая, Тургенев познакомился с Фетом, который на следующие десять лет станет его ближайшим товарищем по охоте в России и во Франции.
В итоге охотничий журнал Аксакова так и не получил цензурного разрешения. К тому же из всех потенциальных авторов лишь Тургенев сдержал обещание и подготовил для издания материал, который (хоть и с большим опозданием) отправил Аксакову, уже было отчаявшемуся дождаться его. Да и результат, строго говоря, не был собственно работой Тургенева: он дословно записал колоритнейшие рассказы Афанасия Алифанова о занятии, в котором тому не было равных, – ловле соловьев, высоко ценившихся как домашние певчие птицы. Потеряв надежду на запуск журнала, Аксаков переделал проект в книгу – однотомный сборник, опубликованный в 1855 году и включавший его собственные свежие статьи об охоте, а также единственную работу другого автора – тургеневскую запись рассказа Афанасия о соловьях. Даже если и не совсем «тройной экстракт», это всё равно был самый подлинный образец крестьянской речи, опубликованный Тургеневым за всю его писательскую карьеру. В тяжеловесности названия, которое дал книге Аксаков, нашли отражение и сложная история ее публикации, и благодарность единственному соавтору, не оставившему это начинание: «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах С. Аксакова. С прибавлением статьи “О соловьях” И. С. Тургенева» [Аксаков 1955–1956, 4: 636–637; Летопись 2011: 193]. Издательская неудача Аксакова ознаменовала для XIX века конец эпохи серьезных чисто охотничьих произведений в творчестве больших русских писателей.
Что означает «коромысло»
Изначально Тургенев обещал, помимо очерка «О соловьях», прислать для охотничьего сборника Аксакова еще и вторую статью. Это должен был быть рассказ об охоте крестьян на медведей, выходивших на овсяные поля в Полесье[171]. Однако через несколько месяцев, в июле 1853 года, Тургенев отправился охотиться на тетеревов как раз в Полесье на берега Десны. Там он провел две недели, познакомился с крестьянином-проводником Егором и получил от поездки столь сильные впечатления, что они коренным образом изменили весь план рассказа. Понимая, что его новый, более амбициозный замысел больше не подходит для аксаковского сборника, Тургенев опубликовал рассказ отдельно в октябрьской книжке журнала «Библиотека для чтения» за 1857 год [Тургенев 1978а, 5: 432–433]. Конечным результатом всей этой истории, начавшейся с идеи охотничьей статьи и выросшей в нечто несоизмеримо большее, стала «Поездка в Полесье», наглядно демонстрирующая новый тургеневский метод включения природных элементов в прозу.
«Поездка в Полесье», одно из важнейших тургеневских исследований взаимодействия человека с природной средой, стала тем переходным звеном, в котором для писателя объединились взгляд в прошлое, на последние по времени написания рассказы «Записок охотника», и в будущее – на художественные методы собственного постаксаковского творчества. Представляется, что «Поездка», этот мрачный ответ и в чем-то даже отказ экстатическому единству с природой, которым был охвачен рассказчик-охотник «Леса и степи», по своему замыслу была значительно ближе к «Певцам»[172]. Когда охотник, автор руководств и книгоиздатель – Основский выпустил в 1860 году первый том собрания сочинений Тургенева, он задним числом включил «Поездку» в «Записки охотника», расположив непосредственно перед «Лесом и степью». Тем не менее, подобно тому как рассказ не умещался в охотничьем сборнике Аксакова, оказался он чужеродным и в «Записках охотника»– в будущем Тургенев не станет включать его в переиздания цикла [Тургенев 1978а, 5: 434][173].
Рассказ состоит из двух глав: «Первый день» и «День второй». В нем встречается множество практических деталей, характерных для охотничьих мемуаров, которые мы рассматривали в главе второй. Неназванный рассказчик отправляется охотиться на глухарей и рябчиков в первозданное Полесье, на берега реки Рессеты вместе с крестьянином-проводником Егором, молчаливым трезвенником и «лучшим охотником во всем уезде», жизнь которого омрачена постоянными невзгодами: болезнью жены, смертью детей, бедностью [Тургенев 1978а, 5:135]. Подавленный громадным вековым лесом, главный герой погружается в полные ужаса размышления о безразличии природы, собственной ничтожности и эфемерности жизни. От уныния его неожиданно спасает Егор, предлагающий неврастеничному дворянину самый простой из всех возможных освежающих напитков: «Вот вам вода <…> пейте с Богом» [Тургенев 1978а, 5: 139]. Эмоционально освежившись, рассказчик мечтает о том, как скоро вернется под теплый кров и сладко заснет, и на этом первый день заканчивается. На второй день он отправляется за дичью на гарь, где встречает крестьянина Ефрема, нарушителя закона и своего рода трикстера. Незадолго до вечерней зари главный герой ложится на землю, радуясь, что его больше не окружает, как накануне, давящий сосновый лес, и от его мрачного настроения предыдущего дня не остается и следа. День второй и вместе с ним рассказ завершается тем, что охотник восхищается лишенными жалоб и полными самообладания раздумьями Егора о новом постигшем его ударе судьбы. В письме к Анненкову от 9 (21) марта 1857 года Тургенев упоминал о том, что, возможно, напишет еще и главу «Третий день», но, за исключением нескольких дошедших до нас набросков, план этот так и не был реализован [Тургенев 19786, 3: 210]