Ее пальцы сжались на его груди, когда огненная буря внутри нее усилилась, и она не остановилась. Она не могла остановиться. Эллия раздвинула ноги шире, нуждаясь в нем глубже, нуждаясь во всем.
Экстаз вспыхнул в ее сердцевине, пронзая Эллию и разрывая ее на части. Она откинула голову назад и закричала от всепоглощающего удовольствия в тот же миг, когда Фальтирис взревел. Ее лоно содрогнулось, крепко сжавшись вокруг его члена.
Он крепче сжал ее бедра, и его бедра задвигались еще быстрее. Его член утолщался и лопался, посылая поток тепла глубоко в ее сердцевину, что вызвало второе извержение, на этот раз горячее и сильное, сотрясающее ее с головы до ног. Фальтирис швырнул ее на себя и крепко удержал на месте.
Ее дракон рычал и пыхтел, ворча, когда поток за потоком его семени наполнял ее.
Эллия тяжело дышала, ожидая, когда к ней вернутся чувства, а ее тело трепетало от удовольствия.
Руки Фальтириса скользнули с ее бедер вверх, пока его грубые ладони не оказались на ее груди. Его пальцы гладили и мяли ее кожу, ласкали соски, двигаясь с нежностью и благоговением, на которые она раньше не думала, что он способен.
Она подняла голову и посмотрела на него сверху вниз. Его глаза вспыхнули, и это огненное сияние в его груди распространилось на его плечи, бицепсы, живот и шею, слабо пульсируя, как будто вместе с сердцебиением, которое она чувствовала через его пульсирующий член.
Эллия провела кончиками пальцев по его светящимся оранжевым венам, но ее глаза не отрывались от его глаз.
— Мой дракон.
Фальтирис опустил руки, чтобы схватить ее за запястья. Он развел ее руки в стороны, притягивая ее к себе. У нее было достаточно времени, чтобы издать игривый вопль, прежде чем ее грудь оказалась вровень с его грудью.
Он зарычал и поднял голову, уткнувшись лицом в ее шею, покусывая ее плечо своими острыми зубами. У нее перехватило дыхание. Уколы удовольствия/боли вызвали покалывание по всей ее коже. Его язык высунулся мгновением позже, чтобы успокоить место, где он укусил. Она хихикнула, когда он защекотал ее кожу.
Когда закончил, Фальтирис прижал ее голову к своему подбородку и обнял ее. Он поднял свои крылья, которые были распростерты по их гнезду по обе стороны от него, и обвил ими Эллию, окутав ее своим теплом.
Она улыбнулась и закрыла глаза, положив щеку ему на плечо. Его сердечный огонь оставался видимым как теплое, тусклое красное свечение сквозь ее веки, постепенно угасая с каждым тяжелым ударом его сердца.
Эллия отказывалась позволять своим сомнениям всплывать в эти моменты, предпочитая вместо этого сосредоточиться на своем удовлетворении, тепле своего дракона, ощущении полноты, которое он предлагал ей — не только тела, но и души.
Глава 13
Поток крови хлынул в логово Фальтириса, покрывая песчаную подстилку, сметая гнездо, которое соорудила его пара — сметая ее прочь. Он плыл против багрового прилива, пытаясь дотянуться до нее, но Эллия только уплывала все дальше и дальше. Его тело было слишком маленьким, слишком слабым, чтобы дотянуться до нее. Его сердечный огонь пылал, пылая так жарко, что, несомненно, поглотил бы его изнутри, превратившись в отчаянный, бессильный ад, который не смог бы спасти ее.
Голова Эллии опустилась, и она исчезла под поверхностью.
Фальтирис резко проснулся, сел и протянул руки, чтобы нащупать Эллию. Все, что они встретили, — это одеяло и травяные циновки под ним; она исчезла.
Его бешено колотящееся сердце ускорилось еще больше, но даже его громовые удары были почти неслышны за ревом его сердечного огня. Красный жар густо разлился в воздухе вокруг него. Фальтирис чувствовал, как он давит на него, проникает в него, его тепло вызывало тошноту и дискомфорт. Его член уже вылезал из щели, пульсируя от голода и истекая семенем. Это возбуждение, вызванное жаром, находилось в прямом противоречии со свинцовым шаром страха, сидевшим у него в животе.
Прошло восемь дней с тех пор, как он впервые попытался установить с ней настоящую связь с тех пор, как он понял, что она может быть гораздо большим, чем просто сосудом, с помощью которого он может утолить свои порывы. За это время он научился ценить ее улыбки, ее смех и яркий свет в ее глазах, когда она была счастлива. Он понял, как много упустил, обращаясь с ней как с недостойной его.
И проклятие драконьей погибели усиливалось в течение каждого из этих дней.
Эта человеческая фигура уже чувствовала себя едва способной сдерживать его сердечный огонь, и усиливающийся жар только усугублял это ощущение. Ему часто казалось, что он вот-вот лопнет — и не только оттого, что выпустит свое семя.
Фальтирис испустил неровный, рычащий вздох и вскочил на ноги.
Он обвел взглядом свое логово, такое большое и пустое теперь, когда он был в этой форме — такое большое и пустое, потому что его пары не было здесь с ним. Факелы были погашены и прохладны, и, хотя запах Эллии еще витал в воздухе, этого было недостаточно, чтобы удовлетворить его. Он хотел ощутить этот запах прямо от ее кожи, прямо от ее сущности.
