Читает:
Зачем же властвовать и задавать вопросы? Поют скворцы и пьют вино у магазина холодным майским утром. Нам дано быть мудрыми, но это мы отбросим. Зачем же властвовать и мелкой сытой дробью свой голос насыщать?
Запинается.
Чуть мы устали, нас уже забыли.
Повторяет:
Чуть мы устали, нас уже забыли. Нет, не помню. Пить надо меньше. Это Сабурова стихи. Знаешь?
Вита
Нет.
Александр Иванович
Евгений Сабуров… Он был министром, потом вице-премьером Крыма в одном из перестроечных правительств.
Вита
А сейчас?
Александр Иванович
Жив. Он не старый человек.
Вита
Это он про себя написал?
Александр Иванович
В смысле?
Вита
Ну — властвовать зачем, забыли…
Александр Иванович
Не думаю.
Они целуются. Выходят на Садовое. Здесь ветрено и совсем уж неуютно. Зонт запрокидывается назад, стремясь вырваться из рук Виты. Александр Иванович идет вперед, наклонив голову, Вита, напротив, подставляет дождю лицо, и дождь течет по нему.
Александр Иванович
Но невозможно же так разъехаться. Может быть, зайдем в бар, выпьем пива? Хорошо заканчивать пивом! Как ты относишься к пиву с утра?
Вита
Да, хорошо.
9.
Сверкающая полированная стойка американизированного бара, куда московские гуляки приходят под утро допивать, закусывать, заканчивать кутежи. Народу немного. Александр Иванович и Вита сидят в углу, перед ними стаканы с пивом. Рядом, тяжело навалившись на стойку, сидит человек лет сорока пяти, в спортивном костюме, с резкими чертами лица. Это Мустафа. Он заметно и тягостно пьян, но владеет собой — он много выпил и не сумел напиться. Александр Иванович и Вита, склонившись друг к другу, разговаривают.
Александр Иванович
Самое трогательное граффити, которое я когда-либо видел в жизни, было написано на стене мужского туалета в институте, где я учился одно время. Там было написано: «Эх! Поебаться бы хоть один раз!» И я думаю, это какой-то лейтмотив жизни. Моей, и не только моей. Эх! Поебаться бы хоть один раз.
К ним обращается Мустафа.
Мустафа
Молодые люди! Можно спички?
Александр Иванович
Спичек нет. Есть зажигалка. Дай ему.
Передает Вите зажигалку, та протягивает ее Мустафе. Мустафа долго, нетвердыми руками прикуривает. Александр Иванович и Вита ждут, глядя на него. Мустафа возвращает зажигалку.
Мустафа
А можно вас спросить?
Александр Иванович
Спрашивайте, можно, конечно.
Мустафа
Вы кто по профессии?
Александр Иванович
Мы? Журналисты.
Мустафа
Да ну? Правда? Не может быть. (Обращается к Вите.) Он врет?
Вита
Нет.
Александр Иванович
У нас служебный роман. Внезапный.
Мустафа
Ясно. И что?
Александр Иванович
Ничего. Негде.
Мустафа
Негде? Какая ерунда! Мне вот не с кем.
Александр Иванович (Передразнивает его).
Не с кем? Какая ерунда!
Мустафа
Хотите пива? Можно вас угостить?
Александр Иванович
Можно.
Мустафа
Вы какое пьете?
Александр Иванович
Светлое.
Мустафа (бармену).
Два светлых. Мне тоже. Три. Три светлых.
Бармен подает пиво.
Мустафа
Вот. А я миллионер. Миллионер! И не знаю, зачем мне жить. Скажите. Мне сорок пять лет. У меня все есть. А я не хочу жить. Незачем! Вот проблема. Не знаю, как конца дождаться.
Александр Иванович
Это не проблема.
Мустафа
Почему?
Александр Иванович
Потому что это пройдет.
Мустафа
Как пройдет?
Александр Иванович
Хмель пройдет. И это пройдет.
Мустафа
Никогда не проходит.
Александр Иванович (обращается к Вите).
В том институте у меня были два приятеля: Зверев и Лисов. Их все звали — Звероеб и Лисоеб. К чему я это вспомнил?
Мустафа
Вот я. Приехал из Казани. Семь лет назад. Голый! Вообще ничего не было. Сейчас — все есть. А зачем — не знаю. Ну что, поедем ко мне?
Александр Иванович
К вам?
Мустафа
А что? Ты ж говорил — вам негде. У меня места много.
Александр Иванович (Вите).
Поедем?
Вита
Поедем.
Александр Иванович
А далеко?
Мустафа
Рядом.
Затемнение.
10.
