Зачем же выставлять себя на посмешище?
Я попробовал объяснить это стоявшей рядом девушке. Сказал, что, даже если рассказ мне понравится, я все равно ничем не смогу помочь ей. Покупать его я не собираюсь. Но она оказалась на редкость настырной, и я опорожнил еще два бокала мартини, прежде чем мне удалось избавиться от нее. В конце концов я обещал, если выдастся несколько свободных минут, заглянуть к ней утром, чтобы познакомиться с ее творением. По правде говоря, я не думал, что у меня найдется для нее время, и она это, похоже, поняла.
Она отошла от меня и направилась в другой конец гостиной попрощаться с хозяином и хозяйкой. Я отыскал глазами свою жену, разговаривавшую с Тиной.
Остановившись в дверях, я смотрел на них. Две привлекательные, хорошо воспитанные, со вкусом одетые женщины впервые встретились в гостях у общего знакомого и сейчас вели оживленную беседу, испытывая легкую взаимную неприязнь.
— Да, во время войны он работал в Управлении по связям с общественностью, — услышал я, приблизившись, слова Бет. — Во время очередного задания, — кажется, это было где-то близ Парижа — джип, на котором он ехал, перевернулся, и он получил серьезную травму. Его привезли в Вашингтон для лечения, я как раз работала в службе организации досуга военнослужащих. Там мы и встретились… Дорогой, мы как раз говорим о тебе!
Она выглядела очень мило — молодая и невинная. О нашей легкой размолвке она уже забыла. Глядя на нее, я в очередной раз подумал, что, женившись на ней, проявил хороший вкус. Обернувшись, Тина улыбнулась мне:
— Во время войны вы служили в Управлении по связям с общественностью? Наверное, это было очень интересно, но иногда опасно?
Я понимал, что в душе она потешается надо мной.
— В нашем управлении в автокатастрофах погибло больше народу, чем от вражеских бомб, мисс Лорис. Я до сих пор вздрагиваю, когда мимо проезжает джип. Сказывалась, наверное, усталость водителей, потому машины так часто опрокидывались.
— А после войны начали писать?
Она продолжала издеваться надо мной. Я не сомневался, что перед тем, как явиться сюда, она детально ознакомилась с моим досье. Возможно, она даже знала обо мне больше, чем я сам. Эта игра в присутствии моей супруги забавляла ее.
Я сказал:
— Видите ли, до службы в армии я некоторое время работал в газете. Меня уже тогда заинтересовала история юго-западных штатов… А то, что я увидел во время войны, хотя непосредственно в боевых действиях и не участвовал, привело меня к мысли об отсутствии коренных различий между борьбой С нацистами в непролазной грязи под проливным дождем и кровавыми стычками с апачами в безводных пустынях. Вернувшись в газету, я в свободное время пробовал себя в беллетристике. Бет тогда тоже работала, через пару лет меня стали печатать. Так все и получилось.
Тина сказала:
— Вам повезло, мистер Хелм, у вас чуткая супруга. — Обернувшись, она улыбнулась Бет: — Не у каждого начинающего писателя есть такая помощница.
Ответив какими-то приличествующими случаю скромными словами, Бет незаметно подмигнула мне, но в данной ситуации это не показалось мне забавным. В голосе Тины звучало знакомое мне покровительственное высокомерие — она была коршуном среди цыплят, волком среди овец.
Потом я ощутил позади движение, и появился Лорис. В одной руке он держал свою широкополую шляпу, в другой — меховую накидку Тины.
— Извините, но я вынужден нарушить вашу оживленную беседу. Нас ждут на ужин в другом конце города. Ты готова, дорогая?
— Да, — ответила Тина. — Только попрощаюсь с Дарреллами.
— Хорошо, но поторопись. Мы и так опаздываем.
Он определенно давал ей понять, что нечто весьма важное срочно требует ее внимания. И хотя она безусловно понимала значение его слов, тем не менее неторопливо расправляла свою накидку, продолжая безмятежно улыбаться, как это делают женщины, демонстрируя нежелание идти на поводу у нетерпеливых мужей. Когда они удалились, Бет взяла меня за руку:
— Эта женщина мне не понравилась. Ты заметил какая у нее роскошная норка?
— Я хотел подарить тебе норку, когда мы последний раз были при деньгах, — сказал я, — но ты предпочла вложить их в новую машину.
— И он мне не нравится, — продолжала Бет. — Наверное, он ненавидит маленьких детей и отрывает крылышки мухам.
Вопреки своей внешности наивной девушки, временами моя супруга бывает проницательнее многих. Когда мы шли к выходу, я думал о том, что заставило Тину и ее спутника столь стремительно удалиться. А впрочем, это не моя проблема. Я надеялся, что так оно и останется.
VI
Фрэн Даррелл поцеловала меня на прощание. В порядке взаимности Амос поцеловал Бет.
Надо отдать должное Амосу — его поцелуи вызывали наименьшее возражение со стороны супругов, поскольку представляли собой лишь символическое прикосновение губ к щеке. Наверняка он пошел на подобную уступку местному обычаю, уступив настойчивым просьбам Фрэн, которая сумела убедить его, что, отказавшись от лобзаний, он кровно обидит ее друзей.
