Свегг стоял на носу плота и, вглядываясь в мутную, исполосованную дождевыми струями тьму, бросал Дильсу на корму короткие отрывистые команды. Дильс животом наваливался на смолистый комель хлыста и тяжело ворочал его за кормой, стуча порой по невидимым в темноте древесным стволам и задевая ветви затопленных, но не вывороченных из земли деревьев. Женщины размачивали в воде кусочки сухого мяса и рыбы и в темноте передавали их Эрниху. Тот негромко выкрикивал имена и лишь услышав в ответ приглушенное «куа-ра!», отгонявшее злых духов от владельца имени, опускал размокший кусочек в протянутую ладонь. Последним, после жриц, женщин и детей, накормили пленника. Янгор было потребовал, чтобы он прежде назвал свое имя, но тот лишь проскрежетал зубами в ответ и разжал челюсти лишь тогда, когда рыбий хвост поднесли к его носу.
Дождь стал стихать, как бы уступая налетающему со всех сторон резкому порывистому ветру, срывавшему с кольев тяжелый, напитанный водой меховой полог. Ветер стал раскачивать плот, вырывая из волн длинное рулевое бревно и мотая Свегга по скрипящей залитой корме.
— Снимайте полог! — крикнул Дильс. — А то нас опрокинет!
Шкуру быстро сорвали с шестов, свернули и сгрудились посреди плота, прикрывая от порывов ветра детей и раненых. Кьонд уже пришел в себя, открыл глаза и, увидев при слабом утреннем свете, что рядом с ним лежит рыжая косматая голова вяга, чуть не вцепился зубами в его ухо.
— Тише, тише! — успокоил его Гильд. Он опустил ладонь на лоб Кьонда и дал ему проглотить разжеванный в кашицу корень жи-су; раненый закрыл глаза и затих, ровно и редко дыша сквозь приоткрытые губы.
Ветер разогнал тучи, и на бледном предутреннем небе проступили слабые угасающие звезды. Плот, увлекаемый течением, медленно и тяжело разворачивался поперек волн; Дильс и Свегг еле удерживали его от срыва в беспорядочное круженье, сменяя друг друга на рулевом бревне. Вдруг оно стукнулось о едва различимый во тьме ствол, внезапно потяжелело, и Дильс, повернув голову, увидел, что по бревну к опорной рогулине карабкается уже довольно крупный рысенок. Встретившись глазами с человеком, зверь замер, завертел лобастой тупоносой головой, как бы ища опору в хаосе стихий, но, не найдя таковой, прижал к черепу жесткие кисточки ушей и, поскуливая, стал медленно карабкаться вверх по бревну, торчком подняв тупой обрубок хвоста.
Янгор и Бэрг стояли на носу, вглядываясь в пенистые волны и шестами отталкивая от плота крупные древесные стволы. Но деревья попадались на пути все реже, а когда поток стал шире и берега разошлись, обратившись в две далекие темные полосы, охотники сменили шесты на остроги. Один раз из-под крайнего бревна рядом с Бэргом вылетел из воды синий, выложенный костяными бляшками осетр, но острога успела только чиркнуть его по спине. Янгор загарпунил половину лосося, видно, вымытого водой из медвежьего клада, но рыба оказалась такой тухлой, что он чуть не выкинул ее обратно в воду. Янгор уже сбросил ее с наконечника гарпуна на крайнее бревно, но рысенок тут же зацепил когтями рыбий хвост и с глухим утробным урчанием выдрал из спины лосося рыхлый полуразложившийся комок. Охотник оставил зверю свою бесполезную добычу и вновь стал вглядываться в темную предрассветную воду, держа наготове острогу. И только когда плот стукнулся о раздутое брюхо оленьей туши, охотники оставили остроги и, ременной петлей поймав под водой оленьи рога, втащили тушу на бревна.
Разделывали оленя уже на рассвете, когда Астор рожала Синга, разведя ноги на всю ширь пустого, чуть выгнутого дугой горизонта. Ветер установился и теперь дул ровно и сильно, все дальше и дальше отгоняя плот от зубчатой полоски гор. Дильс и Свегг пытались удержать его, сбивая рулевым бревном гребни волн, но плот только крутился на месте, проваливаясь в водяные ямы и возносясь на высокие пенистые горбы. А когда Синг наконец оторвался от воды и стал всползать по небесному куполу, очертания гор скрылись вдали и горизонт сомкнулся вокруг плота сплошным волнующимся кольцом.
К полудню волны стали опадать. Их длинные извилистые гребни выхлестывали редкие прозрачные гирлянды пузырящейся пены, ветер ослаб, но дул ровно, без порывов, так что Дильс и Свегг без особого труда удерживали плот поперек волны. Длинный центральный шест и угловые колья одной связкой были уложены на краю рядом со свернутым пологом. Гильд сидел на этой скатке, подвернув под себя ногу, и разглядывал насечки на мамонтовом ребре. Женщины кормили и укачивали детей. Мальчики постарше забавлялись тем, что вглядывались в воду между бревнами и, бросив туда блестящие камешки, привязанные к длинным бечевкам или жилам, следили, как подплывающие рыбы бьют по ним хвостами, трутся боками, жабрами или с налету заглатывают, приняв камешек за маленькую рыбку. Бэрг некоторое время наблюдал за этой игрой, а потом припал к краю плота и острогой загарпунил толстую тяжелую рыбу с темно-синей спиной и острыми зазубренными плавниками. Вытащив рыбу на плот, он подозвал Янгора, но тот, глянув на добычу, только пожал плечами и на всякий случай бросил в воду срезанный с туловища рыбы плавник, окрасив кровью ее белое, отливающее перламутром брюхо. Тогда Бэрг поднес рыбу Гильду, и тот, срезав плоскую ленту с ее спины, пожевал ее деснами, понюхал и сказал, что рыба вполне съедобна. При этом лицо его почему-то выразило тревогу и озабоченность.
