— Он доволен тобой. Поцелуй сестру, стоящую справа…
— Архангел Фостер любит тебя. Поцелуй сестру, сидящую слева…
— Он хочет сказать кое-что одному из нас…
Женщина сказала что-то еще. Дигби не расслышал.
— Что? Громче, прошу вас.
Она что-то забормотала и забилась в рыданиях.
Дигби выпрямился и улыбнулся.
— Архангел передал послание пилигриму с другой планеты, Человеку с Марса Валентайну Майклу Смиту. Где ты, Валентайн Майкл? Встань!
Джилл хотела остановить Майка, но Джубал буркнул:
— Лучше не сопротивляться. Пусть встанет. Помаши им рукой, Майк. Садись.
Майк помахал рукой и сел, удивленный тем, что люди начали скандировать: «Человек с Марса! Человек с Марса!». Майку было неловко: он не понимал многих славословий, его смущал шум. Наконец служба в честь Человека с Марса прекратилась, верховный Епископ передал бразды правления молодому пастору и ушел. Бун поднялся.
— Пора идти, ребята. Лучше выйти, пока вся толпа не повалила.
Они шли через замысловатое сплетение арок. Джубал спросил:
— Мы идем на стоянку? Я велел водителю подождать нас.
— Мы идем на аудиенцию к Верховному Епископу.
— Что? Нам пора домой!
— Как вам не стыдно, доктор, — возмутился Бун. — Нужно ведь засвидетельствовать почтение человеку, который пригласил вас в гости!
Джубал сдался.
— Там хоть народу не будет? Парень и так перегружен впечатлениями.
— Только Верховный Епископ Дигби.
Бун втолкнул их в лифт; через минуту они вошли в приемную Дигби. Открылась дверь, Дигби поспешил навстречу гостям.
— Простите, что заставил вас ждать. Принимал душ. Вспотел, сражаясь с Сатаной. Так вот он какой, Человек с Марса! Благослови тебя Господь, сын мой. Добро пожаловать в дом Господа. Архангел Фостер просил тебя быть как дома. Он наблюдает за тобой.
Майк не отвечал. Джубал с удивлением отметил, что Дигби очень низенький. Наверное, к прихожанам выходит на каблуках. А может, дело в освещении. Епископ напоминал Джубалу торговца подержанными машинами: сердечная улыбка, радушные манеры. Мешала только козлиная бородка а-ля Фостер. Нет, он похож на кого-то конкретного. Ах, да! Саймон Магус, давно почивший муж Бекки Вези. Джубал сразу же почувствовал к священнику расположение. Саймон был очаровательный человек.
Дигби уже очаровывал Джилл.
— Не становись на колени, дочь моя. Мы говорим, как друзья.
Послушав еще, Джилл поразилась: он почти все о ней знает.
— Я преклоняюсь перед твоим призванием, дочь моя. Архангел Фостер завещал нам избавлять тело от страданий, чтобы душа могла предаваться поискам истины. Я знаю, что ты еще не вошла в нашу семью, но твое дело освящено Господом. Мы спутники в дороге на небеса.
Епископ обратился к Харшоу.
— Вы также наш друг и попутчик, доктор. Архангел Фостер говорит, что Господь велит нам быть счастливыми. Очень часто я, в минуту усталости или тяжких раздумий, обращаюсь к вашим книгам. Они возвращают мне душевное равновесие.
— Благодарю вас, Епископ.
— Ваши произведения дарят людям счастье. Я велел выяснить ваше предназначение. Я понимаю, что вы неверующий, но даже Сатана имеет определенное место в Великом Плане, начертанном Господом. Вам еще не пришло время уверовать. Но из своих страданий и печалей вы ткете счастье для других. Впрочем, довольно. Я пригласил вас не за тем, чтобы вести теологические споры. Мы ни с кем не спорим. Мы ждем, пока человек сам увидит свет веры, и принимаем его в ее лоно. Давайте посидим и побеседуем, как добрые друзья.
Джубалу пришлось признать, что этот жулик — хороший хозяин. Кофе, коньяк, закуска — все было высшего качества.
Майк нервничал, особенно, когда Дигби отвел его в сторону, чтобы поговорить наедине. Но, в конце концов, парню нужно учиться общаться с людьми.
Бун показывал Джилл ковчег с фостеритскими святынями; Джубал наблюдал за ними, намазывая на хлеб паштет из печенки. Где-то рядом щелкнул замок, Харшоу оглянулся: ни Епископа, ни Майка в комнате не было.
— Где они, Сенатор?
— Кто, доктор?
— Епископ Дигби и мистер Смит.
Бун указал на дверь в стене.
— Они удалились в комнату для частных аудиенций. Разве Верховный Епископ вам ее не показывал?
— Ах, да, — вспомнил Харшоу, — это комната со стулом на подставке, то бишь троном, и скамеечкой для коленопреклонения.
Интересно, подумал он, кто будет сидеть на троне, а кто — стоять на коленях? Если Епископ заведет с Майком разговор о религии, ему придется снова принимать душ.
— Надеюсь, они скоро вернутся.
— Вероятно. Мистер Смит имеет право сказать Епископу пару слов наедине. Я велю водителю вашего автобуса подъехать прямо к выходу из покоев Епископа. Это сэкономит вам добрых десять минут.
— Очень мило с вашей стороны.
— Поэтому не стоит торопить мистера Смита, если он хочет излить душу. Я выйду, позвоню, — Бун ушел.
— Джубал, мне это не нравится, — встревожилась Джилл. — Они специально развели нас в разные стороны, чтобы поймать Майка одного.
