— Да я его одной рукой в бараний рог согну!
— Возможно, если тебе удастся достать его рукой.
— Что?
— Ты видел: я целился в него из пистолета. Где этот пистолет? Найди его, а потом будешь говорить, кого ты собираешься гнуть в бараний рог. Только сначала найди мой пистолет.
Дюк отвернулся и стал налаживать проектор.
— Это ловкость рук. Прокрутим фильм — сами увидите.
— Дюк, отойди от проектора, — сказал Харшоу. — Я сам его налажу, когда ты получишь расчет и уйдешь.
— Джубал, лучше не трогайте его. Вы всегда его ломаете.
— Отойди, я сказал.
— Но…
— Я разобью его к чертям, если захочу. Я не могу принимать услуги от человека, который от меня уволился!
— Я не увольнялся! Это вы меня выгнали — без всякой на то причины!
— Дюк, — Харшоу старался говорить спокойно, — сядь и выслушай меня. Позволь мне предостеречь тебя — или убирайся немедленно. Не задерживайся даже для того, чтобы собрать вещи. Ты можешь прекратить свое существование раньше, чем успеешь это сделать.
— Что это значит, черт возьми?
— Буквально то, что я сказал. Дюк, неважно, сам ты уволился или я тебя выгнал. Твоя работа кончилась в ту самую секунду, когда ты объявил, что не будешь есть за моим столом. Я думаю, что тебе тоже будет неприятно, если тебя убьют в моем доме. Поэтому сядь, и мы постараемся этого избежать.
Дюк испуганно моргнул и сел. Харшоу продолжал:
— Ты приходишься Майку братом по воде?
— Что? Разумеется, нет. Как я понимаю, это ерунда.
— Ты не так много понимаешь, а это — не ерунда, — Харшоу нахмурился. — Дюк, я не хочу тебя выгонять. Ты держишь технику в порядке и избавляешь меня от возни с нею. Но я должен удалить тебя — и других, кто не приходится Майку братом, — чтобы с тобой ничего не случилось. Можно, конечно, взять с Майка обещание никого не трогать без моего разрешения. Но во всем этом мало определенности, а Майк имеет обыкновение истолковывать все не так. Представь, что ты — или Ларри, тебя ведь не будет — толкнет Джилл в воду. Он окажется там же, где сейчас пистолет, а я не успею сказать Майку, что Ларри не хотел сделать Джилл ничего плохого. А жизнь Ларри не должна оборваться из-за моей неосторожности. Я согласен, что каждый виноват в своей смерти сам, но нельзя же давать ребенку в руки динамитную шашку.
— Босс, — медленно проговорил Дюк, — вы преувеличиваете, Майк никого не обидит. А я против него ничего не имею, просто за едой я не могу слушать людоедские рассуждения. Он, конечно, дикий, но он кроток, как ягненок. Он не может никого обидеть.
— Ты думаешь?
— Я уверен.
— Хорошо. У тебя есть оружие. Я повторяю: Майк опасен. Охота на марсиан дозволена в любой сезон. Бери пушку и выходи на него. За убийство тебя не посадят — могу гарантировать. Ну, давай!
— Джубал… ведь на самом деле вы этого не хотите.
— Не хочу. Потому, что ты не можешь. Если бы ты попробовал, твой пистолет отправился бы вслед за моим. А если бы ты при этом напугал Майка и не дал ему сосредоточиться, ты бы сам туда отправился. Дюк, ты не понимаешь, с чем шутишь. Майк не «кроток как ягненок», но он не «дикарь». Это мы с тобой дикари. Ты держал дома змей?
— Гм… нет.
— А я в детстве держал. Однажды зимой во Флориде я поймал молодую змею. Я думал, что это кардинал. Ты их видел?
— Не люблю змей.
— Еще один предрассудок. Большинство змей безопасны, очень полезны и красивы. За ними очень интересно наблюдать. Кардиналы — просто красавцы, красно-черно-желтые, гибкие. У них спокойный характер, с ними можно дружить. Мой новый друг меня, по-видимому, любил тоже. Я умел обращаться со змеями, знал, как их не пугать и не провоцировать на укус: укус даже неядовитой змеи удовольствия не доставляет. Детеныш кардинала был моим сокровищем. Я всюду с ним носился, всем показывал, держа за голову сзади и позволяя ему обвиваться вокруг моего запястья. Как-то я показал свою коллекцию змей герпетологу зоопарка Тампа. Тот чуть не упал в обморок. Мой любимец не был кардиналом. Это была молодая коралловая змея — самая опасная в Северной Америке. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Что опасно держать змею дома? Я это сам кому угодно скажу.
— Ради святого Петра! Я держал гремучих змей и анаконд и до сих пор жив. Ядовитая змея не опасна, не более опасна, чем заряженное ружье; но и с тем, и с другим нужно уметь обращаться. Та змея была опасной, потому что я не знал, что от нее ждать. И если бы, по своему невежеству, я повел бы себя с ней неосторожно, она убила бы меня с той же легкостью, с какой кошка на ее месте оцарапала бы. Поэтому я хочу объяснить тебе, как следует себя вести с Майком. На вид Майк — обычный молодой человек, физически недоразвитый, неловкий, исключительно невежественный, но сообразительный и готовый учиться. Но, подобно змее, Майк представляет собой гораздо больше, чем показывает. Если он почувствует к тебе недоверие, он будет гораздо опаснее коралловой змеи, особенно, если ему покажется, что ты угрожаешь кому-либо из его братьев, например, Джилл или мне.
