— Неважно, неважно! — воскликнул Ягофаров. — Мы же не репортаж с фабрики «Большевичка» делаем, верно? Материал будет об идеях…
— Это прямо здесь? Сейчас? — спросила девушка.
— Да, да.
— Валяйте, — сказала она.
Макс уже доставал из сумки камеру.
— Значит, так, — говорил Ягофаров. — Вы… Вас, простите, как зовут?
— Альма, — сказала девушка.
— Странное имя, — сказал Ягофаров.
Девушка пожала плечами.
— Вы татарка? — спросил Макс.
Она не ответила.
— Значит, так, вам для начала нужно будет просто несколько раз медленно и естественно пройтись от того угла до этого, — объяснил Ягофаров, — вы причем задерживайтесь, оборачивайтесь, прислоняйтесь к стенам, ищите кого-то в толпе — словом, действуйте, медленно живите, можете пробежаться немного. Вы понимаете?
Альма кивнула.
— Макс, готов?
— Да, — он уже установил штатив у края тротуара и стоял, склонясь к камере, спиной к машинам, летевшим по улице.
— Начинаем, — сказал Ягофаров, — Идите.
И подошел к Максу.
Тот глядел сверху в видоискатель и часто снимал.
— Что ты так расщелкался? — спросил Ягофаров.
— Старик, это будет нетленка, — буркнул Макс. — Посмотри.
Ягофаров стал смотреть в видоискатель, а Макс закурил.
Девушка рассеянно передвигалась у витрин. На маленькой и резкой картинке она не потерялась в толпе, а, наоборот, выделилась, и улица вся обратилась в сцену, и прохожие оказались специально подобранными и загримированными статистами, а она — примой, звездой.
— У девки божий дар, — сказал Ягофаров.
— Очень может быть, — сказал Макс
— Похоже на то, — сказал Ягофаров.
— Надо пойти в переулок, пока есть этот свет. Она согласится?
— Куда денется? Тщеславная, наверное, кошка, как все.
Она действительно согласилась; совершенно равнодушно, впрочем. И пока шли к месту — оно давно было найдено, постоянное было место в тесном, глухом и живописном переулке, — Ягофаров и Макс задумчиво цедили комплименты, удивляясь, что девушка ни о чем не спрашивает.
Подъезд со львами, где Макс хотел снимать, загораживал большой старомодный автомобиль. Водитель отсутствовал. Макс выругался.
— Ну и что? — спросил Ягофаров. — Отличная натура. Снимай на фоне тачки. Классика! Это модно.
— Она грязная, — возразил Макс.
— Снимай с угла, а передок сейчас протрем.
Ягофаров достал носовой платок и, наклонившись, протер фары, радиатор и бампер машины. Посмотрел на платок и зашвырнул его под автомобиль.
— Что у вас под пальто? — спросил Макс девушку. — Юбка? Брюки?
— Брюки.
— Плохо. Джинсы?
— Джинсы.
— Плохо. Синие?
— Зеленые.
— Хорошо. Расстегните пальто. Хорошо, Встаньте у машины, Левее. Еще. Назад, Руку. Выше… Ниже… Поднимитесь по ступенькам… Обходите машину… Идите нам навстречу… энергичней!..
Они снимали.
— Слушай, я хочу попробовать ее в студии, — сказал Макс.
— Неплохо бы, — согласился Ягофаров.
Макс подошел к девушке.
— Э… — Он потянул немножко, готовясь произнести странное имя, — Альма, вы знаете, вы действительно талантливы… Я понимаю, это нескромно спрашивать, вы — не пробовали играть? Я имею в виду — на театре? Или в кино? Хотя это неважно, — он перебил себя, — я вот хочу сказать: вы можете позировать мне… нам в студии?
Девушка пожала плечами.
— Это недалеко! — Макс понял, что она не против. — Это совсем рядом! И это недолго. Егор! — крикнул он Ягофарову. — Лови такси!
— Это все неважно, — сказала Альма.
Они добрались быстро и вошли в гулкий и грязный подъезд.
Кованая решетка ограждала широкий пролет, в котором ходил шумный и медленный лифт.
С верхней площадки через узкую дверь с надписью «хода нет» они попали на железную лестницу, под которой угадывалась пустота, и оказались у двери без надписи или номера, без звонка, без ручки, с единственной узкой замочной скважиной.
Макс открыл эту дверь, прошел куда-то глубоко внутрь, зажег там свет и позвал:
— Заходите!
Мастерская была выгорожена на чердаке и была огромной. Ничего в ней не было, только в центре на дощатом полу столпились какие-то сложные треноги, подпорки, ширмы. В глубине у стены была лестница, ведшая на антресоли.
— Снимайте пальто, Альма. Видите? Здесь романтика, — сказал Ягофаров, помогая ей раздеться. Девушка осталась в тесном свитерке и ярко-зеленых брюках.
— Так, — сказал Макс, — мы будем ставить свет, а вы… — он обратился к Альме: — Ну, вот посмотрите каталог нашей выставки. Садитесь вот здесь.
И он подал ей толстую мягкую книжку с заголовком на черной обложке:
М. Корси, Г. Ягофаров
АПОЛЛОНОВА НОГА
(каталог выставки)
— А где была выставка? — спросила Альма.
