В свете новых данных картина кардинальным образом изменилась: вместо множественных отдельных центров одомашнивания ученые склоняются к тому, что родина домашней лошади – в степях, откуда она распространилась в другие регионы; при этом в стада домашних лошадей в течение всей истории регулярно попадали кобылы из диких табунов. Получается, что дело не только в распространении новой технологии и идеи одомашнивания – расселялись по планете и сами лошади.
Как и в случае с другими одомашненными видами, на этом история лошадей не останавливается. Селективное разведение способствовало развитию определенных признаков и подавлению других. Как и собаки, коровы и куры, лошади последние два столетия подвергаются строгому искусственному отбору со стороны селекционеров, результатом которого и стало разнообразие известных нам сегодня пород. Но селекция происходила и в далеком прошлом. Невысоких лошадей, быстрых и ловких, обычно запрягали в легкие колесницы – изобретение бронзового века, в то время как скифы в железном веке разводили более крупных животных, отбирая некоторых особей за их силу, а других – за быстроту бега. Кони средней массы хорошо подходили для военного дела – тянули повозки, а позже и орудия. К Средневековью тягловые лошади превратились в крупных животных: их вес доходил до 900 кг.
Некоторые признаки, присутствующие у современных пород, когда-то уже существовали у древних лошадей. Взять к примеру животных, скачущих по стенам пещеры Ласко, – возможно, их коричнево-черная масть – естественная. С другой стороны, считается, что пятнистость лошадей из пещеры Пеш-Мерль – выдумка художника, вероятно символической или даже психоделической природы, поскольку абстрактные пятна продолжаются и за пределами контура животного, на фоне. Однако пятнистая окраска лошадей из Пеш-Мерль очень близко напоминает «леопардовый» рисунок некоторых современных пород, таких как Кнабструппер, Аппалуза и Норикер. Генетическая основа таких «леопардовых пятен» хорошо известна – за подобный окрас отвечает особый вариант, или аллель, гена LP (leopard complex, LP), в 1-й хромосоме лошади. Генетики исследовали ДНК тридцати одной разновидности неприрученных древних лошадей из Европы и Азии с целью попробовать проследить этот вариант гена. Аллель гена LP не встречался ни у одной из азиатских лошадей, зато присутствовал у четырех из десяти проанализированных европейских пород. И хотя при изучении лошадей из пещеры Пеш-Мерль, несомненно, стоит сделать поправку на фантазию художника – слишком уж у этих животных маленькие головы и длинные и тонкие ноги, – но пятнистый окрас вполне мог быть срисован с реальных лошадей ледникового периода, что называется, написан с натуры. Помимо прочего, именно такая масть, по всей видимости, была особенно по душе первым селекционерам лошадей: ген LP встречается, например, у шести из десяти лошадей из археологического памятника времен бронзового века на западе Турции.
Ученые предположили, что якутские лошади, обитающие на севере Сибири, могли скрещиваться с местными дикими лошадьми, благодаря чему приобрели важнейшие физиологические и анатомические характеристики, позволяющие этим животным выживать в условиях субарктического климата. Это очень компактные лошадки, с короткими ногами и очень мохнатой шерстью. Однако, как ни любопытно, генетические исследования не выявили связи между современными и древними якутскими лошадьми. Современные разновидности появились в Якутии в XIII веке и удивительно быстро приспособились к суровому климату. Такие быстрые изменения в генах, отвечающих за рост шерстяного покрова, метаболизм и сужение кровеносных сосудов (для уменьшения теплопотери с поверхности тела), были залогом выживания этих лошадей. Если рассматривать домашних лошадей в целом, то другие гены, «сохранившие» свидетельства действия положительного отбора в прошлом, похоже, связаны с изменениями скелета, системы кровообращения, мозга и – поведения.
Есть целый ряд интереснейших особенностей поведения лошадей, о которых владельцы лошадей могли знать или, по крайней мере, догадываться уже давно и природу которых наука только начинает открывать. Имеющиеся данные указывают на то, что кошки и собаки способны понимать человеческие эмоции, выражаемые как вербальным, так и невербальным способом. Собаки, например, имеют представление о том, как выглядит лицо счастливого человека. Известно, что и лошади могут принимать разные выражения «лица», а также распознавать эмоции на «лицах» своих собратьев. В рамках недавнего исследования лошадям показывали фотографии людей со злыми, хмурыми и счастливыми лицами. Частота сердцебиения животных увеличивалась, когда они смотрели на злые лица, по сравнению с улыбающимися. Если это означает, что лошади умеют считывать эмоции человека, то этому есть ряд объяснений. Возможно, благодаря своей способности распознавать эмоции других лошадей по их мордам после одомашнивания лошади начали применять ту же самую тактику по отношению к людям. А может быть, эта способность развивается индивидуально у каждой лошади в течение жизни животного, которое учится понимать настроение человека по другим элементам его поведения, связывая, таким образом, например, злобное лицо с выражением злости. Эта особенность, вероятно, вызвана природной предрасположенностью лошадей к интерпретации эмоций по внешним признакам, которую современные лошади унаследовали от своих диких предков.
