— Майк, дорогой, смеяться нужно, когда хорошо, а не когда больно.
— Разве? Вспомни Лас-Вегас: смеялся кто-нибудь, когда ты выходила на сцену?
— Н-нет…
— А ведь людям было приятно смотреть на тебя и других девушек. Если бы они смеялись, вам было бы больно. Но они смеялись, когда клоун спотыкался и падал или когда случалось еще что-то нехорошее.
— Не все над этим смеются.
— Не все? Наверное, я еще не полностью вник… Ладно, расскажи мне что-нибудь смешное: анекдот, случай из жизни, — над которым ты хохотала, а не просто улыбалась. Мы поищем в нем грустное и посмотрим, над чем ты больше смеешься: над веселым или над грустным. Мне кажется, когда обезьяны научатся смеяться, они станут людьми.
— Возможно, — Джилл задумалась.
Нет, анекдоты — это враки. Джилл принялась вспоминать смешные случаи из жизни и обнаружила, что Майк прав: они не смешные, а грустные. А уж как шутят врачи — их надо в клетки посадить за такие шутки. У Эльзы Мэй когда-то пропали трусики… Эльзе тогда было совсем не смешно.
Джилл угрюмо проговорила:
— Ты прав: человек смеется, когда его ближний падает и разбивает нос. Чувство юмора не украшает человеческое племя.
— Напротив! Я думал, то есть, мне говорили, что смешное — это хорошее. Это не так. Человеку, с которым случается «смешное», не смешно. Голый шериф не смеялся. Хорошее — это сам смех. Я вникаю, что смех — это мужество, это помощь в борьбе с болью, стыдом и неудачами.
— Но, Майк, смеяться над теми, кому больно, нехорошо!
— Конечно. Я смеялся не над маленькой побитой обезьянкой, а над нами — людьми. А когда я понял, что смеюсь, что я человек, я уже не мог остановиться, — он помолчал. — Это трудно объяснить: ты не жила на Марсе. Там не над чем смеяться. На Марсе запрещено или вообще невозможно то, над чем люди смеются. На Марсе нет того, что ты называешь «свобода», там все распланировано Старшими Братьями. Там есть вещи, над которыми люди смеялись бы, но марсиане над ними не смеются. Это, например, смерть.
— Что смешного в смерти?
— Почему же о ней так много анекдотов? Для нас, людей, смерть так страшна, что мы должны над ней смеяться. Религии противоречат друг другу по всем вопросам, кроме одного: они пытаются помочь человеку не бояться смерти и накануне ее смеяться над нею.
Майк замолчал, и Джилл почувствовала, что он на грани транса.
— Джилл, может быть, я неправильно к ним подходил? Может быть, все религии правы?
— Это невозможно. Если права какая-то одна, все остальные неправы.
— Покажи мне кратчайший путь вокруг Вселенной! Куда бы ты ни показала, всегда покажешь кратчайший путь, и всегда на себя.
— Майк, ты мне ничего не докажешь. Ты уже дал мне ответ на все вопросы. Ты есть Бог.
— И ты есть Бог, моя дорогая. Все религии с этим согласны, значит, все они правы.
— Если они все правы, то почему бы не воздать почести, например, Шиве? Прямо сейчас.
— Язычница! Тебя выгонят из Сан-Франциско.
— А мы и так едем в Лос-Анджелес, там на это не обращают внимания. Ты есть Шива!
— Танцуй, Кали, танцуй!
Ночью Джилл проснулась и увидела, что Майк стоит у окна.
«Что случилось, брат?»
Он обернулся.
— Почему они такие несчастные!
— Поедем домой, милый. Тебе вредно жить в большом городе.
— Я и дома буду их чувствовать. Боль, голод и вражда — зачем им такая жизнь? Это так же глупо, как драка обезьян в клетке.
— Милый, ты в этом не виноват!
— Виноват!
— Майк! Так живут пять миллиардов людей. Ты не сумеешь всем помочь.
— Почему не сумею? Надо подумать.
Он отошел от окна и сел рядом с ней.
— Я понял их и могу с ними говорить на их языке. Мы сделаем такой номер, что болваны животики надорвут от смеха. Я уверен.
— И правда, давай сделаем. Пэтти будет рада. И я. Мне очень нравилось в цирке, а теперь, когда Пэтти наш брат, мы будем там, как дома.
Майк не отвечал. Джилл настроилась на него и почувствовала, что он что-то обдумывает. Она ждала.
— Джилл, что нужно сделать для обращения в веру?
Часть четвертаяГОЛОВОКРУЖИТЕЛЬНАЯ КАРЬЕРА
Глава 30
На Марс прибыла первая смешанная группа колонистов. Шестеро из двадцати трех первопроходцев, оставшиеся в живых, отправились домой. Вновь прибывшие проходили специальную подготовку на высокогорной базе в Перу. Президент Аргентины, захватив два чемодана, бежал в Монтевидео. Новый президент обратился в Верховный Суд с просьбой вернуть если не предшественника, то хотя бы унесенные им чемоданы. Состоялись похороны Эгнес Дуглас. Средства массовой информации отмечали твердость, с которой Генеральный Секретарь перенес постигшую его утрату. Лошадь по кличке Инфляция выиграла дерби в Кентукки при ставке пятьдесят четыре к одному. Двое постояльцев «Колони Аэротель» дематериализовались: один добровольно, другой — вследствие сердечного приступа. В Соединенных Штатах вышло подпольное издание книги «Дьявол и Преподобный Фостер». Все экземпляры, обнаруженные властями, были сожжены, а набор уничтожен. Ходили слухи (ложные), что один экземпляр первого издания в Британском музее, а второй (что соответствовало действительности) — в Ватикане, но выдается лишь ученым-богословам.