Беспокойно помахивая хвостом, он зашагал к туннелю, ведущему ко входу в пещеру. Остаточные образы из его сна проплыли перед его мысленным взором. Страх в его животе становился все тяжелее. Драконья погибель не отняла бы у него Эллию, не могла — он не позволил бы этого. Эта мечта, наряду с этим непреодолимым желанием спариться, была пределом силы кометы. Больше он ничего не мог сделать.
«И через десять дней он исчезнет. Через десять дней мы сможем по-настоящему определить, какую жизнь мы разделим…»
Но эта мысль, какой бы возвышенной она ни была, не могла компенсировать тот факт, что Эллия в настоящее время отсутствовала.
Он прищурил глаза, когда показался конец туннеля, давая им время привыкнуть к дневному свету, струящемуся сквозь него. Ее не было ни в логове, ни в туннеле. Куда она ушла? Как он проспал ее уход?
Брачные узы свернулись еще туже и потянули его вперед.
Фальтирис направился к выходу, прижав крылья к спине и сжав когти в ладонях. Мир за пределами его логова был опасен и неумолим, особенно для одинокого человека, вооруженного только заостренными палками и маленьким костяным ножом. Особенно когда жара достигла своего апогея.
Когда вышел из пещеры, он колебался достаточно долго, чтобы осмотреть местность непосредственно перед ней — скалистый склон, который он предпочел бы, чтобы она не пересекала пешком, который заканчивался и вел к скалистым утесам и стоячим формациям ближе к реке.
Ее нигде не было видно.
Фальтирис напряг мышцы ног, подпрыгнул в воздух и взлетел. Он последовал за притяжением брачных уз, инстинктивно зная, что это не собьет его с пути.
Он плыл по воздушным потокам к реке, беспрестанно оглядываясь в поисках любого признака ее присутствия. Волна облегчения, охватившая его, когда показалась река, чуть не заставила его полет замедлиться — Эллия была там, обнаженная и стояла совершенно неподвижно в воде с одной из своих заостренных палок в руке. Одинокая и беззащитная.
Фальтирис зарычал и наклонился, желудок скрутило от резкого изменения траектории. Он тяжело приземлился на берег позади Эллии как раз в тот момент, когда она сунула свою палку в воду. Она вздрогнула, повернулась к нему лицом с широко раскрытыми глазами и подняла палку, защищаясь.
На его конце извивалась насаженная на кол рыба.
Ее лицо озарилось внезапной улыбкой, а тело расслабилось.
— Ты проснулся!
Эта улыбка почти прорезала его гнев и беспокойство, но этого было недостаточно, чтобы охладить его.
— Почему ты здесь одна? — потребовал он, подходя ближе к ней. — Тебе не следовало уходить одной, Эллия.
Ее улыбка исчезла, и она выгнула бровь.
— Почему нет?
Он развел руки в широком, размашистом жесте.
— Потому что это опасно! В десять раз больше при такой интенсивности красного жара.
Она медленно опустила палку, взяла рыбу и сняла ее с палки.
— Я понимаю.
— Ты понимаешь?
Фальтирис шагнул на мелководье, сжимая кулаки.
— Это все, что ты можешь сказать? Что, если бы на тебя напал голодный зверь? Что, если бы на тебя напала их стая? Тебе могли причинить вред, тебя могли убить, твою нежную человеческую плоть оставили гнить в животе какого-нибудь голодного существа! Ты всего лишь слабая, беззащитная женщина…
Она взмахнула рукой с большей скоростью, чем он думал, что она на это способна. Рыбий хвост ударил Фальтириса по щеке, вызвав влажный шлепок. Хотя он почувствовал лишь слабое жало и струйку воды, стекающую по его чешуе, он мог только потрясенно смотреть на нее, все слова, которые он хотел сказать, замерли у него на языке.
Эллия выдержала его пристальный взгляд, когда подошла ближе.
— Дракон, ты не просто назвал меня слабой и беззащитной. Я охотница. Я охотилась и убивала зверей этой пустыни с тех пор, как повзрослела. А это, — она подняла вялую рыбу, которой ударила его, — должно быть нашей утренней едой.
Он сжал губы в тонкую линию, ноздри раздулись.
— Ты ударила меня рыбой.
Она широко улыбнулась, сверкнув белыми зубами.
— Кто знал, что рыба может служить двум целям?
— Удар форелью по мне не отменяет опасности, которой ты себя подвергла, Эллия.
Его пара вздохнула.
— Фальтирис, я в порядке. Я спустилась из твоего логова и пошла по ущелью прямо сюда. Мне не грозила никакая опасность, с которой я не могла бы справиться.
Она посмотрела на рыбу в своей руке.
— Я просто хотела удивить тебя свежей едой, когда ты проснешься.
Серьезность ее объяснения глубоко пронзила грудь Фальтириса. Его маленькая охотница пыталась обеспечить его едой. Все было не так, как должно было быть, но он не мог не находить это милым. Конечно, он не должен был радоваться этому.
— Тебе запрещено подвергать себя опасности ради меня, Эллия, — сказал он с рычанием, потянувшись вперед, чтобы обхватить ее затылок и заставить ее посмотреть на него. — Как я могу защитить тебя, если тебя нет рядом со мной?