Квартира Мустафы. Свежеотделанная, обставлена дорого, но бестолково. Вообще несколько нежилая. Александр Иванович, Вита, Мустафа сидят на кухне.
Александр Иванович
Явочная квартира?
Мустафа
Да вот. Купил и не живу.
Мустафа протягивает Александру Ивановичу бутыль вина.
Мустафа
Открой.
Пьют вино.
Мустафа
Вы ебаться хотели? Идите, ебитесь.
Александр Иванович
Пойдем?
Вита
Пойдем.
Александр Иванович
Куда?
Мустафа
Я покажу.
Открывается дверь в спальню, все трое входят. Широкая кровать, шкаф с зеркальными дверцами во всю стену. Трое стоят у изножья кровати, как у берега. Александр Иванович кладет руку на плечо Вите.
Мустафа
Ну?
Александр Иванович
Все в порядке.
Мустафа
Хочу посмотреть, как вы начнете.
Александр Иванович целует Виту.
Александр Иванович
Достаточно?
Мустафа выходит. Александр Иванович и Вита совокупляются на широкой кровати в коленно-локтевой позиции. В зеркалах отражаются их тела — более смуглое и худое Александра Ивановича и белое, из округлостей состоящее — Виты. Открывается дверь, входит Мустафа. Любовники останавливаются, не разъединившись, поднимают к нему свои животные лица.
Мустафа
Вы что-то долго.
Александр Иванович
Куда спешить?
Мустафа
Кончить не можешь?
Александр Иванович
Могу.
Мустафа
Кончи, пожалуйста.
Вита
Выйди отсюда, мудак.
Мустафа
Ладно, ладно.
Затемнение. Та же сцена. Теперь любовники находятся в положении 69. Открывается дверь, входит Мустафа.
Мустафа
Хватит уже. Я там один сижу.
Александр Иванович
Выйди, а… Мы сейчас.
Вита
Уйди, ублюдок! Урод!
Мустафа
Чего ты на меня орешь в моем доме?
Александр Иванович
Не мешай. Пожалуйста.
Мустафа
Я посмотреть хочу, как ты кончаешь. А она оскорбляет. (Вите.) Да кто ты вообще?
Александр Иванович
Не надо ничего смотреть, о'кей?
Затемнение. Теперь Вита сидит верхом на Александре Ивановиче, лицом к двери, спиной к Александру Ивановичу. Входит Мустафа.
Мустафа
Я хочу посмотреть, как вы кончите. Можно?
Александр Иванович
Да смотри, смотри! На!
Вита слезает с Александра Ивановича, берет с тумбочки тяжелую лампу, размахивается, бьет Мустафу по голове. Тот падает, головой врезается в зеркало, разбивает его. Александр Иванович еще подрагивает на постели. Вита переступает через Мустафу, проходит к окну, открывает его. Затем начинает одеваться.
Вита
Пошли отсюда.
Александр Иванович
Да, конечно.
11.
Дверь подъезда дома Мустафы. Александр Иванович и Вита выходят из нее. Опять начался дождь.
12.
Дождь захлестывает в открытое окно комнаты, где лежит мертвый человек Мустафа.
КИПР
— А давай-ка рванем на Кипр, — предложил Саныч, глядя, как апрельский дождь поливает широкие окна московского паба «Джон Булл».
— А что там? — спросил Мореный, оторвав взгляд от желтой поверхности пива в кружке.
— Да хоть тепло, по крайней мере.
Сказано — сделано.
Прошло время, и, заложив петлю над коричневым островом и зелено-серым морем, самолет царапнул бетон Ларнаки, подпрыгнул разок и заскользил.
В аэропорту их встречала Мария, прокатчица автомобилей.
— Роскошная женщина, а? — сказал Мореный, оглядев золотые цепи на загорелой шее Марии.
— А? — не расслышал Саныч. — А, да.
Из аэропорта вышли в пекло. Солнце стояло высоко.
— Ух, елы, — сказал Саныч.
— Жарковато, — отозвался Мореный.
Они сняли виллу, верней — полвиллы. Недорого: пятьсот в месяц за две спальни плюс холл, плюс веранда, плюс патио. Всюду мрамор: ступаешь на него босой ногой, и уже от одного этого становится хорошо.
— Ты только аккуратней, ради бога, — говорил Мореный, глядя, как Саныч усаживается за руль.
— Да я аккуратно.
Рули тут были справа. Машину взяли — «протон», в Москве невиданную.
— А, я понял, — сказал Мореный, приглядевшись к транспортному средству. — Это «лансер мицубиси», один к одному. Где, она сказала, их делают? Сингапур? Тайвань?
— Да что-то такое, — кивнул Саныч.
— Точно, «мицубиси».
— Тебе видней.