— Очевидно.
— Какое право они имеют! Я сейчас ворвусь к ним и скажу Майку, что пора идти.
— Пожалуйста, если хочешь быть похожей на клушу. Если Дигби вздумал обратить Майка, то выйдет как раз наоборот. Убеждения Майка трудно поколебать.
— Все равно мне это не нравится.
— Расслабься. Жуй.
— Я не хочу есть.
— Если бы я отказался бесплатно пожевать, меня бы выгнали из Лиги писателей, — Харшоу поддел вилкой кусок ветчины, положил его на хлеб, намазанный маслом, добавил зелень и впился в бутерброд зубами.
Прошло десять минут, Бун не возвращался. Джилл решительно встала.
— Джубал, я забираю Майка.
— Вперед.
Джилл подошла к двери.
— Заперто.
— Разумеется.
— Что делать? Выбить?
— Будь здесь команда крепких парней с тараном, можно было бы попробовать. Не в каждом банке есть такая дверь.
— Что же делать?
— Постучи, если хочешь. Я гляну, что делает Бун.
Джубал выглянул в коридор и увидел, что Бун возвращается.
— Извините, — сказал Бун, — водителя на месте не было, посылал херувима его искать. Он завтракал в Комнате Счастья.
— Сенатор, — попросил Джубал, — нам пора идти. Будьте добры, скажите об этом Епископу Дигби.
— Я не имею права входить в комнату частных аудиенций, но если вы настаиваете, я позвоню.
— Пожалуйста, позвоните.
Буну не пришлось звонить: дверь открылась и вышел Майк.
Джилл взглянула ему в лицо и вздрогнула.
— Майк, ты в порядке?
— Да, Джилл.
— Я скажу Епископу, что вы уходите. — Бун вошел в комнату для личных аудиенций и тут же вышел.
— Верховного Епископа нет, вероятно, ушел к себе. Как коты или повара, Верховные Епископы уходят, не прощаясь. Шутка. Он говорит, что лишнее «до свидания» не делает человека счастливее. Не обижайтесь.
— Что вы! Спасибо за интересную экскурсию. Провожать не нужно, мы выберемся сами.
Глава 24
На улице Джубал спросил:
— Майк, что ты об этом скажешь?
— Я не вник, — нахмурился Майк.
— Не ты один, сынок. Что говорил тебе Епископ?
Майк долго думал, наконец сказал:
— Брат мой Джубал, мне нужно подумать, прежде чем я вникну.
— Ну-ну.
— Джубал, — спросила Джилл, — как это получается? Не церковь, а сумасшедший дом!
— Увы, Джилл, это церковь. Концентрированное выражение нашего времени.
— Что-что?
— Новое Откровение — ерунда. Ни у Фостера, ни у Дигби нет оригинальных идей. Они собрали старые уловки, подкрасили их новыми красками и наладили бизнес. Процветающий бизнес, должен сказать. Не хотел бы я дожить до того времени, когда их религия станет обязательной для всех.
— О, нет!
— О, да! Гитлер начал с мелочей и в результате заработал ненависть. Дигби умнее: он торгует счастьем, причем оптом. А я приторговываю в розницу, — Джубал поморщился. — Я должен его возненавидеть, но он напомнил мне, что мы союзники, и я его полюбил. Он знает, что нужно человеку: счастье. Мы пережили столетие страха и нечистой совести, а Дигби говорит, что бояться нечего, ни сейчас, ни потом: Бог велит быть счастливыми. Изо дня в день он талдычит: не волнуйтесь, будьте счастливы.
— Но он много работает…
— Ха! Он много играет.
— Нет, у меня создалось впечатление, что он искренне верит, что он посвятил жизнь…
— Не смеши! Из всей чепухи, которой нам запудривают мозги, самая вредная — альтруизм. Люди всегда делают только то, что хотят. Если человеку трудно сделать выбор, если шаг в какую-нибудь сторону выглядит, как жертва, будь уверена: страдания человека в этот момент ничуть не благороднее, чем муки жадности. Они происходят от необходимости отказаться от одной из двух желаемых возможностей. Работяга всегда страдает, когда у него появляется лишний доллар: выпить на него пива или купить конфет детям. Он сделает то, что более приятно и менее затруднительно. По большому счету и негодяй, и святой ведут себя одинаково. Дигби тоже. Святой он или негодяй — он сам это выбрал, потому что это ему приятно.
— И все же, он святой или негодяй?
— Не все ли тебе равно?
— Ах, Джубал! Не старайтесь быть циничнее, чем вы есть!
— Пожалуй, ты права. Будем надеяться, что негодяй, потому что святой в своей святости может наделать еще больше бед. Опять скажешь, что я циник? Скажи лучше, что тебе не понравилось в их службе?
— Абсолютно все. Не называй это безобразие службой.
— Ты хочешь сказать, что их служба не похожа на то, что ты видела в своей церкви в детстве? Мусульманская служба на это тоже не похожа. И иудейская, и буддистская.
— Конечно, но то, что делают фостериты, вообще ни на что не похоже. Игровые автоматы, бар… Это недостойно!
— А что достойно? Храмовая проституция?
— ?!
— Восьминогий и двухголовый зверь в церкви так же неприличен, как и везде. Церковь, отвергающая секс, долго не существует. У танцев в честь Бога долгая история. Религиозному танцу не нужно быть красивым: церковь — не Большой Театр; он должен быть страстным… Следуя твоей логике, нужно объявить неприличным индусский танец дождя.