Харшоу покачал головой.
— Дюк, если бы ты не удержался от желания дать мне по морде и тебя увидал Майк, ты умер бы раньше, чем успел осознать свою смерть, а я не успел бы остановить Майка. Майк принялся бы извиняться, что уничтожил пищу, то есть твое мясо. Но он не чувствовал бы вины в том, что убил тебя: ты сам навязал ему необходимость тебя убить. А кроме того, Майк считает, что тебе все равно, жив ты или мертв. Он верит, что душа бессмертна.
— Я тоже в это верю…
— Неужели? — сказал Джубал устало, — никогда бы не подумал.
— Я действительно верю. Да, я не часто хожу в церковь, но меня воспитали в твердой вере.
— Я никогда не мог понять, как Господь позволил своим созданиям разделить Веру на твердые, праведные и неправедные веры и почему он так по-дилетантски управляет миром. Если ты действительно веришь в бессмертие души, я больше никогда не волнуюсь из-за того, что предрассудки доведут твое тело до смерти. Что прикажешь с ним делать: похоронить или кремировать?
— Джубал, я прошу, прекратите меня дразнить.
— Я тебя не дразню. Если ты утверждаешь, что коралловая змея — это безобидный кардинал, я не могу гарантировать тебе долгую жизнь. Любая твоя ошибка может стать последней. Могу лишь обещать, что не позволю Майку тебя съесть.
Дюк даже рот раскрыл. Потом заговорил гневно, сбивчиво, путано.
Харшоу слушал, затем прервал:
— Ладно, остынь, делай, что хочешь, — и склонился к проектору. — A-а, чертова машина!
— Не нужно так сильно. Вот так… — Дюк поправил то, что напутал Харшоу, и вставил кассету.
Об увольнении Дюка больше не говорили. На экране происходили события, предшествующие исчезновению бутылки. Джубал увидел, как бутылка летит ему в голову и исчезает в мгновение ока.
— Энн будет рада, когда узнает, что фильм подтвердил ее слова. Дюк, повтори в замедленном темпе.
— О’кей. — Дюк отмотал пленку назад и объявил: — Пускаю в десять раз медленнее.
Бутылка выплыла из рук Джилл, поплыла по направлению к голове Харшоу и перестала существовать, но не сразу, а постепенно, становясь все меньше и меньше, пока не исчезла совсем.
— Дюк, можно еще медленнее?
— Секундочку. Что-то случилось со стереоэффектом.
— Что именно?
— Черт его знает. При просмотре с нормальной скоростью все было в порядке. А при замедленном получился обратный стереоэффект. Бутылка летела от нас вперед, а казалось, что она летит вбок. Это смещение параллакса, но как оно могло произойти, если я не снимал кассету с оси?
— Бог с ним, Дюк. Поставь другую кассету.
— Точно. Угол зрения будет другой, и мы все увидим, даже если я эту кассету испортил, — Дюк сменил кассету. — Первую часть пустим быстро, а конец замедлим?
— Годится.
Когда бутылка оказалась в руках у Джилл, Дюк замедлил просмотр. Бутылка поплыла по направлению к Харшоу. Дюк выругался.
— Со второй камерой тоже что-то не в порядке.
— Да?
— Камера была установлена под таким углом, что бутылка должна была вылететь из кадра влево, а полетела в глубину кадра. Вы видели?
— Да.
— Этого не может быть!
— Что значит «не может быть», если так было? Интересно, если бы вместо камер стояли радары, что бы они показали?
— Откуда я знаю? Нужно осмотреть камеры.
— Не нужно.
— Как так?
— Дюк, камеры исправны. Скажи, что перпендикулярно всему остальному?
— Я плохо разгадываю шарады.
— Это не шарада. Я мог бы отослать тебя к мистеру Квадратусу из Планиметрик-Сити, но я тебя пожалею. Итак, что перпендикулярно всему на свете? Ответ: два тела, бутылка и пистолет.
— Что-то вы туманно выражаетесь, босс.
— Я никогда еще не выражался более ясно. Вместо того, чтобы искать неисправности в камерах, которые не показали тебе ожидаемого, постарайся поверить увиденному. Давай посмотрим остальные фильмы.
Ничего нового для себя Харшоу из этих фильмов не почерпнул. Пепельница, висящая под потолком, не попала в кадр, было заснято лишь ее неторопливое возвращение. Изображение пистолета было очень маленьким, но, насколько Харшоу разобрал, пистолет исчез в пространстве, не перемещаясь. Наводя пистолет на Смита, Харшоу крепко держал оружие, поэтому результатом он остался доволен, если здесь уместно слово «доволен».
— Дюк, мне нужны копии.
Дюк замялся.
— Я еще не уволен?
— Черт возьми! Нет, с условием, что ты будешь есть за общим столом. Постарайся забыть свои предрассудки и слушай.
— Слушаю.
— Когда Майк просил позволения съесть мое старое жилистое мясо, он оказывал величайшую из известных ему почестей. Да, по единственному известному ему закону, это — честь. Если можно так выразиться, Майк всосал это с молоком матери. Он оказал мне величайшее доверие и просил о величайшем одолжении. Ему все равно, что об этом думают в Канзасе, он мерит жизнь теми мерками, которые ему преподали на Марсе.
— По мне лучше канзасские.