— Во Львове, Таллине, Париже и Будапеште, — сказал Ягофаров.
— А почему такое название?
— Ну, как же! Это символ мужской красоты…
Макс принес откуда-то из-за угла початую бутылку вина:
— Вот, это вам, Альма. Грейтесь. Егор, начинаем работать.
И они стали возиться с юпитерами и штативами.
Один раз девушка окликнула их:
— Почему у вас тут все одна и та же деталь? — она указывала в каталог.
Макс подошел, отбросил со лба волосы, наклонился через плечо девушки:
— Это же символ. Сим-вол.
Потом начали снимать.
Через некоторое время Макс сказал:
— Вот что, Альма. Вы, наверное, поймете нас… я хочу попросить вас раздеться. Как вы на это смотрите?
Девушка сделала неопределенный жест.
— Тогда вперед. Вы не замерзнете.
От юпитеров действительно было жарко.
Девушка быстро разделась.
Они продолжали снимать.
— Альма, — спросил Ягофаров, — вы боитесь собак?
— Нет, — сказала девушка.
— Я хочу попробовать снять ее с Торквилом, — сказал он Максу.
— Торквил — это дог. Мраморный. Он добрейший пес, — объяснил Макс девушке. И добавил, уже Ягофарову: — Можно… Привести его?
— Да, давай.
— Торквил живет в этом же доме, — сказал Макс Альме. — Я сейчас.
Он вышел.
— Поднимитесь по лестнице, — сказал Ягофаров.
Девушка подошла к лестнице и стала подниматься.
Ягофаров достал из ящика старого письменного стола, стоящего у стенки, синий продолговатый пакетик, похожий на пластинку жевательной резинки, и пошел к лестнице, на ходу расстегивая рубашку.
Когда Макс вернулся с огромным псом на поводке, в мастерской никого не было видно.
Макс снял куртку, выбрав место почище, положил ее на пол и показал собаке:
— Место, Торк, место.
Пес послушно улегся.
Макс подошел к столу, достал синий пакетик, сунул его в карман и стал подниматься на антресоли.
Они спустились все вместе — Макс и Ягофаров уже одетые, Альма по-прежнему — только в ярких зимних сапожках.
— Еще немного помучаемся, — сказал Макс, — с собакой теперь. Торквил!
Пес подошел.
— Ах, красавец, — сказала Альма.
Пес обнюхивал ее.
Вдруг сильно и настойчиво застучали в дверь.
Ягофаров пошел открывать.
Он возвратился в сопровождении милиционера и двух мужчин в серых пальто с повязками дружинников.
Увидев Альму и рядом с ней собаку, они замерли.
— Минуту, — сказал Макс девушке и подошел к милиционеру. — Что? — спросил он. — Опять тревожный сигнал?
— Да, — согласился милиционер.
Ягофаров, стоящий чуть в стороне, включился:
— Звонят, да? Все та же старуха? Групповые оргии?
Милиционер сокрушенно кивал.
— Слушайте, сержант — сказал Макс. — Это ведь вам звонит сумасшедшая! У нее сенильный психоз, понимаете? Что вы ходите к нам зря? Она вам будет звонить каждый раз, когда кто-то из нас будет приходить сюда с женщиной — с любой, хоть с матерью. Поберегли бы свое время!
— Мы обязаны проверить, — оправдывался милиционер.
Он, как и дружинники, не отрывал глаз от девушки.
— Проверили? — спросил Ягофаров.
— Что? Да.
— Ну, так ступайте!
— Что? Да… До свидания, — и милиционер пожал руки сначала Максу, потом Ягофарову, потом протянул было одному из дружинников, но опомнился и тряхнул головой. Смотрел он по-прежнему на Альму.
И когда они выходили, громко вздохнул.
— Все, — сказал Макс, закрыв за ними дверь, — на сегодня хватит, Я устал… Да еще эти… Все настроение собьют…
— Ты сам виноват, — сказал Ягофаров. — Я тебе говорю: давай сделаем штору в мансарде. И старуха успокоится…
— Ты прав, друг Горацио…
Девушка играла с собакой.
— Ах, черт! — сказал Ягофаров. — Это надо снимать, это движение… Ну, в следующий раз…
Когда Альма надевала пальто, Макс подошел и протянул ей купюру — двадцать пять рублей.
— Вот, — сказал он, — так мы платим. По часам. Устраивает?
Девушка смотрела на него и молчала.
— Когда вам удобнее звонить? Утром? Вечером? — спросил он.
— В семь, — сказала она.
— Кстати, — спросил Ягофаров, — ты читала Кортасара?
— Никогда.
Она ушла, а Ягофаров и Макс еще выпили кофе.
— Видишь, старик, — сказал Макс, — что-то из нее должно получиться, это не Гаврилова…
— Гаврилова вообще дура, — вяло заметил Ягофаров.
— Крыса, — сказал Макс.
Потом он спустился двумя этажами ниже — в том же подъезде, где и мастерская, у Макса была комната в коммунальной квартире.
Покормил Торквила, погулял с ним и отвел хозяевам.
А Ягофаров еще ехал в троллейбусе — длинным проспектом, до площади Эволюции, где у него тоже была комната в коммунальной квартире.