Во всем, что касается этикета, Амос беспрекословно подчиняется супруге — для него самого это темный лес.
Выполнив свой долг, он продолжал со скучающим видом стоять у двери в то время, как женщины обменивались прощальными словами. Я стоял рядом и внезапно ощутил непреодолимое желание сказать ему, чтобы он поскорее возвращался в дом. Ученый его калибра не должен торчать без нужды в ярко освещенном дверном проеме, представляя собой превосходную цель для снайперов, целый полк которых мог укрыться за стволами кедров. Возможно, мои опасения были беспочвенными, но появление Тины и Лориса заставило мой мозг работать в этом направлении. Конечно, люди Мака не представляли угрозы Амосу, однако само их присутствие означало надвигающуюся опасность.
— Я очень рада, что вы пришли, — сказала Фрэн, — но покидаете вы нас слишком рано. Желаю удачной поездки, Мэтт.
— И тебе того же, Фрэн, — сказала моя супруга.
— Спасибо, мы еще увидимся до нашего отъезда.
— Надеюсь. Я сама не своя от зависти, — сказала Бет. — Спокойной ночи.
Дарреллы возвратились в дом, с ними ничего не произошло, а мы с Бет не спеша двинулись к ее огромному темно-бордовому «стейшн-вэгону», блестевшему в темноте на все четыре тысячи долларов, которые мы за него уплатили.
— Куда они собрались? — спросил я.
— В Вашингтон на следующей неделе, — ответила Бет. — Я думала, ты знаешь.
— Амос был в Вашингтоне всего два месяца назад.
— Да, но ему удалось сделать какое-то важное открытие, и он едет для специального доклада. Фрэн отправляется с ним, они навестят ее родителей в Виргинии и заедут в Нью-Йорк, чтобы немного развлечься.
В ее голосе звучала легкая грусть. Настоящая цивилизация для нее по-прежнему заканчивалась где-то далеко к востоку от Миссисипи. Попадая в Нью-Йорк, она неизменно испытывала огромное наслаждение, хотя у меня этот город не вызывал ничего, кроме ярко выраженной клаустрофобии.
— Если все пойдет нормально, — сказал я, — зимой мы тоже прогуляемся по Нью-Йорку. А сейчас давай немного покатаемся. Миссис Гарсия уже уложит детей к тому времени, как мы вернемся.
Я не хотел возвращаться домой. Перед глазами у меня стояла Тина, подававшая мне сигнал готовности. От меня требовали, чтобы я был дома. И один — в своем кабинете или другом месте, где со мной можно будет войти в контакт. Но я не желал контакта с прошлым.
Выехав из города, я погнал хромированного монстра в горы, где рассчитывал расслабиться, забыть о Тине, о ее внезапном появлении. Но прошлое не желало ослаблять хватки. Из глубин памяти перед моим мысленным взором возник большой черный «мерседес», который я украл на окраине Левенштадта, — это задание я получил уже после того, как распрощался с Тиной и потерял ее след. Я мчался на «мерсе» с бешеной скоростью, — наверное, поэтому и возникла сейчас эта ассоциация — и, когда взглянул на спидометр, стрелка стояла на отметке 180 километров, что в переводе на мили составляет больше ста. Машина шла изумительно плавно, передачи переключались бесшумно и мягко, словно шестерни покрывал бархат, и мне казалось, что я не еду, а плыву в облаках.
И хотя я пришел в ужас от сумасшедшей скорости на грунтовой дороге, впредь меня величали не иначе, как адским водителем, и при последующих операциях за баранку сажали только меня. После войны я никогда не встречал своих пассажиров и не горел желанием увидеть их вновь. Думаю, большинство из них тоже не испытывало ко мне нежных чувств, но пока мы работали одной командой, дело спорилось.
Мы никогда не сбивались с графика и расставляли снайперов в оговоренных местах точно по времени. Мак не позволял нам работать вместе подолгу. Одно-два задания — и он перетасовывал группы или посылал людей на одиночные задания. У людей — даже таких, какими были мы, — могут проявляться со временем не только ненависть, но и взаимные симпатии. Кто мог гарантировать, что вопреки строжайшему приказу какой-нибудь сентиментальный недоумок не пожелает бросить на верную смерть в тылу врага своего товарища, позволившего всадить в себя пулю или сломать ногу. Мак не мог подвергать опасности всю операцию из-за подобных пустяков.
Я вспомнил, как однажды мне пришлось решать похожую проблему в маленьком отряде, которым я командовал. Я решил ее так, как предписывала инструкция, ведь не станешь на вражеской территории рыдать над тяжелораненым, как бы дорог тебе он ни был. Правда, весь обратный путь я непрерывно оглядывался, не уверенный в одобрении других членов группы. Впрочем, я всегда оглядываюсь…
— Мэтт, — негромко спросила меня жена, — Мэтт, что с тобой?
Я тряхнул головой и, повернув руль, повел машину по грунтовой дороге, которая на вершине холма соединялась с шоссе. «Стейшн-вэгон» по всем параметрам уступал «мерседесу». Длинная машина неистово вихляла, я практически потерял контроль над рулем и тормозами. Из-под колес веером вылетала галька. Наконец машину развернуло, и она встала среди сосен.