В Теннесси выдвинули законопроект, в котором предлагалось считать число «пи» равным трем. Автором законопроекта выступал комитет народного образования. Нижняя палата сената приняла его без возражений, верхняя замяла. В Арканзасе межцерковная фундаменталистская группа открыла офис и стала собирать пожертвования для отправки миссионеров на Марс. Доктор Джубал Харшоу сделал пожертвование, но отправил его на имя и адрес редактора журнала «Новый гуманист», который был его хорошим знакомым и закоренелым атеистом.
Больше Джубалу нечем было развлечься: разговоров о Майке было много, а сам он дома не появлялся. Джубал радовался, когда Джилл и Майк приезжали, живо интересовался делами Майка, но такая возможность редко ему выпадала.
Джубал не огорчился, когда Майка изгнали из Теологической Семинарии разъяренные богословы: одни потому, что верили в Бога, другие потому, что не верили. В следующий раз будет знать, что с теологами лучше не связываться, особенно если ты марсианин.
Не волновался Харшоу и тогда, когда Майк под вымышленным именем нанялся на службу в Вооруженные Силы Федерации. Он знал, что ни один сержант не успеет Майку сильно надоесть, а о судьбе Вооруженных Сил Федерации и вовсе не беспокоился. Джубал был консерватором, и, когда Вооруженные Силы Соединенных Штатов прекратили свое существование, сжег свой мундир.
Майк прослужил целых три недели и — удивительно — не наделал большого шума. Он всего лишь стал проповедовать отказ от силы. В самом деле, зачем оружие, если избыток населения можно ликвидировать с помощью каннибализма? Он предложил себя в качестве мишени для любого оружия и пообещал доказать, что оружие бессильно против личности, организованной должным образом.
Силу личности Майка никто испытывать не стал. Его выгнали.
Дуглас позволил Харшоу ознакомиться со сверхсекретными документами, фиксирующими обстоятельства прохождения рядовым Джонсом (Человеком с Марса) воинской службы. Документы содержали весьма противоречивые отчеты о поведении рядового Джонса на стрельбище. Джубал удивился: некоторые свидетели имели мужество заявить, что оружие на их глазах исчезало.
Заключение гласило: «Рядовой Джонс является прирожденным гипнотизером и может быть полезным разведке. Использовать его в каком-либо другом роде войск возможным не представляется. Однако низкий коэффициент умственного развития и параноидальные тенденции делают привлечение Джонса к какой-либо воинской службе нежелательным».
А Майк сумел получить удовольствие даже от службы в армии. Во время парада, состоявшегося в последний день его службы, командующий парадом и его свита вдруг оказались по колено в одном из продуктов человеческой жизнедеятельности, пресловутом у солдат, но нечастом на торжествах. Через несколько секунд остался лишь запах и неприятные воспоминания о массовой галлюцинации. Джубал думал, что у Майка, пожалуй, грубоватый юмор, но потом вспомнил молодость, медицинский факультет и признал, что он, Харшоу, был не лучше.
Бесславная военная карьера Майка доставила Джубалу даже радость: Джилл три недели сидела дома.
Майк и вовсе не смутился; вернувшись из армии, он хвастался, что добросовестно выполнял наказ Джилл и не отправил в перпендикулярное пространство ни одного человека, а только пару мертвых вещей. А как хотелось сделать Землю более уютной для жизни! Что за странные желания у Джилл! Харшоу не спорил: у него был длинный список людей, без которых ему на Земле стало бы уютнее.
Джубалу казались странными религиозные увлечения Майка. Преподобный доктор В. М. Смит, бакалавр искусств, доктор философии, основатель и жрец Вселенской церкви! Чушь собачья! Настоящий джентльмен должен уважать чужую личность и не имеет права лезть человеку в душу.
Самое страшное — когда Майк заявлял, что идею Вселенской церкви подсказал ему Джубал. Харшоу допускал, что мог сказать подобное, но не помнил, когда и что именно говорил.
От печальных размышлений его оторвала Мириам.
— Босс! Гости пришли.
Джубал увидел заходящую на посадку машину.
— Ларри, неси ружье! Я поклялся застрелить всякого, кто посмеет приземлиться на мои розы.
— Он садится на траву.
— Ладно, в следующий раз сядет на розы, тогда и застрелим.
— Это, кажется, Бен Кэкстон.
— Не кажется, а точно. Что будешь пить, Бен?
— Ничего, я приехал поговорить.
— Мы уже говорим. Доркас, принеси Бену стакан молока, он сегодня нездоров.
— Нальешь молоко из бутылки с тремя звездочками, — уточнил Бен. — Джубал, у меня к тебе деликатный разговор.
— Ну что ж, если ты считаешь, что нам поможет уединение в моем кабинете, милости прошу.
Бен поприветствовал всех домочадцев и