Еще одно недавнее, тщательно спланированное исследование продемонстрировало, что лошади не просто интерпретируют поведение человека, но и пытаются влиять на него: некоторые выразительные движения лошадей действительно выглядят как средство осознанной коммуникации. Так, в ходе эксперимента было замечено, что лошади вытягивали шею, указывая головой на ведро с кормом, который они хотели съесть, но не могли до него дотянуться. Тогда животные смотрели на человека – участника эксперимента, – потом «указывали» на ведро и снова переносили взгляд на человека. При этом, как только человек уходил, животные прекращали «жестикулировать». А если человек приближался, то они «жестикулировали» быстрее. Помимо этого, лошади кивали и мотали головой, чтобы привлечь внимание. Это дает основания предполагать, что лошади не просто стремятся к общению, но признают в людях возможных «собеседников». Маловероятно, что эти способности развились у животных за те несколько тысяч лет, что прошли с момента их одомашнивания, но при этом также трудно представить, чтобы они были врожденными. Скорее всего, у лошадей имеется предрасположенность к обучению такому типу поведения в процессе общения с другими представителями своего вида – а с некоторых пор еще и с людьми – в своем социальном кругу. Получается, речь идет не о врожденном поведении, а о врожденной склонности к развитию определенного типа поведения. Будучи от природы общительными, как и собаки, лошади естественным образом объединяются с другими социальными существами. Еще в медном веке в причерноморских и прикаспийских степях лошади стали верными союзниками охотников-собирателей, которые и стали первыми наездниками. Вскоре лошади стали постоянными спутниками людей, но перевозили они не только всадников. История следующего прирученного человеком вида, который мы рассмотрим, началась в седельных сумках путешественников, двигавшихся через степи по будущему Великому шелковому пути. Сумки эти были набиты плодами, призванными утолить голод в долгой дороге, – яблоками.
9. ЯблокиMalus domestica
Восейл! Восейл! Весь город веселится,
Хлеба всем вдоволь, и эль будет литься,
Чаша у нас из светлой липы,
Из нее за ваше здоровье выпьем.
Восейл
Конец января, холодный зимний вечер в северном Сомерсете. В одном из садов собирается набольшая группа людей. Голые сучья садовых деревьев устремляются в ночное небо. Под ногами уже хрустит ледок. Все, и молодые, и постарше, тепло одеты, закутаны в шарфы, шерстяные шапки натянуты на уши. От их дыхания на морозе образуется пар. У детей в руках инструменты. Их сложно назвать «музыкальными» инструментами – это всякого рода штуки, издающие шум: маракас, тамбурины, жестяные банки, наполненные пластиковыми крышками, нитки с нанизанными на них металлическими крышками, натянутые на рогатку, – импровизированные трещотки. У одного из взрослых даже есть труба. Толпа приходит в движение и вытягивается в процессию, которая змейкой ползет между деревьями, качаясь, звеня и бряцая. Грохот стоит невероятный!
Так мы будим яблони и отпугиваем злых духов, чтобы следующей осенью был хороший урожай. Процессия останавливается, и один из мужчин прочищает горло, чтобы запеть восейл[48]. У меня люди, распевающие песни на улице, всегда вызывали резкую неприязнь. Петь на публике – позерство. То же самое, что смотреть спектакль, который чьи-то дети придумали и тут же поставили. Уйти нельзя, да и смеяться неприлично. И вот приходится сидеть до конца, изобразив на лице подбадривающую улыбку, а затем поздравлять юных актеров, не давая ни капле иронии просочиться в интонацию. Но здесь, в этом саду, мой ледяной цинизм слегка оттаивает. У поющего красивый голос, выдающий человека в возрасте; он полностью погружается в песню. Мне кажется, что мы скользим сквозь время, возрождая, вторя эхом чему-то из прошедших столетий.
Затем всей гурьбой возвращаемся домой. Мы стягиваем шапки и разматываем шарфы. Завязываются дружеские беседы – с нас спали чары, и мы снова вернулись в настоящее. Но все-таки каждый должен взять стакан пряного сидра и поднять его за здоровье присутствующих – очередное эхо из прошлого. Традиция восейла зародилась еще в Средневековье, однако корни ее уходят еще глубже в древние времена. Это языческий ритуал, призванный умилостивить духов деревьев и обеспечить хороший урожай. Первое письменное упоминание восейла относится к 1585 году, когда в графстве Кент молодых людей отблагодарили за исполнение восейлов в садах. В XVII веке писатель и антиквар Джон Обри записал традицию, распространенную в юго-западной части Англии: люди ходили по садам с чашей восейла и «поливали и благословляли» деревья. В XVIII веке появилось множество песен и стихов для восейла. А в XIX веке традиция резко оборвалась. В ХХ веке ее восстанавливали, с переменны