Один из зверей спрыгнул на дно оврага и бросился к Эллии, широко раскрыв пасть и сверкнув клыками. Дым, затянувшиеся огоньки и обугленные трупы его сородичей не отпугнули зверя.
Фальтирис на мгновение поднялся на задние лапы и оторвал от земли пустую руку. Он снова навалился всем своим весом на эту руку, раздавив существо под ней.
В тот же момент он откинул шею назад и сомкнул челюсти на одном из существ, сидевших у него на плече. Маленький зверек бился и царапался. Фальтирис укусил, и борьба существа прекратилась с хрустом и потоком теплой крови. Он резко повернул голову в сторону и отшвырнул тушу в сторону.
Фальтирис прижал свою драгоценную Эллию к груди. Несмотря на яростный жар своего сердечного огня, он мог чувствовать ее тепло сквозь свою чешую, мог чувствовать мягкость ее маленького тела. Это только подлило новый жар в его кровь. Она прижалась к нему, прильнув в укрытие его тела.
Продолжая крепко, но нежно держать Эллию, он опустошал ущелье зубами, когтями, хвостом и огнем, набрасываясь на все, что двигалось. Дым, пыль, пепел и осколки разбитого камня наполнили воздух, а кровь стекала с его когтей и капала с челюстей. Багровая дымка, окутавшая его зрение, имела мало общего с кометой.
Он не мог успокоиться, пока все эти существа не будут уничтожены.
Когда вой наконец прекратился и вокруг Фальтириса не осталось ничего, кроме дыма и огня, ущелье было обуглено до черноты и усеяно тлеющими тушами и искореженными останками. Его сердечный огонь пульсировал прямо под поверхностью чешуи, и красный жар исходил сверху, но на этот раз, казалось, он не мог проникнуть внутрь.
Фальтирис издал еще один рев, объявляя о своей победе, своем господстве, своих правах на свою женщину, прежде чем взмахнуть крыльями. Густой дым клубился в воздухе, уносимый ветром, который он создал. Эллия вцепилась в него, когда он вскочил и помчался обратно к их логову.
Отголоски боли, которую он испытал во время своего превращения, пронеслись сквозь него, но он уделил ей мало внимания. Он не беспокоился за себя. Ее боль была гораздо более острой, и он чувствовал ее через их брачную связь с возрастающей ясностью.
Он чуть сильнее сжал ее в объятиях и как можно мягче приземлился на склоне сразу за своим логовом, зацепившись когтями за край отверстия. Фальтирис крепко сжал крылья и втащил себя в туннель. Теперь проход казался неправильным, слишком маленьким, слишком тесным, а его тело — слишком неуклюжим. Но, тем не менее, он продолжал идти вперед, неся свою маленькую подругу в главную комнату, где осторожно опустил ее на их гнездо. Он быстро зажег факелы.
Запах ее крови был достаточно силен, чтобы он не осмелился взять ее еще больше на язык.
Эллия сидела на одеяле, обхватив одной рукой ногу. Свежая кровь текла между ее пальцами, пачкая ткань под ней. Ее кожа была бледнее, чем обычно, и она дрожала. Из нескольких других порезов на ее теле тоже сочилась кровь, но ни один не был таким большим, как рана на ноге.
Эллия устремила на него свои темные, полные боли глаза, изучая его одновременно с удивлением и неуверенностью.
— Ты… снова дракон.
Не так давно он ничего так не хотел, как вернуться в свою естественную форму. Прожив почти две тысячи лет, казалось, что несколько недель не должны были иметь никакого значения, что его разум не должен был измениться так быстро или так резко. Но теперь он чувствовал себя странно в собственном теле. Он чувствовал себя слишком далеко от нее.
Фальтирис опустил голову, издав низкий рокот в груди.
— Ты ранена. Чем я могу тебе помочь, Эллия?
Ее брови опустились, и она посмотрела вниз, казалось, оценивая ущерб, нанесенный ее телу. Когда она оторвала руку от ноги, та дрожала, а из открытых укушенных ран хлынула кровь. Она снова обхватила рукой икру. На другом ее предплечье был еще один кровоточащий укус.
— Фальтирис, я… мне нужен твой огонь. Мне нужно, чтобы ты запечатал раны, остановил кровотечение.
Она с трудом сглотнула и закрыла глаза.
— Но, скорее всего, уже слишком поздно.
— Что значит «слишком поздно», женщина?
— Это были дюнные гончие. Их укусы несут болезнь, которая может убить в течение нескольких дней.
Эллия открыла глаза и встретилась с ним взглядом.
— Они укусили меня. Моя кровь теперь испорчена.
Его сердце вспыхнуло, заставляя пульс учащаться, а легкие сжиматься. Его крылья дернулись, почти раскрывшись, и потребовалось значительное усилие, чтобы его хвост не раскачивался беспокойно — логово было достаточно ослаблено после его прошлых сражений с драконьей погибелью, и он только еще больше подвергнет Эллию опасности, набросившись.
— Ты не поддашься этому, — прорычал он. — Ты королева Мерцающих вершин. Ты моя пара.
Она протянула раненую руку, поколебалась и положила ладонь на его морду. Он задрожал, когда она провела им по его чешуе. Его ноздри раздулись; запах ее крови стал еще сильнее, когда она была так близко.