— Что с тобой? — спросил Эрних. — Ведь еды нам теперь хватит, разве не так?
— Так-то так, — проворчал Гильд, — но ты попробуй воду!
Он перегнулся через скатку, ладонью срезал верхушку гребня и поднес горсть к лицу Эрниха: пей! Тот отхлебнул и тут же сплюнул: вода обожгла рот, как глоток из Едкого Источника.
— Молчи! — негромко приказал старик, глядя в его изменившееся лицо. — Ты должен быть всегда весел и уверен в себе, чтобы люди, глядя на тебя, забывали о страхе!
Перед этим они уже договорились о том, что окружающая их вода не более чем огромный паводок, вызванный дождем и грозой, ниспосланными на людей в ответ на общие молитвы кеттов и вягов и в благодарность за жертвы, принесенные в бою.
— Еще скажут, что боги испугались наших копий и топоров! — буркнул Дильс на ухо Свеггу, стоя на корме и оглядывая чуть выпуклую линию, разделяющую воду и небо.
— Если ветер не изменится, — ответил ему Свегг, — то к вечеру мы окажемся как раз в том месте, откуда Астор производит на свет Синга!
— Потише ты! — отрубил Дильс. — А то эти два колдуна еще надумают принести кого-нибудь из нас в искупительную жертву Астор, дабы она отвратила от кеттов свой божественный гнев и приказала дыханию ветра изменить свой путь!
Эрних не слышал их разговора в подробностях, но по тем обрывкам слов, которые долетали до него, по выражениям лиц воинов понимал, что они чем-то недовольны. Рысенок устроился между ними у рогулины под рулевым бревном и урча рвал лососиную тушу, отфыркиваясь от брызг, выплескивавшихся на него из щелей между бревнами.
Гильд внимательно разглядывал насечки на мамонтовом ребре и исподлобья скашивал глаза на Синга, дошедшего до своей высшей точки и обливавшего успокоенную воду потоком ослепительного жаркого света.
Острый плавник пропорол воду перед самым плотом, над пологим скатом волны поднялась блестящая черная спина и скрылась под бревнами, оглушительно хлопнув по воде широким раздвоенным хвостом. Плот вздрогнул, заскрипел, закрутился в оставшейся воронке, вырывая рулевое бревно из рук Свегга, но вскоре выправился и опять плавно закачался на длинной волне.
— Эрних, передай мне чашу! — Негромкий приказ Гильда перекрыл робкие повизгивания и ропот, все еще не утихавшие на плоту.
Эрних на четвереньках переполз к центру плота и среди беспорядочно наваленных сетей, шкур, стрел, дротиков отыскал широкую плоскую чашу, окантованную толстым глиняным валиком. Валик был весь испещрен острыми вмятинками, и, передавая чашу старику, Эрних успел разглядеть в расположении этих вмятинок некую систему, напомнившую ему вид распустившегося цветка канталии. Он вопросительно посмотрел на Гильда, но старик, ни говоря ни слова, цепко сжал край чаши ладонью, ловко срезал поднявшийся гребень волны и установил чашу на колене. Ногтем отщепил от бревна длинную узкую щепку, потер ее об острие одного из вяжских копий, бросил щепку в воду и уставился на нее внимательными спокойными глазами. Эрних тоже стал следить за щепкой и вдруг заметил, что она не просто дрожит и беспорядочно крутится на поверхности воды, но трепещет на манер маленькой рыбки, поднимающейся вверх по течению ручья. Наконец щепка замерла, словно растянутая невидимыми нитями. Гильд чуть тронул ее пальцем, затем еще раз взглянул на Синга, на далекий край воды, кивнул головой в согласии с какими-то своими мыслями и, привстав, ткнул одной из своих подпорок в дальнюю точку, видимую только ему.
— Туда! — громко воскликнул он. — Надо плыть туда!
Но плот относило в сторону, и Дильс со Свеггом напрасно били по воде сосновым хлыстом: плот слегка разворачивало, а волны по-прежнему относили его в сторону. Вягу уже развязали руки, и он перебрался на край плота, наблюдая оттуда за всем происходящим.
— Ан-та-а! — вдруг крикнул он. — Гви-иэйя!
— Но-тамау-ки! — ответил Гильд.
Кетты притихли, словно почувствовав, что разговор идет о жизни и смерти.
— О чем он? — спросил Эрних.
— Он говорит, что, если мы хотим попасть в страну айнов, нам надо растянуть на кольях шкуру и поймать ветер, — сказал Гильд.
— Растягивайте шкуру! — крикнул Эрних.
Янгор, Бэрг и другие охотники раскатали на краю плота скатку, а Гильд опять поговорил с вягом, как будто прося его о чем-то. Тот вначале не соглашался, затем, по-видимому, стал выставлять какие-то условия, и тогда уже Гильд спросил у Эрниха, что они сделают с пленником, когда с его помощью достигнут суши.
Эрних ответил не сразу. Он отошел на угол плота, встал спиной к волнам и посмотрел на людей племени. Все слышали его разговор с Гильдом и теперь переглядывались между собой. Кьонд уже совсем пришел в себя и теперь полулежал, положив голову на колени одной из молодых жриц. Дильс и Свегг косились на вяга, и Эрних видел, как тот напрягается под их враждебными взглядами.