Эллия улыбнулась. Выражение лица было нехарактерно печальным и слабым.
— Я смертная, Фальтирис.
— Ты моя смертная, Эллия.
«И я слишком долго не помогаю ей».
Фальтирис раздраженно выдохнул через ноздри и перевел взгляд на ее раны. Они были такими крошечными с его нынешней точки зрения, а ее тело было таким маленьким и нежным. Если бы он сейчас использовал свой огонь, то принес бы больше вреда, чем пользы.
Он знал, что ему нужно было сделать, и вполне разумно, что он был способен на это — он уже перешел в ту человеческую форму и обратно. Способность сделать это снова была где-то внутри него.
Фальтирис нежно ткнулся мордой ей в плечо, прежде чем отступить от нее. Его сердечный огонь вспыхнул, и он сосредоточился на нем, зная, что ключ лежит в этом древнем пламени и соединяющей связи, которая теперь вплетена в него. Первые намеки на эту жгучую боль пробежали прямо под его чешуей.
Он почувствовал на себе взгляд Эллии и снова встретился с ней взглядом, позволив себе увидеть ее — всю ее. Ее красота, ее сила, ее хрупкость, ее боль, ее радость, все. Удивительно, как быстро она стала для него всем на свете. В прошлом он никогда не представлял себе, что добровольно столкнется даже с малейшими неудобствами ради смертного, но теперь он знал, что готов вынести любые страдания ради нее.
«Какую бы форму я ни принял, она лучше всего послужит моей паре. Это моя естественная форма».
Мысленно он погрузил когти в огонь своего сердца и разорвал его.
Фальтирис приветствовал агонию, когда его внутренний огонь разгорелся. Пламя пробилось сквозь его чешую, собираясь поглотить его тело, ослепляя его болью и светом. Он стиснул зубы и не двигался, несмотря на эту боль; он не стал бы рисковать своей парой, мечась.
На этот раз перемена произошла быстрее, и его осознание этого, казалось, усилилось. Он чувствовал, как его старое тело сгорает и рассыпается в пепел, чувствовал, как огонь сливается, создавая его человеческую форму, чувствовал, как мир растет вокруг него. Но эта брачная связь удерживала его на земле. Это оставалось его привязью к настоящему, его привязью к ней.
Он стоял на четвереньках, когда пламя наконец погасло, и Фальтирис сделал неровный вдох, от которого дым вокруг него закружился. Эхо боли пульсировало по его чешуе и костям. Он вскочил на ноги, взмахнул крыльями, чтобы рассеять дым, и поспешил обратно к своей паре.
Как только он оказался рядом, Эллия обхватила его подбородок и прижалась губами к его губам в отчаянном поцелуе. Он протянул руку и схватил ее за голову, его когти запутались в ее волосах. Волнующие мурашки побежали от этих точек соприкосновения, и красный жар прошелся вдоль его позвоночника, возбуждая чресла. После всего, что произошло, он хотел бы остаться вот так, целовать ее, прикасаться к ней, любить ее, заглаживая грубые слова, которые он сказал. Но сейчас было не время.
Фальтирис слишком рано прервал поцелуй и призвал всю свою силу воли, чтобы отбросить свое желание. Держа руки на ее голове, он встретился с ней взглядом.
— Нам нужно обработать твои раны, Эллия.
Она кивнула и опустила руку.
— Возьми мою сумку.
Он чуть было не заколебался, чуть было не запечатлел нежный поцелуй на ее лбу, но не позволил себе медлить. Фальтирис встал и подошел к ее сумке, которая стояла в нескольких шагах от него, схватил ее и одним прыжком вернулся к ней.
Эллия открыла сумку и порылась внутри, достав свой бурдюк с водой, маленький глиняный кувшин, покрытый куском шкуры, и каменный наконечник копья. Хотя ее руки дрожали, ее голос был ровным, когда она велела ему промыть раны водой. Каждый раз, когда он делал это, она вздрагивала и шипела сквозь зубы, и он чувствовал укол в сердце за то, что причинил ей еще больше боли.
Многие из ее порезов были неглубокими, но рана от укуса на руке была немного серьезнее, и разорванная плоть ее икры все еще свободно кровоточила. Эллия вскрикнула, когда он вылил воду на последние раны, сжимая в кулаках одеяло с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев. Даже после того, как кровь была смыта, плоть вокруг следов укусов уже была красной и воспаленной.
Фальтирису пришлось подавить бесполезное желание снова убить этих тварей. Одной смерти было недостаточно для возмездия.
Взяв наконечник копья, Эллия протянула его ему.
— Разогрей это. Он должен быть достаточно горячим, чтобы прижечь мою плоть. Тебе нужно будет сделать это для ран от укусов и постараться повредить как можно меньше здоровой плоти. Когда закончишь, — она подтолкнула к нему глиняный кувшин, — приложи это.
Он взял холодный осколок заостренного камня между пальцами и уронил его на ладонь. Он знал, что, если остановится, чтобы обдумать, что он собирается сделать — что это заставит ее почувствовать, — его решимость поколеблется. Даже его высокомерие не могло защитить его от этой абсурдной правды. У Бича песков, некогда самого страшного дракона в регионе, едва хватило духу причинить боль этому маленькому человеку.